Натали улыбнулась его словам, и в ее глазах Джулиан не нашел ни капли ревности. – В двадцать два я переехал в Сан-Франциско и недолго встречался с тремя другими девушками, прежде чем познакомился с Самантой. Это были мои самые серьезные отношения, мы встречались около года. Однако закончилось все плохо. Она, безусловно, догадывалась, что я чего-то не договариваю, и в отсутствие правды вообразила, будто я изменяю и лгу. Мы расстались год назад. Наблюдая, как она переваривает информацию, Джулиан поставил перед ней тарелку сливочного супа. – Ты ее любил? – мягко поинтересовалась Натали. – Нет, – ответил Джулиан. – Считал, что люблю, учитывая, как долго мы были вместе, и какое-то время именно по этой причине оплакивал наш разрыв. Но, познакомившись с тобой, я понял, какими поверхностными были мои чувства к Саманте, какими искусственными. Не хочу плохо о ней отзываться, но попытки любить ее давались мне нелегко. А вот влюбиться в тебя оказалось проще некуда. Щеки Натали снова порозовели, а глаза засияли. – Спасибо тебе за такие слова. И я понимаю, что ты это сделал, чтобы я не стеснялась своей жалкой истории. Так что и за это спасибо. – Ты не обязана мне ничего рассказывать, – произнес Джулиан. – Или когда будешь готова… – Я хочу. – Натали поерзала на стуле. – Просто… мне это нужно. – Ладно, – согласился он, – тогда я слушаю. Она коротко улыбнулась и сделала большой глоток вина. – До тебя у меня был один мужчина. Кажется, я рассказывала тебе раньше… или по крайней мере что-то бормотала об этом в тот вечер, когда мы… мы почти… – Она взмахнула руками. – В общем, мои родители погибли, когда мне было восемнадцать. Я получила страховку. Немного, но достаточно. Мы жили в Сан-Диего, но я не могла там оставаться. Слишком много воспоминаний. Поэтому я отправилась на север и останавливалась в прибрежных городах на несколько недель или месяцев, пытаясь найти подходящее место. Но определенной цели не преследовала. Просто была потеряна. Джулиан легко представлял себе ее в том путешествии: одинокую, убитую горем и очень юную. У него в груди все сжалось. – Дольше всего я задержалась в Санта-Барбаре, работала официанткой в ресторане на пляже. Я прожила там два года, почти ни с кем не общаясь, посвящая все время или работе, или чтению на пляже. Когда я рассказываю, это похоже на отпуск, но на самом деле все совсем не так. Это было… ужасно. Я никогда еще не чувствовала себя такой одинокой. Джулиану хотелось подойти к ней, но девушка не нуждалась в сочувствии. «Она сильнее, чем ей кажется». – Я ощущала себя заблудившимся ребенком, – продолжила Натали. – А быть ребенком оказалось больно. У детей есть родители, которые заботятся о них. Мне же казалось, что нужно избавиться от первой половины жизни, дома, города… казалось, что, если поступлю так, просто отрублю все это, словно гниющую конечность, боль уйдет вместе с ней. Натали вздохнула и подарила ему слабую улыбку. – Мне хотелось потерять невинность, потому что она была частью старой жизни. Если задуматься, это так печально. Теперь я об этом жалею. Лучше бы я подождала. – Девушка глянула на него. – Тебя. Джулиан почувствовал, как боль в его сердце усилилась. – Это честь для меня, – тихо произнес он, отчего Натали покраснела и отвернулась. – Но тот парень… он хорошо ко мне относился, – быстро сказала она. – Лучше, чем я рассчитывала. Даже хотел снова со мной увидеться, сводить на нормальное свидание. Но нет… я поняла, что за неделю узнаю о нем все. И два дня спустя покинула Санта-Барбару. – Натали выдохнула. – Так что… вот и все мои сексуальные похождения. Короткая встреча на одну ночь и не более того. В старшей школе у меня даже не было парня, просто мальчики, с которыми я дружила. – Понятно, – отозвался он. – И я принимаю таблетки. Потому что мои месячные вроде как неконтролируемы и… ну, это на будущее. О боже, я опять мямлю, но я просто хотела, чтобы ты все это знал, чтобы не спутал мои колебания с отсутствием… э, желания… тебя. Потому что его у меня… много. – Натали прикрыла глаза рукой. – Останови меня, когда я перегну палку с красноречивым соблазнением. Джулиан рассмеялся и обошел стойку, чтобы обнять ее за талию и поцеловать. На вкус губы Натали были как вино, а под ним скрывалась притягательная сладость, которой он не мог насытиться. – Все в тебе – красноречивое соблазнение. Девушка запустила пальцы ему в волосы и притянула ближе для еще одного поцелуя, который мог бы снова отправить их в спальню, но она отстранилась. – Ужин остынет, а пахнет он слишком хорошо, чтобы во второй раз оставить его без внимания. И мне хочется послушать о твоей жизни, о твоей матери. И об отце. Обо всем, что ты готов мне рассказать. И может, – Натали хитро улыбнулась, – немного о книгах. – Любопытная, да? – О, у меня всего лишь миллиард вопросов. Не так уж и много. – История моей юности повествует о том, что привело к созданию «Выше». Этого пока хватит? – Она молча кивнула, и Джулиан понял, что тяжесть его откровения снова поразила ее, стирая легкомыслие. – Все нормально, – заверил он. – Когда я закончу, это уже перестанет казаться таким странным. Она слабо улыбнулась. – Кто бы говорил… Рафаэль Мендон. Глава 17 Они ушли на диван. Джулиан улыбнулся, когда Натали подобрала ноги под себя и обратила на него внимательный взгляд, но немного замешкался. Он мысленно пробежался по истории своей жизни, упорядочил ее и задумался, насколько больно будет вытащить ее на свет божий. «Не важно, – осознал он. – Натали заслуживает всю правду, а моя мать заслуживает того, чтобы ее помнили». Однако его история начиналась с отца. Он сделал большой глоток вина и начал. Джулиан поведал ей, как Кристофф Ковач с юных лет был одержим страстью к путешествиям, как оказался в Колумбии, где и повстречал Алэйну. Три года счастливых скитаний, а потом она забеременела и захотела где-то осесть, а Кристофф не мог на это пойти или не желал. – Он подолгу отсутствовал, присылал деньги, когда мог или хотел. И однажды его отсутствие затянулось настолько, что стало понятно: он уже не вернется. Связь прервалась. Мы шесть лет не получали от него новостей. И все же мать не позволяла никому в моем присутствии плохо о нем отзываться. Она считала грехом очернять образ кого-то из родителей в сознании детей. Но я знал. С раннего возраста знал. Я слышал, как она плачет по ночам. Джулиан глотнул еще вина, почти не ощутив его вкуса, и заговорил о том дне, когда отец вернулся, больной и бледный. – Мне было десять, и я решил, что мы снова станем семьей, но он серьезно болел. Через месяц его сердце не выдержало, и он умер. – Быстро, как молния, – пробормотала Натали и протянула ему руку. Джулиан благодарно сжал ее. – Во время длительных отлучек отца и после его смерти мама работала горничной в роскошных отелях Сан-Хуана, в Пуэрто-Рико. Она тяжело трудилась по многу часов, пока я учился в школе, хотела, чтобы я получал хорошие оценки и в итоге поступил в колледж. Из школы я возвращался домой, в нашу убогую четырехкомнатную квартиру, делал домашние задания и писал. Большую часть дня и по вечерам я оставался один и потому создавал миры, которые не были настолько пустыми. Уже в средней школе стало понятно, что я… – Гений? – вставила Натали с легкой улыбкой. – Я собирался сказать «опережаю свой класс», – ответил Джулиан. – Но мама не могла оплатить частную школу, а стипендии для детей того возраста мало кому выдавали. Так или иначе, я учился в довольно неплохой государственной школе. Одна добрая учительница, миссис Руиз, в шестом классе купила мне стопку черно-белых тетрадей, и с тех пор черновики романов я пишу только в них. Просто не могу иначе. Может показаться странным, но мне не хочется менять многое из тех времен, когда моя мать была жива. Не хочу терять еще больше связанного с ней, чем уже потерял. – Не вижу ничего странного, – утешила его Натали, стирая слезу со щеки. Джулиан просто кивнул и прочистил горло. – Я не задержался в школе надолго. Как только смог, сдал экзамены, чтобы начать работать. В то время мы жили в Тампа-бей, и раньше мама запрещала мне подрабатывать, чтобы я мог сосредоточиться на своих книгах. Свидетельством ее надвигающейся болезни было то, что она не возражала, когда я окончил школу и пошел на работу, а похлопала меня по руке и сказала, что я хороший сын. Но мне все равно казалось, что я делаю недостаточно. Говорят, не стоит писать или создавать произведения искусства только ради денег. Я понимаю, что это значит. Написание книг – моя потребность. Я бы и бесплатно этим занимался. Но не в случае с первой книгой. Первая стала историей, которую мне нужно было рассказать, и способом заработать деньги, в которых мы отчаянно нуждались. Или, во всяком случае, я на это надеялся. Именно тогда я написал «Выше». Днем я работал в магазине, упаковывал продукты и выставлял их на полки, а ночью писал как одержимый, яростно, не обращая внимания на мозоли, красные глаза и головную боль. Меня подпитывали обида на отца из-за того, что он нас бросил, и паника, что время ускользает. А так и было. Когда я закончил, рак мамы уже дошел до той стадии, когда врачи начали говорить о неделях вместо месяцев. Он поразил легкие, несмотря на то что она ни разу в жизни не брала в руки сигарету. В голосе Джулиана зазвучала горечь. – Я вошел в офис «Андерхилл Пресс» в Тампе, бросил пять тетрадей на стол человека, который до сих пор является моим редактором, и спросил: «Сколько вы мне за это заплатите?» Естественно, он решил, что я сумасшедший. Семнадцатилетний парень в фартуке бакалейщика и с грязными ногтями. Но Лен – его зовут Лен Гордон – позже сказал, что увидел во мне нечто интригующее. Я оставил ему тетради, номер телефона и ушел. В тот же вечер Лен позвонил мне в хоспис и предложил немедленно заключить контракт по телефону, если смогу доказать, что сам это написал. Я процитировал ему целые абзацы, и он согласился. А «Выше» был продан. – За огромную кучу денег, надеюсь. – Огромную для нас с мамой. Через два дня Лен явился с договором. Издательство «Андерхилл Пресс» предлагало мне аванс в тридцать тысяч долларов – по современным меркам с учетом электронных книг это поразительная сумма для дебютного романа и достаточная, чтобы оплатить моей маме несколько недель или месяцев спокойствия и роскоши. В период между подписанием контракта и выпуском книги я отвез ее на Багамы. Там она сидела на пляже или возле бассейна в дорогом отеле и читала «Выше», пока все вокруг за ней ухаживали. Это было лучшее и худшее время в моей жизни: я видел, как она наслаждается солнцем и отдыхом, но понимал, что уже поздно. У нее не осталось сил, чтобы провести там дольше нескольких дней. Мы вернулись в хоспис, и она… Джулиану показалось, будто его внезапно перенесли назад во времени. Он как наяву увидел крошечную комнатку, почувствовал аромат освежителя воздуха, которым в хосписе безуспешно пытались маскировать запахи дезинфицирующих средств и болезни, вновь взглянул на хрупкое и истощенное тело матери на слишком большой для нее кровати. Он слышал каждое слово, эхом отдающееся десять лет спустя, измученный голос, когда-то такой громкий и энергичный. – Она притянула меня к себе и сказала: «Mi hijo[22], тебе нужно быть очень осторожным. Ты еще мальчик, а меня скоро не станет, и я не смогу о тебе заботиться. Твоя книга обрушится на мир и создаст приливную волну. Будь осторожным, ведь ты еще слишком молод. Дурные люди постараются воспользоваться тобой, украсть твои деньги. Женщины будут хотеть тебя из-за имени, а не души. Пообещай мне, что ты не станешь загрязнять свой прекрасный разум наркотиками или алкоголем, что не позволишь деньгам превратить тебя в того, кем ты не являешься. Пообещай, что никому не признаешься, что написал эту книгу. Обещай мне, чтобы я могла спокойно покинуть этот мир. Он взглянул на Натали. – И конечно же, я сказал «да». – Конечно, – с горящими глазами согласилась она. – Лену это не понравилось, – прочистив горло, продолжил Джулиан. – Он считал, что у него в руках выдающийся талант и это можно рекламировать. В итоге он согласился при одном условии – роман не будет публиковаться анонимно. Требовалось придумать имя. Злясь на отца, я с четырех лет звал себя Рафаэлем. Однако книгу я писал для матери, потому решил, что имя, которое дала мне она, должен услышать весь мир, а имя отца использовал в жизни, где я остался один и где никто меня не знал. – Оба имени очень красивые, – тихо заметила Натали. – Должно быть, твою мать тронул этот поступок. – Мне хочется так думать. Но на тот момент мама уже мало что понимала. Она… она умерла. Умерла прежде, чем роман напечатали, прежде чем он стал бестселлером и получил награды, прежде чем я заработал столько денег, что мог бы отвезти ее в любую точку мира, или обеспечить лучшую медицинскую помощь, или купил бы все, чего она только пожелала, или… Джулиан вытер глаза и глубоко вдохнул в попытке успокоиться. Он слышал, как всхлипывает Натали, но сейчас не мог смотреть на нее. – Вот, собственно, и все. Не самая приятная история, но я рад, что ты ее услышала. Я рад, что рассказал тебе о матери, так она будет жить не только в моем разуме и сердце. – Теперь она живет и в моем сердце, – тихо подтвердила Натали. У Джулиана все сжалось в груди, и он обратил взгляд на город за окном. Яркая россыпь огней плыла перед глазами. Он почувствовал, как Натали скользнула к нему на колени, обвила руками шею и крепко обняла. Он спрятал лицо в ее волосах, пахнущих корицей, цветочным шампунем и его собственными простынями, на которых они лежали вместе. Девушка отстранилась, чтобы подарить ему мягкий и сладкий поцелуй. – Спасибо, – прохрипел он. – Мне это было нужно. – Это еще не все, – произнесла Натали игривым тоном, чтобы отвлечь его от грустных воспоминаний. Она встала на ноги и потянула Джулиана за руку. – Пойдем. Уже поздно, а у нас есть незаконченные дела. – Правда?