— Зи, — Стиви отстраняется, и вот так песня закончилась, как и вечер. Сразу же меня обступают люди, пожимают мне руку, желают спокойной ночи. Это, мягко говоря, ошеломляет, но все, чего я хочу, это получить другой ответ от девушки, которая, кажется, все больше отдаляется от меня по мере того, как сегодняшние гости бомбардируют мое пространство. Мой взгляд продолжает скользить по красавице в голубом, но в конце концов мое внимание переключается на массу людей, которых я должен поблагодарить за то, что они пришли сегодня вечером. И когда я оглядываюсь назад, туда, где она стояла, Стиви уже нет. ГЛАВА 26 ЗАНДЕРС — Это хрень собачья, и ты это знаешь! — Зи, остынь, блядь! — Мэддисон хватает меня сзади за майку, не давая приблизиться к судье, который, черт возьми, похоже ослеп. — Удар соперника клюшкой. «Чикаго». Номер одиннадцать. Две минуты. — Да пошло оно все! — Зи, тащи свою задницу в бокс и заткнись к чертям собачьим! — Мэддисон толкает меня к противоположной стороне льда, где я собираюсь провести еще две минуты вне игры — мое третье удаление за вечер. Болельщики «Чикаго» бьют по стеклу, пытаясь привлечь мое внимание, но я не смотрю никуда, кроме как прямо на лед. Эта игра — отстой. Ну, ребята играют отлично — все, кроме меня. Я небрежно играю, наношу грязные удары и в целом больше мешаю, чем помогаю своей команде. С таким же успехом я мог бы уйти и оказать услугу парням. Затеять бессмысленную драку — звучит просто охуенно, учитывая, что я уже целую неделю кипячусь и мне нужно на ком-то отыграться. Грязная драка на льду? Это то, чего ждут люди. Какой смысл доказывать, что они ошибаются? Причина моего недельного дерьмового настроя в том, что я не видел и не слышал о одной конкретной кудрявой стюардессе с самого гала-вечера. Я бы не сказал, что Стиви избегает меня, поскольку у нас не было никаких выездных игр, и у нее нет моего номера, но все же, если бы она передумала на счет свидание, то знает, как со мной связаться. И очевидно, что Стиви не передумала. Иметь чувства — отстой. Ужасно, когда на них не отвечают взаимностью. У меня никогда не было такой проблемы. Мне никогда никто не нравился, и какие бы намерения я ни имел по отношению к женщине, они всегда хотели этого. Это смешно. Двадцать восемь лет, а я создаю проблему из того, что мне кто-то нравится. Но для меня это очень важно. Я никогда раньше не чувствовал к кому-то больше, чем просто физическое влечение. Но со Стиви меня привлекает ее тело, разум, дерзкий рот и сердце. И она недосягаема из-за моей испорченной репутации. — Одиннадцатый, ты свободен, — напоминает мне судья на скамейке штрафников. Когда истекают последние пятнадцать секунд моего двухминутного наказания, я встаю со скамейки. Как только плексигласовая дверь открывается, выпуская меня на лед, я направляю злость прямо на звездного форварда «Тампы», наношу грязный удар и отбрасываю его в борт, в то время как шайба находится далеко от его клюшки. Мэддисон разочарованно качает головой, когда меня выводят из игры и провожают в раздевалку. — Оказываю вам услугу, ребята! — кричу я через плечо. Быстрый душ делает свое дело, и я снова одеваюсь, забирая ключи и бумажник из шкафчика. До конца третьего периода еще десять минут игры, но мне нужно убраться отсюда. Команда может оштрафовать меня за пропуск послематчевого собрания и пресс-конференции. Мне все равно. — Зи, — нежный голос Логан останавливает меня, когда я открываю задний выход из раздевалки. Она стоит в коридоре. — Ты в порядке? Опустив взгляд, я киваю. Очень неубедительный кивок, признаюсь. — Нет, не в порядке, — выдыхает Логан. Раскрывая объятия, она делает шаг вперед и обнимает меня. Ну, настолько, насколько может. Она высокая для женщины, но я огромный. Несмотря на свои размеры, я тону в объятиях одной из моих лучших подруг. — Что происходит? — Я не знаю, — говорю я, обнимая ее. — Я просто злюсь, наверное. — На Стиви? — Нет, — я качаю головой, и мы отстраняемся. — На себя. Это моя вина, что я оказался в этой хреновой ситуации, когда она не может понять, какая сторона меня настоящая. Логан дарит мне понимающую полуулыбку. — Я думаю, в глубине души она знает, но Зи, ты должен понять, что кроме моей семьи, все в мире считают тебя определенным парнем. И да, ты принял это решение много лет назад, чтобы сделать карьеру, но это не ты. Так что перестань играть на этом. То дерьмо, которое ты устроил на льду, — она указала в сторону катка, — это не настоящий Зи. Это плохой парень ЭЗ, которого не существует, так что перестань играть в это. Может быть, это прояснит ситуацию для Стиви. — Ло, Стиви знает обо мне больше, чем я когда-либо планировал позволить узнать кому-то еще. И она все еще считает меня куском дерьма. Что, черт возьми, я должен с этим делать? — Нет, она так не считает, — качает головой Логан. — Слушай, я не так много говорила с ней на прошлой неделе на гала-вечере, и не знаю ее, но думаю, что она в замешательстве, почему ты выставил эту медийную персону на всеобщее обозрение. Прояви понимание. Илай был самым эгоистичным человеком, когда мы познакомились, и если бы он продолжал вести себя так по отношению ко всем остальным на публике, и был бы милым только со мной за закрытыми дверями, думаю, я бы тоже запуталась. Его настоящая перемена произошла, когда он начал любить всех вокруг, не только себя и не только меня. О, боже, она права. Она всегда права. — Я еще не готов быть честным со всеми. — Хорошо, но ты можешь быть честным с ней. Ты должен рассказать ей все. Расскажи о своей семье и почему ты решил позволить миру воспринимать тебя так, как ты это делаешь. Если она тебе действительно нравится, Зи, я думаю, ты должен рассказать ей все. Я смотрю вниз, не отрывая взгляда от пола. — Она мне действительно нравится. Логан не отвечает, и когда мой взгляд возвращается к ней, я вижу широко раскрытые глаза и приподнятые брови. — Что? — спрашиваю я с осторожностью. Ее зеленые глаза искрятся понимающим блеском. — Никогда не думала, что услышу от тебя эти слова, — хихикает Логан. — Но они хорошо звучат из твоих уст. — О, боже, — я игриво закатываю глаза. — Я превращаюсь в Мэддисона, не так ли? — Немного. Кстати, о моем муже, мне нужно вернуться к игре. Я раскрываю руки, чтобы снова обнять ее. — Он убьет меня, если из-за меня ты не увидишь ни одного из сотен его голов. — Мой тон пронизан сарказмом. — Мы оба знаем, что он будет показывать мне повтор снова и снова, даже если я увижу это лично. Логан крепко сжимает меня, ее игривый тон меняется. — Зи, ты заслуживаешь безусловной любви, но для этого должен выложить все свои карты на стол. Я обнимаю ее еще немного, мы оба молчим. — Люблю тебя, — напоминаю я ей, прежде чем уйти по коридору, чувствуя себя немного легче и зная, что мне нужно сделать. — Эй, Ло? — Хм? — она поворачивается лицом ко мне в противоположном конце коридора. — Заканчивай на хрен с финансовой сферой. Тебе действительно стоит стать психотерапевтом. Ее игривый смех эхом отражается от стен узкого коридора, прежде чем Логан возвращается на каток, чтобы посмотреть последние несколько минут игры. После нескольких дней размышлений над этим, мое дерьмовое отношение начало меняться. Логан была права, я действительно заслуживаю безусловной любви, но есть кто-то еще, кто тоже ее заслуживает. Как только вхожу в квартиру Мэддисонов, меня встречает голая спина моего лучшего друга, хлопочущего у плиты, а его сын пристегнут ремнями к его груди. — Привет, чувак, — бросает Мэддисон через плечо. — Привет, Зи, — добавляет Логан после того, как я чмокаю ее в щеку, когда она садится у острова. Проходя по кухне, я глажу спинку пеленки Эм-Джея, который спит на груди отца, и целую его макушку. Затем, для пущей убедительности, добавляю поцелуй в щеку Мэддисон. — Зи, — он предупреждающе поднимает свою лопаточку. — Убери свои мерзкие губы от меня. — Есть свежий кофе, — предлагает Логан.