— Ты получил сегодня какие-нибудь фотографии? — Да, — улыбается Зандерс. — Хочешь посмотреть? — И прежде чем я успеваю ответить, он уже разблокирует свой телефон. Его подбородок покоится на моем плече, и хотя я не вижу его улыбки, я прекрасно ее представляю, пока он проводит большим пальцем по экрану, демонстрируя сегодняшние фотографии своей черно-подпалой девочки. Во время первых нескольких поездок Зандерса в качестве владельца Рози, он бомбардировал бедную собачью няню многочисленными сообщениями в день. В конце концов, они пришли к компромиссу, что хотя бы одна фотография в день заверит слишком заботливого хозяина собаки, что его девочка находится в хороших руках. Думала ли я когда-нибудь, что буду смотреть на фотографии Рози, раскинувшейся на роскошной собачьей кровати или загорающей в шезлонге, пока ее слишком дорогой ошейник сверкает на солнце? Нет. Ни за что на свете. Особенно после того, как Рози провела целый год в собачим приюте, но эта пугающая девочка так мила, как только может быть, и потребовался не менее пугающий мальчик, чтобы увидеть это. — Все еще не могу поверить, что ты купил ей этот ошейник. — У нее цепочка, как у ее папочки, — хвастается он, вертя одно из колец на моих пальцах. — Все мои девочки получили свои украшения. Я держу его татуированную руку в своей. — Все, кроме тебя и этого мизинца. — Это мое любимое, Стиви девочка, — он позволяет мне покрутить кольцо, которое потеряло весь свой блеск. — Потому что оно твое, а ты — самый важный для меня человек. Его телефон начинает звонить прямо передо мной, и имя его агента высвечивается на экране. — Черт, — резко выдыхает Зандерс, прежде чем нажать на отбой. — Можешь ответить. Я буду молчать. — Я не хочу с ним общаться прямо сейчас. Он либо будет ругать меня за то, что я не появлялся на публике последние несколько месяцев, либо хвалить за то, что ввязался в драку, в которой на самом деле не участвовал. Я чувствую, как он смотрит на свой телефон позади меня, ожидая, когда тот снова зазвонит. И когда имя Рича снова заполняет экран, Зандерс без колебаний отклоняет вызов, убирая телефон. — Раздевайся. — Что? — в шоке спрашиваю я, поворачивая голову к нему. — Раздевайся. Или хотя бы до лифчика и трусиков. Я делаю паузу, не говоря ни слова, сидя в замешательстве. — Если скажешь мне, что на тебе сейчас нет трусиков, то у нас сейчас будет совсем другой разговор, в котором единственными словами будут «хорошая девочка» и «папочка». У меня вырывается смех. — Ты бы хотел, чтобы я называла тебя «папочка» в постели? — Ага, хотелось бы. — Зачем мне раздеваться? — За тем что ты последуешь за мной в Атлантический океан. Он встает с песка позади меня, прежде чем обойти вокруг, чтобы встретиться со мной лицом к лицу. Света немного, только слабый отблеск луны, но его достаточно, чтобы увидеть, как он снимает рубашку и брюки, прежде чем протянуть ко мне руку. — Давай, милая. Мы оба знаем, что ты больше всего любишь следовать за мной. Я игриво закатываю глаза, позволяя ему подтянуть меня к себе. — Я ни разу не слежу за тобой. И до сих пор убеждена, что у тебя есть какое-то устройство слежения за мной, чтобы ты мог появиться, где бы я ни была, и испортить мне вечер. — Моя одежда падает на песок вместе с его. Остаюсь только в лифчике и трусиках. Парень теплыми ладонями сжимает мою попку, а затем перемещает их на юг, поднимая меня и обвивая мои ноги вокруг себя. — Я думаю, что Вселенная специально сталкивала нас друг с другом все это время. Мы оба знаем, что ты была слишком слепа, чтобы заметить перед собой потрясающего мужчину, — он целует меня в губы, неся в океан. — А я был слишком глуп, чтобы понять, что то, что мне больше всего нужно в жизни, было прямо там, в моем самолете. — Моем самолете, — поправляю я. — Прости, не слышу, — Зандерс прижимается ртом к моей шее, шагая дальше в удивительно теплый океан. Когда вода окружает нас, я начинаю чувствовать себя легкой в его руках. Я плыву, но все еще обхватываю его шею и талию, пока Зандерс стоит на мелководье. Лунный свет играет на поверхности воды, давая мне достаточно света, чтобы видеть красивого мужчину передо мной. Между нами повисает тишина, но не в неловком смысле. В мирном смысле. Как будто мы оба находимся там, где должны быть, и не нужно никаких слов, чтобы заполнить пустоту или нарушить тишину. Это умиротворение. — Стиви? — шепчет Зандерс в тишине. — Хмм? — Ты очень важна для меня. Ты ведь знаешь это, верно? Ты — то, что мне больше всего нужно в жизни. В моей груди появляется легкий трепет, и дело не в том, что он редко говорит такие вещи, но иногда слова воспринемаются по-другому. И когда человек, у которого есть всё в жизни, есть все возможности, которые только может предложить мир, говорит тебе, что ты — то, что ему больше всего нужно, трудно не позволить этим словам повлиять на тебя. Зандерс крепче прижимает меня к себе, наши груди соприкасаются. Глядя в эти карие глаза, я не уверена, понимает ли он, как много он для меня сделал. Он изменил мою жизнь, потому что изменил мою перспективу. Зандерс постоянно напоминает мне, что я достойна быть избранной, и эта уверенность меняет все. Любая ситуация, любое обстоятельство рассматривается через новую призму. — Ты мой лучший друг, — продолжает Зи. Подняв брови, я спрашиваю: — Ты уже сообщил новость Мэддисону? — Иногда я думаю, что он может любить свою жену больше, чем меня, поэтому должен просто смириться с этим. Усмехаясь, я наклоняюсь вперед и прижимаюсь губами к его губам. — Ты тоже мой лучший друг, Зи. Это огромное событие, потому что всего шесть месяцев назад я убеждала себя, что ненавижу тебя. — Ты никогда меня не ненавидела, — он отмахивается от меня. — Но хотела. — Почему? «Почему? Потому что ненавидеть тебя было гораздо менее страшно, чем признать, что однажды я полюблю тебя». — Потому что ты был всем, чего я не хотела. Спортсмен. Высокомерный. Слишком много вариантов на выбор. — Секс-бог. Модельная внешность. Чертовски обаятельный, — продолжает он за меня. — И думаю, меня просто бесил тот факт, что я ничего в тебе не ненавидела. — Ну, я тоже никогда не ненавидел тебя, Ви. Хотя, признаюсь, ты сводила меня с ума. — Я? — смеюсь я. — Почему? — Потому что не поддавалась на это дерьмо. Тебе не нравился тот образ, который нравился всем остальным, и это напугало меня. Мысль о том, что кто-то может не купиться на ложь, пугала меня. К тому же, у тебя был быстрый ответ на все мои выходки, что было в новинку. Ты сводила меня с ума, потому что я вовсе не ненавидел тебя. Ты мне слишком нравилась. — Ты мне тоже очень нравишься. Мы проводим некоторое время, плавая в теплой воде, а когда возвращаемся на пляж, обнаруживаем, что телефон Зандерса забит сообщениями и пропущенными звонками от его агента. Он снова усаживается на песок, только в мокрых трусах, и начинает удалять все, что прислал его агент, не прочитав ни одного сообщения и не прослушав ни одного голосового сообщения. Его брови нахмурены от разочарования, когда Зи смотрит на свой телефон, а я не знаю, как помочь. Не знаю, как уменьшить его беспокойство, когда ненавижу медийную персону Зандерса так же сильно, как и он. Если бы это зависело от меня, он бы прекратил все это. Позволил бы людям увидеть его настоящего и дать им возможность полюбить его, но я не знаю, как все это работает. Я сторонний наблюдатель, а Зандерс, похоже, считает, что единственный способ остаться в Чикаго — это быть плохим парнем, поэтому я стараюсь поддерживать его, несмотря на то, как больно слышать ложь о моем любимом человеке. Я сажусь рядом с ним, устраиваясь на его коленях, заставляя его посмотреть на меня, а не на свой телефон. Морщинки на его лбу начинают разглаживаться, разочарование в глазах тает, прежде чем парень наклоняется вперед, уткнувшись лицом мне в шею. — Я так устал от этого, — бормочет он, прижимаясь к моей коже. — Готов остановиться? Зандерс кивает. — Ты должен верить, что «Чикаго» и болельщики любят тебя за твое мастерство, независимо от дополнительной рекламы, которую ты приносишь команде. — А что, если нет? Я обхватываю ладонями его лицо, заставляя посмотрел на меня. — И что будет, если нет? — Тогда я буду играть в другом городе. — И что ты при этом чувствуешь? — Страх. Я не хочу быть один.