— Уверена? Ванья молча кивнула. — Я посмотрю, что можно сделать, когда мы будем на месте, но не уверен, что смогу требовать его отстранения. — Я знаю. — Хоть я и не думаю, что кто-то из присутствующих горит желанием снова с ним работать, — продолжил Торкель, глядя на Билли и Урсулу. Билли согласно, но как-то отстраненно кивнул. Урсула почувствовала, что начинает злиться. Она была главной противницей возвращения Себастиана. Тогда. В первый раз. С того времени многое произошло, и когда взрослые люди решили дружить против него, она поняла, что больше не может отмалчиваться. И к дьяволу приятную атмосферу. — Я вообще-то не имею ничего против работы с Себастианом, — спокойно произнесла она, пристально оглядывая коллег, одного за другим, словно приглашая к словесному поединку. Желающих спорить не нашлось, только Ванья бросила на нее уничижительный взгляд, как на предательницу, а потом без слов встала и вышла из Комнаты. — Ясно, значит, едем, — вздохнул Торкель, тоскуя по утраченному утреннему ощущению счастья. Как и всякий раз, когда в деле был замешан Себастиан Бергман. * * * В спальне все еще лежал труп. Билли очнулся, стоя в дверях комнаты и глядя на него. Мертвая женщина на кровати. Невозможно отогнать эти мысли. За рулем на пути в Евле — обычно требуется два часа, но Билли справился за полтора — он размышлял, не стоит ли завести разговор о Йеннифер. Они все-таки несколько раз работали вместе. Урсуле она даже нравилась, вспомнилось Билли. Наверное, самым естественным поступком было бы поинтересоваться у коллег, знают ли они о случившемся несчастье. В то же время Билли опасался, что по нему будет заметно — что-то не так. Мю ничего не заподозрила, но она и не полицейский, и не работала с ним бок о бок в течение многих лет. К тому же Ванья — чертов детектор лжи! Фальшивый полутон, секундное сомнение — и она уже делает стойку, словно кобра. Но если он сейчас не заговорит об этом, а впоследствии они узнают, что ему все было известно, это тоже будет выглядеть странно. Слова уже были готовы сорваться с его языка, как вдруг он замер. Ванья знала, что он изменял жене. Он признался ей в этом в мгновение слабости, когда совесть давила тяжким грузом. Сейчас ему казалось почти забавным то, что совесть его была отягчена изменой, но это было так, и это было с ним. Рассказал ли он, с кем изменял? Он вынужден об этом подумать. Нет, этого он не делал. Или? Он попытался восстановить в памяти ту ситуацию. Они сидели вдвоем, занятые поиском видеозаписей с пунктов оплаты, разыскивая жилой фургон. Он признался. Она спросила, с кем. Он ответил… что это не имеет никакого значения. Да, так оно и было. Он уверен. Так что вопрос вновь встал перед ним: завести речь о Йеннифер или нет? — Вы слышали о Йеннифер? — спросила Ванья, избавив его от этой необходимости. — Да, я слышала, — отозвалась Урсула. — Ужасно. Вы ведь общались и помимо работы? — повернулась она к Билли. — Я встречался с ней несколько раз после того, как в Кируне мы работали вместе, но не то чтобы очень часто, — ответил Билли, сконцентрировавшись на дороге. — Мне она никогда на самом деле не нравилась, — тихо сказала сидевшая позади Ванья, глядя на ландшафты, проносившиеся мимо с немалой скоростью, сквозь боковое окно. — Это потому, что она пришла на твое место, — отозвался Билли, обрадовавшись столь быстрой смене темы. Ему следует быть осторожнее со сравнениями. Нельзя допускать, чтобы Йеннифер выглядела лучше Ваньи. Нельзя сравнивать их с профессиональной точки зрения. Он однажды сравнивал с Ваньей самого себя. Тогда ее соревновательный азарт и желание всегда быть номером один привели к расколу между ними. До того они были словно брат с сестрой, а теперь стали коллегами, даже друзьями, но прежняя близость и доверие между ними так и не восстановились. «Возможно, к счастью», — думал Билли. Будь они ближе друг другу, он, вероятно, рассказал бы Ванье, с кем изменял своей жене. Даже то, что он успел рассказать, уже было достаточно плохо. — Нет, она просто мне не нравилась, — настаивала Ванья. — Ей хотелось, чтобы работа всегда была захватывающей. Бегать с оружием, преследовать преступников, стрелять и все такое прочее. — Мне кажется, это несправедливо по отношению к ней, — возразил Билли. — Она ныряла одна. В пещере, во Франции. — И умерла! Получилось громче и жестче, чем ему хотелось бы. Голос его предательски надломился, и в машине повисла тишина. — Прости, с моей стороны это было бесчувственно, — раздалось с заднего сиденья. Ванья положила руку ему на плечо и сжала его. — Прости, я знаю, она тебе нравилась. — Ничего… Он еще прибавил скорость, и о Йеннифер они больше не заговаривали. Билли надеялся, что так будет и впредь. — Извините. Один из техников пытался протиснуться в дверной проем мимо Билли. С глубоким вздохом Билли сделал шаг назад. Нужно прийти в себя. Через кухню он вышел в гостиную. Техники пока не обнаружили ни ее мобильный, ни компьютер, но они еще не осматривали шкафы и кладовки. Оттуда он и собирался начать. Быть хорошим полицейским. Он не станет думать о Йеннифер. Она должна занимать меньше места в его голове. Крик должен превратиться в шепот. * * * Ванья сидела на лестничной клетке, привалившись спиной к стене, и держала в руках предварительный отчет — заметки полицейских, первыми прибывших на место. Непосредственно на месте преступления для нее было немного работы. Это была территория Билли и, в первую очередь, Урсулы. Но поездка в Евле отодвинула встречу с Себастианом еще на несколько часов. Она пробежала глазами текст отчета. Около девяти часов утра пришел Рашид Насир. Отпер дверь ключом и обнаружил тело. Вызов в службу 112 поступил в 09.16. Первый наряд полиции прибыл на место менее чем через десять минут, подтвердил сведения, которые сообщил Рашид, огородил место преступления и вызвал коллег и технический персонал. Техники еще продолжали свою работу в маленькой квартирке, но единственное, что они на данный момент могли сообщить — следы взлома на входной двери отсутствовали. Квартира находилась на третьем этаже, так что маловероятно, что преступник мог проникнуть через окно. Ванья мысленно сделала себе пометку — выяснить, сколько существует комплектов ключей от квартиры. У Рашида был один, возможно, найдутся еще. Этим фактический материал отчета исчерпывался. С соседями никто не побеседовал. Ни слова о том, кто и когда видел Ребекку в последний раз. Никакой информации о том, как долго она здесь прожила. Никаких фоновых сведений. Она предполагала, что Карлос уже выяснил большинство из недостающих фактов, а если нет, Билли с этим в два счета справится, когда они окажутся на базе, но сейчас она была здесь. И могла бы провести время с большей пользой, чем подпирать спиной стену. Ванья встала на ноги и подошла к двери, ближайшей от квартиры Ребекки. Дверь открыли немедленно, словно хозяин — бородатый мужчина лет тридцати пяти, одетый в клетчатую фланелевую рубаху и мешковатые голубые джинсы — все время стоял и наблюдал за происходящим в тамбуре сквозь дверной глазок. — Добрый день, Ванья Литнер, Госкомиссия, — представилась Ванья, предъявив удостоверение. — Могу я задать вам несколько вопросов? — Конечно, — отозвался мужчина, разрываясь между Ваньей и детским плачем, раздавшимся из глубины квартиры. Звук плача становился все более требовательным. — Входите, входите. Я думал, он заснет… — пояснил мужчина и вернулся в дальнюю комнату. Когда мужчина открыл дверь и с кем-то спокойно заговорил, плач сразу стал громче. Ванья вошла в квартиру и прикрыла за собой дверь. В прихожей она протиснулась мимо детской коляски. Прямо по курсу находилась комната, в которой сквозь щель приоткрытой двери Ванья разглядела неубранную двуспальную кровать. Она повернула направо и очутилась в гостиной. Серый угловой диван, круглый журнальный столик темного дерева с дополнительной столешницей внизу. Непарное кресло с подставкой для ног у короткой стороны дивана. Освежающе светлые стены, на которых были размещены предметы декора, выбранные, очевидно, по любви, а не по стоимости. Умеренное количество игрушек на полу, у стены возле окна — игрушечная плита с духовкой. Дом, в котором живут. Слегка неприбранный уют. Ванье это понравилось. — Садитесь, садитесь, — указал мужчина на диван, выйдя из соседней комнаты, в которой Ванья угадала детскую — одной рукой он держал сонного мальчика в подгузнике и футболке, с соской во рту. Ванья подмигнула малышу, который тыльной стороной ладони тер один глазик, а потом внезапно отвернулся и зарылся лицом в папину бороду. Ванья устроилась на диване и стала наблюдать, как мужчина достает баночку с детским питанием, отвинчивает крышку и отправляет банку в микроволновку. Пока еда разогревалась, отец наполнил поильник водой и дал сынишке, который стал пить жадными глотками, с подозрением поглядывая на Ванью. «Юнатан будет хорошим папой», — подумалось Ванье. У них тоже может быть так. Они уже обсуждали это. Завести ребенка. В целом ради шутки, но не совсем. Это казалось естественным шагом, который она хотела бы сделать вместе с Юнатаном. В следующем году ей будет тридцать пять. — Как вас зовут? — спросила она мужчину, который выкладывал на детский столик слюнявчик, глубокую пластиковую тарелку и маленькую зеленую пластиковую ложечку. — О, простите. Пьер. А это — Грим, — кивком указал он на сынишку. Микроволновка запищала, Пьер открыл дверцу, достал баночку с питанием и поставил на столешницу. Потом усадил Грима в детский стульчик. Мальчик немедленно начал хныкать и тянуться вверх, чтобы его снова взяли на ручки. — Да-да-да, подожди немножко и увидишь, — заговорил Пьер, взял банку, уселся рядом с Гримом и вылил содержимое в тарелку, а затем перемешал и немного подул сверху, прежде чем повязать слюнявчик сыну. Наконец отец опустил зеленую ложечку в пюре и подвинул тарелку ближе к Гриму, который взял ложку, и с переменным успехом начал подносить ее ко рту. «Сегодня он не первый раз остался с сыном», — отметила про себя Ванья. — Ваша соседка, Ребекка, — начала Ванья, когда ситуация оказалась под контролем и Пьер смог обратить свое внимание на нее. — Как долго она прожила здесь? — Точно не знаю, мы здесь живем уже почти два с половиной года, и когда мы сюда переехали, она здесь уже жила. — Вы не слишком хорошо знали ее? — Практически не знали. — Он быстро наклонился вперед и вернул на место руку сынишки с полной ложкой пюре, когда Грим внезапно решил подирижировать. — Она была немного не от мира сего. — Что это значит? — Никогда не здоровалась, только что-то бубнила про себя, всегда была против всего… мы почти никогда с ней не пересекались. — Он взял ложку, которой накладывал пюре, соскреб остатки со слюнявчика и выложил обратно в тарелку. — Она считала, что за ней следят. — Кто? — спросила Ванья, выпрямляясь на диване.