— Не обязательно, сам факт присутствия мешка может свидетельствовать о его чувстве вины. Ему нужно их деперсонифицировать. Сделать безликими. В буквальном смысле. — Нам доподлинно известно, что именно Ида Риитала была первой жертвой? — спросил Билли. — Дата дает нам определенное понимание, — с кислым видом отозвался Себастиан, мысленно передавая приз за самый тупой вопрос из рук Торкеля в руки Билли. — Может быть, другие женщины не пожелали или побоялись заявлять в полицию, — попытался Билли отстоять свою точку зрения, неотрывно глядя на Себастиана. — Это нетипично для изнасилований, сопряженных с нападением, — отрезал Себастиан, но помимо своей воли отметил, что в словах Билли присутствовало определенное рациональное зерно. Приз остается у Торкеля. — Значит, в ближайшее время фокусируемся на Иде, — резюмировала Анне-Ли. — На вечерней пресс-конференции мы выступим с призывом к гражданам сообщать обо всех подобных случаях и, возможно, раздобудем новые сведения. Она поднялась с места, словно сигнализируя об окончании собрания. — Что с камерами наблюдения на пути следования Иды? — складывая документы, поинтересовался Билли. — Есть парочка, но ни одной в непосредственной близости от места преступления, — отозвался Карлос. — Могу я получить к ним доступ? — Естественно. — Если подтвердится связь между потерпевшими, я хотела бы узнать об этом до пресс-конференции, — заявила Анне-Ли. Все согласно закивали, и на этом собрание определенно закончилось. Ванья первой поднялась с места и покинула зал, даже не взглянув на Себастиана. Тот, направляясь к своему месту, бросил короткий взгляд в сторону Анне-Ли, которая ободряюще ему кивнула и довольно улыбнулась. Здорово, когда тебя ценят, но оценку он хотел получить не от нее. * * * Она была травмирована. Это стало ясно Себастиану, едва только Ида приоткрыла дверь на ту ширину, какую позволяла ей цепочка — после того как они с Урсулой предъявили удостоверения дверному глазку. Она неважно себя чувствовала и не желала принимать гостей, по крайней мере — его, думал Себастиан, пока Ида вынужденно провожала их в гостиную. Там они с Урсулой вдвоем заняли диван. Сама хозяйка осталась стоять у двери, словно приготовившись бежать при малейших признаках опасности. Себастиан обратил внимание, как нервно она теребит густую прядь волос, свисавшую прямо на щеку, одновременно прикусывая нижнюю губу. Что-то сломалось в этой худощавой женщине с ввалившимися глазами той ночью на Старом кладбище. Она не исцелилась, ей не стало легче. — Вы не присядете? — дружелюбно спросила Урсула, кивая на кресло у окна. — Мне и тут неплохо, — покачала головой Ида. — Что вам нужно? — Вы знакомы с Ребеккой Альм? Ида вновь молча покачала головой. — Вы никогда не видели эту женщину? — продолжила Урсула, выкладывая на столик фото, и подвигая его по направлению к Иде. Та сделала шаг вперед и взглянула на фото, не делая попытки взять его в руки. И вновь покачала головой. — Нет, я не знаю, кто она. — Она подняла взгляд на Урсулу. — Почему вы спрашиваете? — С ней случилось то же, что и с вами, — вмешался Себастиан прежде чем Урсула успела ответить. — В Евле, — добавил он в надежде, что информация о том, что человек, напавший на нее, переехал и теперь их разделяет много миль, сможет вселить в нее немного уверенности. Не было необходимости раскрывать детали, и рассказывать все. Что нападение в этот раз оказалось со смертельным исходом, и что оно произошло в квартире жертвы — для Иды эта информация была излишней. Это знание отобрало бы у нее единственное место, в котором она чувствовала себя уверенно — ее жилище. Вероятно, оставались считаные часы до того момента, как прессе станет известно о связи между преступлениями и о смерти Ребекки, но у Себастиана возникло чувство, что самоизоляция Иды включает в себя также отказ от просмотра новостей и от интернета. При хорошем раскладе ей никогда не придется узнать об этом. Ида кивнула. Никаких вопросов, никакого любопытства — как, где, почему, есть ли у них зацепки. Несколько мгновений тишины. Она травмирована, снова подумал Себастиан. Всем существом она излучает шок и хаос. Урсула убрала фотографию и поднялась. — Так вы никогда прежде не видели ее? Очередное покачивание головой. Урсула шагнула прочь от столика, взглянув на Себастиана — пора было уходить. — Вам кто-нибудь помогает? — мягко поинтересовался Себастиан, который остался сидеть на месте. — Пережить это? — Что вы имеете в виду? — Человеческая психика не может продолжать функционировать как ни в чем не бывало после подобных потрясений, нам нужна помощь, чтобы вернуться к себе. Нужен кто-то, с кем можно поговорить. — Я молюсь. — Кто-то помимо Бога. Ида взглянула ему в глаза впервые с тех пор, как они пришли. — Вы не верите, что он может помочь? Себастиан не стал отвечать прямо. Сам он не верил ни в какие высшие силы. Однако он был убежден, что вера и религия дают людям чувство принадлежности, связи, привносят в жизнь упорядоченность и смысл. Вера могла помочь во многих ситуациях, но Себастиан был уверен, что молодая женщина, получившая столь тяжкую травму, нуждалась в чем-то еще, в чем-то большем. — Я считаю, что его способность оказывать конкретную помощь на каждодневной основе ограничена. — Вы не верите в Господа и Иисуса, — отрезала Ида, и это прозвучало так, словно она получила представление о Себастиане как личности и на этом основании составила о нем собственное суждение. — Мои родители верили, — честно ответил Себастиан, пытаясь все же завязать диалог. — Но не вы, — настаивала Ида. — Поэтому и не понимаете, как Он помогает, стоит лишь человеку на Него положиться. Действительно. Он не понимал. Никогда. И никогда не выказывал доверия. Напротив, большую часть своего взросления он посвятил борьбе против всего, во что верили его родители и за что они стояли горой, и под конец это стало очевидно даже им, уставшим от его бунтарской незаинтересованности и активного отмежевывания. Мама сказала ему об этом во время их последней встречи. Бог покинул тебя, Себастиан. Он отвел от тебя свою руку. Если бы это было так, многое бы прояснилось. Но он не собирался становиться одним из тех, кто, столкнувшись с жизненными трудностями, ищет ответы по различным религиозным кружкам. Куда как проще было бы свалить все на кого-то другого или что-то другое. Не нести полную ответственность за то, что не смог удержать дочь, не смог ее спасти. Верить в то, что ее смерть входила в великий божественный замысел. Возможно, неисповедимый, но оттого не менее великий. Он, однако, не собирался ввязываться ни в какую дискуссию — по опыту знал, что это бессмысленно. Речь шла о вере. Человек либо верит, либо нет, но если он верит так истово, как молодая женщина перед ним, доводы разума никогда не возобладают. — Мне кажется, вам нездоровится, — вместо этого произнес Себастиан в самой сочувственной манере. Ида не ответила. — Когда вы в последний раз выходили из дома? — продолжал Себастиан, снова не получив ответа. — Ида… — Неделю назад, наверное, — наконец выдавила она. — Скрываться от мира — не выход. — Господь подскажет выход. — Возможно, божья помощь заключается в том, чтобы направить к вам кого-то, с кем вы могли бы поговорить? — предположил Себастиан, наблюдая за Идой, которая впервые, кажется, начала воспринимать его слова. — Пути его неисповедимы, — продолжил Себастиан цитатой, которую много раз слышал дома, когда родителям не удавалось рационально объяснить какое-либо происшествие. — Может быть, именно по этой причине он послал меня, — заключил Себастиан, но по реакции Иды сразу понял, что зашел слишком далеко. — Вам кажется, что вы — проводник воли Господней? — эти слова она полным презрения голосом словно выплюнула ему в лицо. В обычном случае эта мысль могла бы ему потрафить, но в данной ситуации хотелось просто прикусить язык и забрать свои слова обратно. У него был шанс достучаться до Иды, но Себастиан его упустил. — Я не тот, кому нужно верить в это, — сказал он в надежде, что нечеткая формулировка вновь затронет что-то в ее душе. Этого не случилось. — Я хочу, чтобы вы ушли, — попросила Ида. Себастиан тяжко поднялся на ноги. Ида попятилась, когда он поравнялся с ней и дверным проемом. — Вам нужен кто-то, — сделал он последнюю попытку. — Уходите, будьте добры. — Если у вас никого нет, можете поговорить со мной, — не сдавался Себастиан. Ида, скрестив руки на груди, смотрела в пол. — Себастиан… — Урсула махнула ему рукой, призывая следовать за ней. Они больше ничего не могли поделать. По крайней мере, не прямо сейчас. С явным сожалением Себастиан последовал за Урсулой в прихожую, а затем к выходу из квартиры. Как только дверь за ними захлопнулась, Ида подбежала к ней, заперла и заново навесила цепочку. С трудом держась на ногах, она выдохнула. Ида была физически измотана напряжением, в котором пребывала рядом с двумя незнакомыми людьми. К тому же полицейскими. Она поплелась в кухню и рухнула на один из стульев, пытаясь привести в порядок мысли. Взгляд ее упал на мобильник, лежавший на столе. Позвонить Кларе? Чтобы услышать, что к ней тоже приходили? Конечно, приходили. Что она сказала? Сказала ли что-нибудь? Она нервно прикусила нижнюю губу, размышляя, как ей следует вести себя во время следующего визита полиции, когда они явятся и сообщат ей, что Клара Вальгрен узнала Ребекку и сказала, что Ида тоже должна ее знать. Что они определенно были очень хорошо знакомы. Возможно, достаточно будет просто сказать, что не узнала ее на фото, что смотрела невнимательно. Внезапно почувствовав во рту солоноватый привкус, Ида прижала палец ко рту. Она искусала нижнюю губу в кровь. Глядя на каплю крови, смешанную со слюной, которая осталась на пальце, Ида стала размышлять. Слишком много совпадений, слишком многое сходится. Теперь еще и Ребекка. Это оно. Ничем другим это быть не может. Она слизала кровь с указательного пальца. Он был прав. Этот психолог. Ей нужен кто-то.