Клара не знала, догадывается ли Зак по звукам из трубки, что она не дома. Почему-то ей не захотелось рассказывать ему правду. Она не знала почему. Он все узнает вечером, когда вернется домой. Она должна ему рассказать. — Я в городе, собираюсь встретиться с подругой. — Ты в норме? — Да, все хорошо. — Просто хотел удостовериться. С тех пор, как это произошло, Зак постоянно хотел удостовериться, что с ней все в порядке. Клара была за это благодарна. Он был так мил и заботлив. Им с Виктором повезло. Зак был лучшим в мире мужем и папой. — Очень мило с твоей стороны, но все правда в порядке. — Хорошо. Сразу звони, если что. — Договорились. Увидимся вечером. — Конечно. Целую. — И я тебя. Оставшись стоять с телефоном в руках, она глядела на стойку. Ее недавняя решимость сменилась неуверенностью. А вдруг это никак не связано с их группой? Тогда она совершенно напрасно привлечет к ним внимание. Какой срок давности у убийства? Непредумышленного, конечно. Может, это вовсе нельзя назвать убийством. Существует ли какое-то определение для того, кто явился причиной чьей-то смерти? Теперь у нее есть Виктор. Нужно думать не только о себе. А Тереза — как-там-теперь-ее-фамилия? С ней Клара никогда не встречалась. Она не была членом группы. И с Ингрид ничего не случилось. Иначе об этом бы уже написали. Она ведь знаменитость. Все-таки существовала возможность, что произошедшее никак не было связано с группой. Не собиралась ли Клара создать себе ненужные проблемы? В случае, если вытащит на свет божий то, чему лучше остаться в тайне? Кто окажется в выигрыше, если она расскажет? Что сделано, то сделано. Если подумать, то, что происходит сейчас — изнасилования, мешки, шприцы, — как все это должно быть связано с Линдой? Никак, заключила Клара. Бросив последний взгляд на стойку и стоявшую за ней женщину в штатском, с которой Клара уже передумала разговаривать, она засунула телефон обратно в карман и тем же уверенным шагом, каким зашла в это здание, направилась к выходу. На пути к дверям Клара столкнулась с женщиной примерно своих лет, на которую невозможно было не обратить внимания. Короткие черные волосы, подводка на верхних и нижних веках, красные губы, бледная кожа. Расстегнутая кожаная куртка, джинсы в обтяжку и высокие сапоги. Стук каблуков по мраморным плиткам отдавался эхом в помещении, пока незнакомка шла к стойке. — Мое имя Стелла Симонссон, и мне нужен кто-то, с кем можно поговорить об этих изнасилованиях. — Дьявол! Урсула выругалась, глядя на экран компьютера. Все в комнате обернулись к ней. — Что такое? — полюбопытствовал Торкель. — Не могли бы вы все сюда подойти? — со вздохом отозвалась Урсула, чей взгляд все еще был прикован к экрану. Торкель встал, подошел к кабинету Анне-Ли и постучал по прозрачной стене. Жестами дал понять, что просит ее выйти. Когда показалась Анне-Ли, остальные уже собрались вокруг стола Урсулы. — В чем дело? — Я получила предварительный отчет судмедэкспертов по Ребекке Альм, — начала Урсула. — Мешок, вероятно, сделан из того же материала, той же фирмой, но понадобятся более детальные исследования. В крови обнаружены следы снотворного, а во влагалище — следы спермы. Снотворное — это «Рогипнол». Только вот… Последовала короткая театральная пауза, во время которой Урсула подняла взгляд на собравшихся вокруг нее. Они не обрадуются услышанному так, как она. — ДНК не соответствует другим образцам. — Что это означает? — Результаты исследования ДНК указывают на то, что Ребекку Альм изнасиловал и убил другой человек. На короткое время воцарилась тишина — все переваривали новую информацию и прикидывали, что она может означать в контексте их работы. В большинстве своем люди предпочитают простые решения. Полицейские — не исключение. Они были уверены, что охотятся за одним преступником. А открывшиеся факты делали их работу — и, следовательно, жизнь — сложнее. — Ты говоришь, отчет предварительный? — наудачу спросил Торкель. — Да. — А не могут они просто ошибаться? — Только не в чем-то настолько элементарном, как сравнение образцов ДНК, — категорично отрезала Урсула. Себастиан огляделся. У всех присутствующих поникли плечи. Сам он находился здесь только ради Ваньи. Такие детали, как мешки и снотворное, придавали этому делу изюминку, но факт оставался фактом — они шли по следу банального сексуального правонарушителя. До сих пор… — Что это значит? Анне-Ли вновь обращалась к Себастиану. Он против воли почувствовал себя польщенным. Она ценила его мнение. Коллеги из Госкомиссии никогда специально не просили его высказаться, так что Себастиану приходилось в большей или меньшей степени доказывать и аргументировать свою позицию, донося ее до коллег. К сожалению, в этот раз Себастиану пришлось ее разочаровать. — Я не знаю. Очевидно, преступник не один. — Имитатор? Себастиан покачал головой. — Имитаторы заимствуют идеи для копирования из масс-медиа. — Он повернулся к Ванье, которая, по своему обыкновению, обозначила дистанцию между ними, встав на максимальном удалении от Себастиана. — Ты же была здесь. Когда убили Ребекку, вряд ли уже появились сообщения о нападениях на Иду и Терезу. Рабочий вопрос, в полном соответствии с установленными ею правилами. — Нет, никакой информации о мешках и снотворном точно не появлялось, — подтвердила она. — Значит, они знакомы, или, по меньшей мере, вдохновляют друг друга, — предположил Себастиан. — Что ты имеешь в виду? — Если «наш» преступник каким-то образом предал гласности содеянное, тем самым он мог подтолкнуть кого-то другого поступить сходным образом. Для этого им двоим не нужно было встречаться и даже знать друг друга. — Это объясняет смену города, — согласно кивнул Торкель. — Дан Тилльман мог бахвалиться этим где-нибудь в Сети, — вставила Ванья. — Его алиби проверено, — коротко отозвался Карлос. — Я собираюсь поговорить еще с несколькими гостями ужина, но на данный момент все показания совпадают. — Речь идет об узких временных рамках, — не унималась Ванья, злобно глядя на Карлоса, хоть он всего лишь выполнял свою работу. — Все, что нужно — отыскать несовпадение на десять-пятнадцать минут, и тогда он все еще может быть подозреваемым. — У нас есть его ДНК? — спросил Себастиан. — Мы узнаем результат экспертизы сегодня в течение дня, — ответила Урсула. — Тогда это не он, — заключил Себастиан. — Человек, которого мы ищем, никогда бы добровольно не сдал образцы. Это не Тилльман. Ванья подавила свое раздражение. Он определенно прав. Она сама пришла к тем же выводам дома у Тилльмана, но они основывались в целом не на его словах, а на том, как он говорил. Каждый раз, когда он был в чем-то уверен, в его голосе звучало такое надменное превосходство, словно он — большой ученый в помещении, полном идиотов. Ванью это бесило. — Его машина на камерах. На местах двух преступлений. Ванья не сдавалась. Отчасти потому, что на самом деле желала поставить Себастиана на место, но в большей степени потому, что ее не отпускали чувства, нахлынувшие в квартире Тилльмана. Презрение и гнев, граничащий с ненавистью. — Если это не он, возможно, кто-то другой физически осуществляет изнасилование, а Тилльман наблюдает. Он даже может подвозить преступника на своей машине, на записях же не видно, сколько людей в салоне. По сравнению с последними делами, над которыми они вместе работали, это была, очевидно, не самая сумасшедшая теория, размышляла Ванья, глядя на их скептические гримасы, однако эта гипотеза без всякой необходимости притянута за уши. Особенно на такой ранней стадии расследования. Тилльман — первое и пока что единственное имя, которое всплыло в деле, но на данный момент все улики указывали на то, что это не он. — Я просто хочу сказать, что все еще считаю его причастным к этому делу, — подытожила Ванья, разводя руками, словно пытаясь немного снизить градус напряженности. — Нет, не считаешь, — объективно возразил Себастиан. — Для этого ты слишком профессиональна. Ты хочешь, чтобы он оказался причастен, но это совсем другое дело. — Не нужно за меня решать, чего я хочу, — обескуражила всех присутствующих Ванья напором и злостью в голосе, выплюнув эти слова в ответ Себастиану. — Ты ни черта не знаешь о том, чего я хочу, и никогда не знал, а когда я сама тебе об этом рассказала — ты плевать на это хотел! Настала неловкая тишина. Ванья немедленно раскаялась в своей несдержанности. Эмоции и антипатия, которые она испытывала по отношению к Тилльману, взяли верх над ее объективностью и профессионализмом, а когда ей на это указали, она отреагировала, казнив гонца. Себастиан прав.