Слишком много страха. — Мы возьмем его прежде, чем его можно будет сравнить с Хагаманненом. Вне всяких сомнений, Ванья сказала это всерьез. Клара никак не отреагировала, только снова молча посмотрела в сторону кухни. На свою семью. — Мы можем закончить? — спросила она. — Уже поздно… — Конечно, если вы больше ничего не можете припомнить. — Нет. — В таком случае просто давайте знать о своем самочувствии, — сказала Ванья, встала с дивана и потянулась за курткой. Клара тоже поднялась, но не сделала попытки проводить Ванью к выходу. Вместо этого она пошла на кухню и без слов взяла на руки сонного сынишку. Он обвил ее руками и уткнулся носом ей в шею. Зак тоже поднялся с места и легонько обнял жену. Так втроем они и отправились в спальню. Маленькая семья. Клара размышляла, сможет ли она когда-нибудь вновь почувствовать усталость. Закрыть глаза. Расслабиться. Сейчас ей казалось, что нет. * * * Карлос Рохас дрожал и переминался с ноги на ногу на своем посту у заградительной ленты, наблюдая за скрупулезной работой технического персонала возле одинокой припаркованной машины. Собираясь на вызов, Карлос оделся как следует. Шапка, варежки, шарф, несколько слоев одежды… он даже выбрал обувь поплотнее, чтобы защититься от ветра. Тем не менее Карлос замерзал. Все, кто знал его по имени и видел его темные волосы и смуглую кожу, думали, что Карлос — урожденный испанец, что вполне объясняет отсутствие у него привычки к местной погоде. Погода эта, однако, была для Карлоса родной. В Швеции он прожил всю свою жизнь. Мама Карлоса познакомилась с его отцом во время отпуска в Малаге тридцать восемь лет назад, и тот поехал в Швецию вслед за ней. Семья поселилась в городке Варберг, и у супругов родились Карлос и две его сестры. Так что не детство, проведенное в солнечной Испании, стало причиной неприспособленности Карлоса к холодам. Просто так уж с ним вышло. Карлос мерз постоянно — не только в холодное время года. Он похлопал руками в варежках и несколько раз подпрыгнул на месте. Никакого эффекта от этой процедуры Карлос не ощутил. То, что Анне-Ли уже на подходе, Карлос понял, еще не видя ее. За шесть лет работы под ее началом Карлос научился распознавать звук ее шагов. Она всегда носила обувь на каблуках. Всегда безупречно одета. Элегантно, просто и дорого. Одежда Анне-Ли сигнализировала о том, что ее хозяйка обладала безусловным авторитетом. Сегодняшний вечер не стал исключением. Черные сапоги до колен, красное платье, угадывающееся под черным двубортным пальто марки «Хоуп», пестрый шерстяной шарф на шее. Мода — увлечение, которое объединяло этих двоих. Карлос не мог понять людей, равнодушных к своему внешнему виду. Одежда может рассказать о личности больше, чем основная масса людей может себе представить. И деньги тут совершенно ни при чем. Стиль ничего не стоит. Он либо есть, либо его нет. Взять их новую сотрудницу, к примеру. Ванью Литнер. Отличный специалист, приятный в целом человек, хоть ее социальные навыки немного и недотягивают; но совершенно ясно, что она и трех минут в неделю не посвящает планированию своего гардероба. — Мерзнешь? — поинтересовалась Анне-Ли, кивком указывая на его вздернутые к ушам плечи. — Сама как думаешь? — Думаю, тебе придется нелегко зимой. Сейчас еще только октябрь. Она улыбнулась Карлосу и повернулась лицом к месту происшествия. — Что у нас здесь? — Отпечаток подошвы, размер и марка обуви идентичны таковым в предыдущих случаях, но сейчас он еще обронил шприц. — Мы можем его отследить? — Попытаемся. — Нашли какой-нибудь мешок? Карлос покачал головой. Анне-Ли обернулась и оглядела улицу в обоих направлениях. — Камеры видеонаблюдения? — Здесь отсутствуют, но одна есть на улице Огатан. Я уже запросил все данные, начиная с 20.30. — Отлично. — И еще кое-что… — Да? — Светильники на стене. Я обзвонил тех, кто арендует здесь парковочные места. — Он указал пальцем в сторону копошащихся на парковке техников. — Некто Фредрик Филипссон на своем автомобиле уезжал отсюда сразу после восьми и, по его словам, оба светильника на тот момент работали. — То есть он поджидал ее. — Получается, так. — Потому что они знакомы. — Он мог следить за ней в течение какого-то времени. Она каждый четверг примерно в одно и то же время ставит здесь машину, а потом через определенное время уезжает. Совсем как Ида Риитала, у которой была привычка сокращать путь через кладбище. Анне-Ли снова вздохнула. Она повернулась к Карлосу спиной, вглядываясь в студенческую спортплощадку на противоположном берегу темной, холодной реки Фирис. Она любила свою работу. Все ее аспекты. Но это… к этому она не желала иметь отношения. Эту проблему нужно каким-то образом разрешить. И поскорее. Она даже готова заставить всех жителей Уппсалы мужского пола старше пятнадцати лет пройти ДНК-тестирование. — Три нападения менее чем за месяц. Это была констатация факта, но Карлос предпочел ответить. — Верно. — Он не остановится. — Нет. — Женщинам будет страшно выйти на улицу. — Еще страшнее, чем обычно. Анне-Ли кивнула. Это суровая реальность и серьезная общественная проблема. Женщины боятся выходить на улицу поодиночке. В каждом городе, повсеместно. Согласно результатам некоторых исследований, каждая пятая женщина хоть раз в жизни была настолько испугана, что отказывалась выходить из дома. Под ударом свобода передвижения. Ограничиваются их возможности. В отсутствие разгуливающих по улицам серийных насильников. — Мы должны сделать все, что от нас зависит, — наконец выговорила она и повернулась обратно к Карлосу. — Тебе нужны еще люди? — Мне нужны другие люди. С этим она ушла. Даже когда она пропала из виду, Карлос продолжал слышать стук ее каблуков. Он не знал, что Анне-Ли имела в виду, говоря про «других» людей, но был уверен, что очень скоро узнает. Если Анне-Ли что-то решила, так тому и быть. * * * — Ты еще долго? Билли слышал, но не отреагировал на вопрос, прозвучавший из-за двери в ванную. Он стер конденсат с зеркала, наклонился над раковиной и стал пристально вглядываться в собственное лицо. Совсем как тогда. Тем июньским утром. Когда он в жестоком похмелье очнулся на диване. У нее. У Йеннифер. Кажется, с тех пор прошла целая вечность. То же лицо, только зеркало другое. Пока воспоминания не настигли его… Капли падали с мокрых волос, попадали на брови и скатывались по щекам. Он взглянул в глаза своему отражению. Заглянул глубоко. Зеркало души, если верить патетической поговорке. Но в таком случае глаза бы выдали его, а этого, очевидно, пока не произошло. Его глаза были добрыми — так ему говорили. Мю частенько повторяла: «У тебя добрые глаза». Эти глаза молчали о темной жажде, которая змеей свернулась у него в животе. О стремлении к доминированию, контролю, о мыслях, которые он долго вынашивал в себе, но сейчас смог вытеснить из головы. После того, что произошло с Йеннифер. У него не было привычки пускаться в глубокие философские рассуждения, но в последнее время он раз за разом мысленно возвращался к вопросу: кто он вообще такой? В кого он превратился? Или во что? Сквош, который обычно его просто выматывал, сегодня вечером выбил его из колеи. Не собственно игра, а то, что случилось после. В раздевалке. Коллега, только что выигравший в трех сетах подряд, вышел из душа и сел рядом с Билли на скамейку, как был — с полотенцем на бедрах и мокрыми волосами. Билли решил принять душ дома. Он был гораздо сильнее раздосадован проигрышем, чем мог себе признаться. Три сета подряд, такого не случалось уже много лет. Он, вероятно, заболел, или что-то в этом роде. — Эй, ты же знаком с Йеннифер? Хольмгрен? — спросил его коллега, вытаскивая из спортивной сумки дезодорант. Билли остолбенел, начисто забыв о проигранном матче. Эта тема — минное поле. Что произошло?