Часть 66 из 79 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— А эти женщины, из группы? — спустя несколько мгновений спросила Рената, вновь обретая способность к анализу.
— Как мы уже сказали, мы разрабатываем версию, что им кто-то решил отомстить, — ответила Ванья.
Рената кивнула, но тут же застыла, осознавая возможную связь между только что услышанным и изначальной целью их визита.
— Зачем вам ДНК Линды? Вы думаете, это мог быть Родриго? — возмущенно воскликнула Рената, желая показать, насколько нелепым ей кажется подобное предположение.
— Вовсе нет. Но нам необходимо отсеять как можно большее количество версий, — сказала Ванья так веско, что даже Себастиан на мгновение ей поверил.
— Он в Венесуэле, — проинформировала их Рената, давая тем самым понять, что они лишь зря теряют время. — Все считали его католиком, но он атеист. Это Линда верила в Бога. Но они уважали взгляды друг друга.
— Мы не смогли с ним связаться. Его сын…
— Они любили Линду, но нет… — тихо сказала Рената. Мысль, что Родриго и Даниэль могли быть причастны к преступлениям, была для нее настолько невероятна, что Рената даже не могла облечь ее в слова. Одинокая слеза скатилась по ее щеке, и она вытерла ее тыльной стороной ладони.
— Ульрика Монсдоттер не пыталась с вами связаться? — спросила Ванья, желая получить подтверждение версии об отпущении грехов.
— Кто это?
— Она не пыталась с вами связаться?
— Нет, а кто это? Она тоже участница этой группы?
— Бывшая. Она умерла.
— Так она одна из тех, о ком вы рассказывали?
Ванья поняла, что имела в виду Рената. Что Ульрика стала одной из тех, кто умер в результате нападений и изнасилований. Это было не так, но сейчас не было причин вдаваться в излишние подробности, и Ванья просто кивнула, а затем, чтобы сдвинуться с мертвой точки, решила немного сдать назад.
— Как вы считаете, осталось ли в доме что-нибудь, что может содержать ДНК Линды?
— Но ничего так и не нашлось, — с явственным разочарованием в голосе констатировала Анне-Ли.
— Она ничего не смогла припомнить, но обещала подумать и перезвонить, если что-то найдет.
— Хорошо. Отличная работа, — похвалила Анне-Ли. Анализ проделанной работы подошел к концу. Сидевшие вокруг стола начали одеваться и собирать вещи. — Теперь мне хотелось бы, чтобы мы поступили следующим образом, — неожиданно продолжила Анне-Ли, призывая всех уделить ей еще несколько минут своего внимания.
Торкель неслышно выругался. Всегда это «мне», и никогда «нам». Учитывая, что ответственность за расследование так и не была передана Госкомиссии, Торкель считал, что он должен как минимум быть проинформирован загодя о планируемых следственных действиях, а не поставлен перед фактом — чтобы члены команды могли все взвесить и оценить и выработать собственный план.
Очевидно, Анне-Ли придерживалась иного мнения.
— Билли, ты берешь на себя компьютер Ульрики, ее планшет и мобильный.
— Без проблем. Это будет несложно. Йоста дал нам пароли.
— Карлос, ты продолжаешь искать отца и брата, постарайся разыскать кого-нибудь, кто знает, как с ними связаться в частном порядке, а не через фирму.
Карлос кивнул и принялся застегивать жилет, озабоченно поглядывая на табло термостата.
— Торкель, ты поближе познакомишься с работниками Безопасных Такси, — начала Анне-Ли, но осеклась, когда Торкель в решительном протесте поднял руку.
— Этим может заняться Урсула, а я планирую встретиться с Кайсой Крунберг из «Экспрессен».
Он много думал об их короткой встрече. Кажется, она имела некоторое представление о том, чем занимался Вебер, и беспокоилась о нем. Может быть, ей удастся выяснить, над чем он работал, не нарушая закона о свободе прессы. Анне-Ли на мгновение нахмурилась, но удержалась от комментариев. Она была достаточно умна, чтобы понимать: одно дело — не обсуждать с Торкелем принимаемые по ходу расследования решения, и совсем другое — принуждать их исполнять.
Такой власти у нее пока не было.
Да и в дальнейшем не будет.
— Последний пункт нашей повестки — бывший партнер Линды. В Худиксвалле, — сказала Анне-Ли, не сводя с Торкеля долгого взгляда.
— Мы с Себастианом этим займемся, — быстро отреагировала Ванья, к всеобщему удивлению. Себастиан был удивлен даже больше остальных. Он ощутил, как его сердце взмывает на теплой волне пузырящегося восторга. Его благородный поступок в самом деле принес свои плоды. Ванья сама выбрала его напарником! Такого раньше никогда не случалось, даже в те времена, когда они вполне неплохо взаимодействовали.
— Нам нужно поговорить, — бросила она, серьезно глядя ему в глаза. Себастиан немедленно почувствовал, что падает с гребня своей счастливой волны. Хоть это и прозвучит, как цитата из колонки с советами какого-нибудь второсортного журнала, только ничего хорошего для Себастиана такое начало обычно не сулило.
Им нужно поговорить.
Очевидно, все когда-нибудь случается впервые.
* * *
Они снова вдвоем в машине. За сегодняшний день они успели намотать уже много миль[31]. Если быть точными, двадцать три. Теперь нужно ехать в Худиксвалль. Ванья села за руль, и они выехали из Уппсалы, свернув на север, по шоссе Е 4. Себастиан тихонько сидел на пассажирском месте и глядел в окно, наблюдая, как в сгущающихся сумерках дома попадаются все реже и в конце концов остается лишь выхваченный из тьмы светом фар участок асфальта, бесконечной ковровой дорожкой стелящийся под колеса машины. Ванья до сей поры так ничего и не сказала. Себастиан бросил взгляд в зеркало. Самое время все прояснить. Он решительно обернулся к Ванье.
— Ты о чем-то хотела поговорить.
Ванья не ответила, даже не взглянула на него, просто продолжала сосредоточенно вести машину, держа руль обеими руками.
— Ванья…
Еще пару мгновений она словно взвешивала слова, которые собиралась произнести.
— Тебе не понравится то, что я скажу, — выдохнула она наконец.
— Это мне стало ясно сразу, как только ты сказала, что нам нужно поговорить, — отозвался Себастиан с намеком на шутку, больше для того, чтобы скрыть собственное волнение.
— Сегодня утром… Твоя идея по поводу Вальдемара… Я это очень ценю.
— Я рад. Я старался.
— Я сегодня много думала об этом… Он — мой папа.
— Я знаю.
— Он был моим папой все тридцать лет, пока не появился ты, — продолжала она, словно у Себастиана были какие-то возражения и ей понадобились дополнительные аргументы. — И я его боготворила. Я люблю его. Мне его очень не хватало.
Себастиан слушал молча. Она права. Ему уже действительно не нравится этот разговор.
— Как ты сам сказал, ты разрушил мою семью. И если ты сейчас останешься в моей жизни, это произойдет снова.
Себастиан отвернулся. Его неотвратимо влекло к катастрофе. Он едва мог дышать.
— Не потому, что ты этого хочешь, — Ванья старалась говорить мягко, — или станешь специально вредить, а потому, что не можешь перестать быть собой.
— Я смогу измениться, стать лучше, — еле слышно произнес Себастиан.
— Ты правда так думаешь? — Она замолчала. Не потому, что ждала от него ответа, скорее, решала, стоит ли продолжать. Подбирала нужные слова. Ему придется понять.
— Я знаю, как тебе их не хватает. Твоей жены и дочки. Сабины.
Себастиан словно окоченел, услышав имя дочери из уст Ваньи, и от нее это не укрылось.
— Мне кажется, ты пытаешься заменить ее мной. У тебя так уже было с Николь и ее мамой.
Себастиан не отвечал. Не просил ее замолчать. Он вообще не показывал вида, что хотя бы слышит ее, поэтому Ванья продолжила:
— Я не могу занять это место. И не хочу. Я не твоя дочь. Я дочь Вальдемара.
Себастиан пустым взглядом смотрел сквозь стекло. Пейзаж за окном полностью соотвествовал состоянию его души. Тьма. Кромешная тьма.
— Ты можешь быть мне другом, — наконец смог выговорить Себастиан, все еще не поворачиваясь к Ванье, чтобы она не заметила тихие слезы, скатывающиеся по его щекам. Он сидел неподвижно, не желая стереть их. Не хотел, чтобы она видела его плачущим.
— Себастиан…
— Товарищем по работе, — не сдавался он.
— Ты никогда не сможешь смириться с таким положением.
Правда. Это правда. Они и сейчас товарищи по работе, и Себастиан приложил все усилия к тому, чтобы это изменить. Слишком много усилий, как оказалось.
— То, что ты сделал сегодня утром… Ты сделал это для меня, или для себя?
Он постоянно забывал, как она чертовски проницательна. Конечно же, она проанализировала не только события, но также их причины. Не будь Себастиан сейчас так раздавлен, он бы гордился ею.