Столько было трупов, а на нем — только один. Конечно, он сказал Джеку и Хизер, что убил Бетани. Это был мастерский ход: шантажировать их трупом, которого не было. Береговая охрана рассказала, что если тело не выбросит на берег в течение недели, то, вероятно, его вообще никогда не найдут, и эти слова натолкнули его на мысль, такую умную мысль, слишком умную, в конце концов, и это казалось несправедливым. Не следует наказывать человека за то, что он очень умен. Мужчине в толстых очках он тоже сказал, что убил Бетани. Поскольку подумал, что это именно то, что он хочет от него услышать. И все потому, что он страстно мечтал заполучить свои деньги. Жадность и излишний ум — вот и смотри теперь, к чему это приводит. Кто же убил Бетани Уэйтс? Эндрю Эвертон не имеет ни малейшего понятия. Он знает только, что не он и не Джек Мейсон, иначе его маленький шантаж не сработал бы. И куда в итоге делись деньги? Этого он тоже не знает. А кто такой мужчина в очках? В самом ли деле Элизабет Бест такая, какой кажется? Вся его жизнь рухнула после того, как он ее встретил. Как много вопросов и до чего же мало ответов! Разглядывая четыре стены камеры, отделенной от других заключенных, сидя двадцать четыре часа в сутки взаперти ради своей же безопасности и делая свои дела в металлическое ведро, привинченное к стене, Эндрю Эвертон начинает приходить к выводу о том, что для такого умного человека, как он, похоже, накопилось слишком много вещей, о которых он не знает. Но есть и хорошие новости. Всегда следует сосредоточиваться на хороших новостях. Не нашлось никаких материальных доказательств, связывающих его личность со смертью Бетани или Хизер. А с так называемым «свидетелем» в тюрьме Дарвелл без труда разберется его адвокат. Может, с него снимут обвинения в убийстве? Понятно, что публика жаждет его крови, но публика всегда чего-нибудь да жаждет. Все это довольно скоро забудется — вот тут Майк Вэгхорн абсолютно прав. Возможно, его осудят лишь за мошенничество. И как он будет сидеть? Может, ему скостят лет пять из десятилетнего срока? Может, написать серию бестселлеров, в которых заключенный раскрывает преступления, не выходя из камеры? Можно назвать ее «Камера особого режима» или, например, «Человек с дальнего крыла». Да, лучше сосредоточиться на приятных вещах. Иронично, что в одном убийстве, которое он действительно совершил, его даже и не думают подозревать. В тот момент, когда Джек Мейсон заговорил, Эндрю пришлось его убить, поскольку у него не оставалось выбора. Он сумел сделать так, что это выглядело просто как самоубийство. Джек понял это в ту же секунду, когда открыл дверь. «Смерть стучится в двери», — записывает Эндрю Эвертон в свой блокнот, в разделе «Хорошие названия». Если он сумеет снять с себя обвинения в убийстве, то пять лет пролетят совершенно незаметно. Глава 90 Крис празднует раскрытие дела так, как это делают все видавшие виды копы с незапамятных времен. Он пьет чайный гриб с черникой и макает стебли сельдерея в натуральный хумус, наблюдая за игрой в дартс. Он размышляет о том, что убивать людей наверняка было куда проще до наступления эры доказательств с помощью ДНК. В наше время маньяков-убийц остается только пожалеть. Если вы убьете кого-нибудь — особенно с близкого расстояния из пистолета, — то, выражаясь деликатно, чужая ДНК забрызгает вас с головы до ног. Она останется и на руках, и на одежде. А затем эта ДНК перенесется на все, к чему вы будете прикасаться. На церемонии вручения наград полиции Кента Патрис задавалась вопросом, кого Крис мог бы арестовать еще, чтобы получить следующую благодарность. Чтобы в новом году снова увидеть его в смокинге и получить бесплатное просекко. А также еще один милый блестящий значок в еще одном милом бархатном мешочке. Что ж, после сообщения, которое только что ему пришло, Крис знает, что его обязательно пригласят на следующую церемонию. И все это благодаря Патрис. А началось все с того, что пистолет показался ему несуразно маленьким. И это не давало покоя Крису. Человеку, имевшему доступ к такому количеству оружия — как легальному, так и нелегальному, — зачем Джеку Мейсону стрелять в себя из пистолета, способного уместиться в маленький карман? Ответ, как это часто бывает, оказался простым: именно потому, что пистолет и был засунут в чей-то карман. Когда Эндрю Эвертон выкрал его при раскопках в саду Хизер Гарбатт, он выбрал оружие поменьше. Просто потому, что ему нужно было выйти, минуя любое число полицейских, причем так, чтобы ни одна душа этого не заметила. Он не смог бы спрятать, например, АК-47, хотя в саду они нашли целых два. Крис попросил провести для пистолета дополнительные экспертизы, и результаты показали, что оружие было захоронено вместе с четырьмя другими, обнаруженными при раскопках. На нем были те же волокна ткани, в которую все они были завернуты, те же кислоты из почвы. И боеприпасы, кстати, тоже. В общем, Эндрю Эвертон увидел пистолет, вынес его, а потом выстрелил из него в Джека Мейсона. Из личного пистолета Джека Мейсона. Это веское доказательство, без сомнения. Но не идеальное. Никто не видел, как Эндрю Эвертон прятал пистолет в карман. На раскопках его мог украсть кто угодно. Даже сам Джек Мейсон мог выкопать его накануне. Возможно, планируя свое самоубийство, Джек так и подумал: «Я знаю, что должен сделать! Выкопать крошечный пистолет, закопанный мною же десять лет назад!». В суде любой приличный адвокат вскоре поднимет на смех аргумент с оружием, а у Эндрю Эвертона, без сомнения, будет приличный адвокат. Но все это для Криса вполне веское доказательство того, что именно Эндрю Эвертон убил Джека Мейсона. Просто надо найти материальное подтверждение. Они обсудили это с Донной. Они не хотели, чтобы Эвертон, представ перед судом, избежал обвинения в убийстве из-за каких-то формальностей. Крису необходимо было добыть улики, которые доказали бы, что Эвертон находился непосредственно на месте убийства Джека Мейсона в тот самый момент, когда оно произошло. Ему нужно было немного ДНК. Но где ее найти? В конце концов идея пришла в голову Патрис. Она предположила, где именно можно найти ДНК. Крис засомневался. Уж очень иронично это получилось бы. Но после некоторых дополнительных аргументов он все-таки связался с криминалистической лабораторией, и вот сегодня пришли результаты. Патрис оказалась права. Он тут же написал ей сообщение, несмотря на то что она вела родительское собрание. Разумеется, Эвертон тщательно помылся и почистился. Кровь и запекшаяся кровь, а также содержащаяся в них ДНК Джека Мейсона должны были исчезнуть. Но Эндрю Эвертон отнесся к делу небрежно. Или — поскольку Крис знал теперь этого человека чуть-чуть лучше — проявил самоуверенность. Может, он уничтожил одежду только на следующий день после убийства? Накануне того вечера, когда он, смеясь и улыбаясь, сидел рядом с Крисом и Патрис на церемонии награждения? Может, он повторно испачкался, когда избавлялся от улик? Но какой бы ни была истинная причина, Эндрю Эвертону будет очень трудно объяснить, как следы ДНК Джека Мейсона оказались на красивеньком блестящем значке, спрятанном в красивенький бархатный мешочек, который Эндрю Эвертон вручил Крису на церемонии награждения полицейских Кента. Крис сует в рот очередной праздничный стебель сельдерея. Попробуй теперь выкрутиться, Эвертон. Глава 91 Элизабет догадывается, что Богдан от нее что-то скрывает. И дело не в Донне — трижды «ура!» им обоим и все такое, — но с ним определенно что-то не то. Однако, несмотря ни на что, сегодня она опять оставила его со Стефаном. Она поговорит с ним, когда вернется домой. — Вот это приключение! — восклицает Виктор. — Большое тебе спасибо. Меня застрелили, похоронили и вернули к жизни. Я даже немного поиграл в снукер. — Добро пожаловать в «Клуб убийств по четвергам», — отвечает Элизабет. Они сидят на террасе дома Виктора с открытым ноутбуком и разлитым по стаканам джином с тоником. Лондон раскинулся перед ними огромной панорамой в зеленых, синих и серых тонах. Автобусы сверху похожи на красные кровяные тельца. Отсюда город выглядит вполне благопристойно, но оба они неплохо осведомлены о секретах, таящихся под крышами Лондона. Сплошные деньги, убийства и прочее творимое людьми зло. Что ж, такова особенность профессии. Там, где другие видят уютный семейный камин, они замечают место, где сжигали труп. Таким становится отношение к жизни после почти шестидесятилетней работы по их специальности. Сегодня холодно, но холод помогает обоим думать. Эндрю Эвертон сидит за решеткой в ожидании суда. Джек Мейсон и Хизер Гарбатт лежат в земле. Хенрик вернулся в Стаффордшир, но начал регулярно отправлять Виктору видео с котиками из интернета. Элизабет воспринимает это как окончательное прекращение боевых действий. Ее это радует. Теперь, когда она снова обрела Виктора после стольких лет, ей не хочется его терять. Но Виктор считает, как, впрочем, и она, что работа до конца не выполнена. Виктор вытянул из Эндрю Эвертона признание. Рано или поздно Виктор всех заставляет признаться. Но это кажется не совсем правильным. Им обоим. Они обсуждали это довольно долго. Раскрыта ли вся история целиком? А что, если они разоблачили не того человека? — Как Стефан? — спрашивает Виктор. — Давай в другой раз, — предлагает Элизабет. Хенрик продолжил поиски, но, где бы он ни смотрел, деньги будто испарились. Они разобрались с «Кэрроном Вайтгидом» и «Майклом Гуллисом», но даже близко не подошли к разгадке «Роберта Брауна, д. т. н.». Возможно, какой-нибудь гений и смог бы раскрыть эту тайну, но Элизабет с Виктором в конце концов сдались. Правда, Хенрик обнаружил одну зацепку — еще один досрочный платеж, на этот раз на сто тысяч фунтов. Виктор и Элизабет изучают открытый перед ними файл. Хенрик отследил денежный перевод на Британские Виргинские острова, где он был разбит на четыре отдельных платежа. Один из платежей ушел на Каймановы острова, но далее его путь оказался закрыт. Другой — в Панаму, третий — в Лихтенштейн, в бесконечные коридоры банковской тайны. Но четвертый платеж оказался самым интересным. Деньги поступили в Международный банк Дубая. И это кажется странным. — Зачем переводить деньги в Дубай? — спрашивает Элизабет. — Есть же куча других мест, куда более безопасных и непрозрачных. — Возможно, чтобы снять? — делает предположение Виктор. — Кому-то понадобилось немного наличных денег? Элизабет размышляет, что для расследования связи с Дубаем может потребоваться некоторое время. Она кое-кого оттуда знает. Пропали десять миллионов фунтов, но иногда достаточно и ста тысяч, чтобы поймать кого-нибудь за руку. Элизабет будет только рада разоблачить того, кто убил Бетани Уэйтс. Но может ли статься так, что она попадет впросак? Возможно, она упускает нечто совершенно очевидное, и, по ее ощущениям, это определенно так. В глубине души она понимает: что-то тут неправильно. Неужели ее умственные силы иссякают? Она явно стареет. Теперь она не может обойтись без спа для ног. Она даже собирается подарить такой же Джойс на Рождество. Не пора ли бросать всю эту ерунду — беготню за тенями? Виктор дрожит от холода. Элизабет поправляет его одеяло. — Спасибо, — благодарит Виктор. — У вас в стране так холодно… — Как и у вас, — отвечает Элизабет, и Виктор соглашается. Пора завязывать с ерундой? Элизабет смеется про себя. А что есть жизнь, если не ерунда? — Может, немного солнца зимой пойдет нам на пользу? — спрашивает Элизабет. — Вполне возможно, — соглашается Виктор. — Какие будут предложения? — Я слышала, в Дубае в это время года очень даже недурно. — Я тоже слышал, — отвечает Виктор. — Говорят, там можно неплохо прибарахлиться. Есть даже художественные галереи. — Ну что ж, мы могли бы пройтись по художественным галереям, верно? — Ага, и прибарахлиться картинами, — продолжает Виктор. — И еще понежиться на солнышке! — Нам не повредит, не так ли? — замечает Элизабет. Она, может, и старая, но все же уверена, что там что-то найдется. Недостающий фрагмент пазла. — Знаешь, — говорит Виктор, — я помню свои ощущения на дне той ямы, когда меня засыпали землей, как смотрел на вас снизу и задавался вопросом: могу ли я вписаться в такую жизнь? С чаем и пирогами, с птицами и собаками. С друзьями. В Куперсчейзе. А может, мое место и в самом деле здесь? Наверняка ты понимаешь, о чем я. — Даже очень хорошо, — отвечает Элизабет. — Мне было одиноко, — продолжает Виктор, — и ты это исправила. Ты и твои друзья. Мои друзья. Они — это нечто, да? — Они — это что-то особенное, — соглашается Элизабет.