– Один раз мне пришлось ее попробовать… на свадьбе, но было противно, и все потом было противно. – Меня тоже один раз заставили попробовать. Ладно, как говорила моя тетя, это в корне меняет наши планы. Тогда не будем рассказывать Цветочку, что тебе компьютер больше водки нравится. – Мыслевизоры здесь запрещены? – Дядя Роберт, ты делай, что я говорю, потому что я теперь твоя провожатая. Я об этом не мечтала, но мне сказали: мол, кто тебя, маленькая коза, спрашивает, хочешь ты или нет? – Девочка, что такое «коза»? – Ну, вообще-то, я про козу придумала, но смысл был примерно такой. Дядя Роберт, попозже я отвечу как смогу на все твои вопросы, а сейчас скажи, пожалуйста: вон те два коз… два высоких дяденьки – они, случайно, не Служители Справедливости? Шагах в тридцати от Роберта и девочки стояли крепкие молодые мужчины в черной блестящей форме, рукава были закатаны до локтей. Молча, но с открытым ртом Служители Справедливости смотрели друг на друга и на странное существо перед ними: существо стояло на четвереньках или у него было четыре ноги, вытянутая вперед морда была с огромными острыми зубами. – Повторяю, – сказал зубастый, – я волк по имени Вова. Ваши имена и прозвища мне известны. В связи с тем, что иногда нам придется действовать и говорить быстро, я твердо решил ваши длинные имена забыть. Кроме того, я слегка изменил ваши прозвища, чтобы враги не догадались, с кем они имеют дело. Отныне вы – Перт и Друс… нет, какие-то бессмысленные слова получились, лучше – Пэр и Брус. У меня есть два обязательных условия. Тебя, Пэр, я очень прошу: не забывай, что нам надо и хочется дышать, в крайнем случае из уважения к товарищам отбеги в сторонку и повернись к нам лицом. А ты, Брус, будь все-таки немного посмелей, рядом со мной тебя никто не обидит. Пока закройте рот и подумайте. Потом объясните мне, что я, по вашему мнению, могу для вас сделать. Хмурый Вова и Служители Справедливости, у которых рты упрямо не закрывались, стояли на берегу озера. В полусотне метров от них на маленьком острове расположилась другая троица. Настя что-то старательно жевала, потом выплевывала кашицу себе на ладонь и приказывала Роберту есть. Он слушался и даже облизывал ладонь, но выражение лица у него было таким же, как у Служителей Справедливости. Цветочек смотрела на всех с явным удовольствием, одобрительно улыбалась и, кажется, порой хотела захлопать в ладоши, однако сдерживала себя, потому что все же она была не в цирке. – Вова, – сказал Брус, – мы желаем, чтобы ты перебрался через много воды и пригнал к нам преступника. – Запомните, – зарычал волк, – если вы заметите русалок или хотя бы подозреваете, что они где-то поблизости, то не надо соваться в озеро… во много воды. – Мы не суемся, – возразил простодушно Пэр, – мы тебя попросили. Волк долго косился на него, но ничего не сказал. Пэр почему-то так же косо смотрел на деревья, вид у него был обиженный. Брус ехидно усмехнулся: – Вова, я хочу тебе посоветовать: просто не обращай внимания, когда кто-нибудь будет говорить, что ты самый ленивый и позорный трус, если не считать Пэра! – Я-то тут при чем?! – возмутился второй Служитель Справедливости. – Тебе побольше моего платят, вот и бегай сам через много воды! – Естественно, я, как ефрейтор, зарабатываю больше. А тебя, салага, дали мне в напарники не для того, чтобы ты спокойно или удивленно наблюдал, как я бегаю с высунутым языком! – Молчать! – зарычал волк. – Хорошо, теперь ты, ефрейтор, говори, но не забывай, что у меня длинные, острые зубы, которые уже нетерпеливо щелкают. После довольно продолжительного молчания волк сказал: – У меня это… старые, тупые зубы, которые только щелкать умеют. – Вова, если бы у нас были ручные пушки, то мы бы давно пристрелили преступника и его укрывательниц. – Не уверен, русалки на редкость хитрые, проворные бестии. Вы их в деле не видели. Я один раз имел такую возможность… – волк поежился, – даже сейчас мороз по коже! – А я уверен… – Брус, мне сильно не нравится, как ты на меня смотришь! – Вова, давай будем мыслить логически: мы тебя не знали – пушки у нас были, мы с тобой познакомились – они исчезли. – …балбесы! – Волк сказал это слово после нескольких других, которые Служителям Справедливости были непонятны. – Мы с Брусом не учили иностранных языков, – признался Пэр с присущей ему непосредственностью. – У тех, кто в нашем лесу не по своей воле появляется, оружия нет. Можете, конечно, подобрать увесистые дубинки, но, как вы понимаете, таскать их буду не я. – Вова, почему ты не хочешь носить наши дубинки? – Пэр, я не смогу тебе это объяснить понятными словами, да и ни к чему нам оружие. На суше мы легко справимся с русалками и недотепой, а во много воды… тьфу, в озере дубинки бесполезны. Кстати, я вот подумал: вероятно, того мужика с круглыми глазами, которого Настя пытается накормить, я зря называю недотепой. Вы же к нему вдвоем пришли, и с пушками, но ему как-то удалось вас сюда отправить. – Действительно! – воскликнул Брус. – Преступнику должна быть известна дорога из города! Я приведу в наручниках одного из самых опасных мятежников, и мне сразу дадут еще две лычки или, кто знает, не исключено, что даже… – А мне? – спросил Пэр. – Тебе-то за что? – Как? Нет, давай разберемся! – Не по делу спорите, – проворчал волк. – Никто не помнит свои последние мгновенья в другом мире и дорогу в лес. Я тоже не помню… С братьями и друзьями я осторожно забрался в овчарню, но дальше по-тихому не получилось – блеяние началось, дворняга с поджатым хвостом все-таки вылезла из конуры и затявкала. Вдруг дверь распахнулась, и с вилами в руках к нам залетел растрепанный крестьянин, у которого один глаз был слипшимся, но другой уже открылся и смотрел с бешеной яростью. Потом еще два пацана прибежали, и старик приковылял – особенно мне запомнилась берданка в его трясущихся руках. Думаю, если бы они не так сильно тряслись, то был бы я уже где-то навсегда пристроенный. Вместо того чтобы… – Волк вздохнул и грустно посмотрел на Служителей Справедливости. – Роберт, – Цветочек улыбнулась, – мне приятно смотреть, как ты облизываешь Настину ладошку, в которую, однако, уже давненько ничего не падает. Настя не решается тебе сказать, что обед закончился, но, к сожалению, это так. Мог бы ты теперь отвернуться? – Наверное, могу, но почему человек у вас должен отворачиваться, когда все съел? Роберту не ответили. Поднявшись, Настя положила руки ему на плечи. Под ее мягким давлением он покорно развернулся на пятой точке и напряженно рассматривал открывшуюся перед ним панораму. Несомненно, его повернули, чтобы что-то показать, но что именно? Все живые существа, которых он увидел, были до невозможности диковинными, впрочем, как и неживые или предположительно неживые части картины. Маленькие, симпатичные игрушки на батарейках перелетали с одного дерева на другое, исполняя эти… суперхиты на иностранных языках. Причем без рекламных пауз. «Значит, я еще как-то включил фантастически дорогую музыкальную программу с антирекламным фильтром. Ну и пусть, все равно у нас с дочкой больше ничего нет!.. Доченька моя, Инга, где ты?» Настя, стоявшая за спиной Роберта, тонкими пальчиками вытирала ему слезы. Он взял ее руки в свои и долго не отпускал. Девочка заметно напряглась, но не вырывалась и после некоторого раздумья поцеловала его в макушку. Потом оглянулась на старшую подругу, но та пожала плечами, потому что ей было некогда: Цветочек расчесывала свои крупные, роскошные кудри – разумеется, по всем правилам искусства обольщения смертных. Она глубоко вздыхала, потягивалась, вставала на колени, отбрасывала голову назад… Брус и Пэр поначалу наблюдали за ней равнодушно – по-видимому, она не соответствовала их представлениям о женской красоте. Однако представления, убеждения имеют свойство изменяться с течением времени, поэтому через две или три минуты у Служителей Справедливости шеи начали вытягиваться вперед. Волк тихо заурчал, но на него не обратили внимания: уже было понятно, что он любит поворчать, и не обязательно каждый раз прислушиваться к его урчанию. Тем более что события на острове становились все более захватывающими. Цветочек вдруг решила искупаться. Зачем же она так долго и старательно расчесывалась? Самый примитивный мозг во включенном состоянии начал бы кричать, что русалка ведет себя чрезвычайно подозрительно, однако Брус и Пэр мелкими шажками семенили к острову и были уже по колено в воде, хотя волк теперь рычал изо всех сил. К счастью для Служителей Справедливости, характер у волка Вовы был не только ворчливый, но и решительный. Вскоре раздались дикие вопли Бруса и Пэра, и даже на другом берегу озера маленькие лесные жители спрятались в гнездах и норках, прижимая к себе крыльями и лапками глупых, любопытных детенышей. Роберт испуганно посмотрел на свои окровавленные пальцы. – Это от малины, – сказала Настя. – Посмотри, у меня обе руки красные! – Настенька, у тебя рот и одна щека тоже красные. – Кто бы говорил! – заулыбалась девочка. – Знаешь, как потом смешно в ручье на себя смотреть! Мы с Цветочком всегда ухохатываемся, а втроем нам еще веселей будет! – Не шевели плечом. – Старшая русалка на коленях придвинулась к Роберту. – Сейчас мы этого наглого комара… бац! – Вы… его убили? Подумав, Цветочек ответила: – Нет, конечно, за кого ты меня принимаешь? Он только размазался и уснул, а вечером проснется и опять прилетит тебя кусать. Так что смело можешь по комарам хлопать – этим ты им не навредишь. – Вы такие добрые! У вас мягкие руки и нежные глаза. – Роберт застенчиво улыбнулся. Обе русалки, опустив голову, полезли на четвереньках вглубь малинника. – Простите, я понимаю, что уже многие это говорили и вам надоело. Я бы с радостью у вас остался, потому что здесь еще полно малины… то есть я имел в виду… – Конечно, дядя Роберт, – сказала Настя, не оборачиваясь, – ты долго у нас будешь. Такие дела быстро не делаются: человек получает достаточно времени, чтобы все обдумать. – Дорогая, милая девочка, я должен идти, я ищу дочку! Русалки вернулись к Роберту, и каждая протянула ему ладонь с ягодами. – Только, чур, мою не облизывать! – потребовала Цветочек. Роберт взглянул на маленькую русалку. – Без проблем, – ответила она, – мою можно. – Мы не забыли, что ты ищешь дочку, но ты пойми, не следует нам так глупо рисковать – через лес идти, пока мы Служителей Справедливости не уто… не уговорили тебя в покое оставить.