– И что ты здесь делаешь? – У меня есть вопросы. Я смотрю на парня. Мне кое-что о нем известно: он плакал, когда его старшая сестра уехала из дома; играл в регби за национальную сборную, пока не получил травму плеча; не разговаривал с отцом восемнадцать месяцев после смерти сестры. Женился в двадцать три года и развелся в двадцать пять. Живет в Перте, в двадцати минутах от дома матери. Работает на верфи. – Мой отец умирает, – говорит он как о чем-то обыденном. – Вот почему я должна поговорить с ним лично. Я не куплюсь на какую-то дерьмовую расшифровку, состряпанную властями. Мне нужна правда! – Адреналин взбудоражил во мне поток неукротимой ярости. Я готова дать отпор, если надо, даже учитывая, что парень на голову выше. – Мне нужно знать, почему с тех пор, как Лори села в этот самолет, ее никто не видел. И как это твой отец, черт возьми, еще жив. Почему он не сдался полиции? Я спросила его, где этот остров и что случилось, а он отказался говорить. Признался, что бросил трупы пассажиров в море, и сказал: «У нас не было выбора». «У нас», не «у меня». Смутившись, Натан чуть отступил назад и уставился на меня. – Он всем лжет, – заканчиваю я. Мы оба молчим. Затем Натан говорит: – Я знаю. Надо же, я думала, парень будет отпираться. – Почему? Что он скрывает? – Думаешь, я знаю? Он подстроил так, чтобы я считал его мертвым. Мы по нему поминки справили, скорбели. Мама начала пить: по бутылке вина каждый вечер, полгода после падения самолета. Журналисты караулили за дверью. Она потеряла работу. Переехала ко мне. И только все начало налаживаться – звонят из полиции, говорят, отец жив. Все время жил на Фиджи. Мы снова приехали сюда, остановились в каком-то отеле, и чертовы журналисты тут как тут – дежурят под дверью. – Вы правда не знали, что он жив? – Конечно, не знали! – возмутился Натан. Мы стоим молча под палящим солнцем, мимо бредет, шаркая тапочками, какой-то пациент. В ослепительной синеве неба белеет самолет. – Ему не следовало лететь в тот день, – говорю я, чеканя каждое слово. Натан внимательно на меня смотрит. – Это еще что значит? – Ничего, – осекаюсь я. Он все еще смотрит на меня. – Ты о чем? Молчу. – Он ведь был очень хорошим пилотом. Все полеты – без нареканий. Летал по всему миру. – На краткий миг представляю Натана мальчишкой, сидящим в кабине с радостным выражением лица, пока отец демонстрирует циферблаты и переключатели. – Пилот он, может, и хороший. Но только не в тот день. – Наверное, самолет дал сбой, – неуверенно говорит Натан. – Тогда зачем было два года прятаться на Фиджи? Почему он не вернулся к семье? – Я умолкаю на мгновенье. – Знаешь, когда люди так поступают? Он смотрит на меня, сузив глаза. – Когда виноваты. Тяжелая фраза повисла между нами, как занесенный меч. – Натан? – окликает кто-то сзади. В нескольких метрах от нас жена Майка: тонкие, сухие руки сцеплены в замок, во взгляде вопрос и недоумение. – Нас доктор ждет, хочет поговорить. Парень кивает. Они уходят, он оглядывается, будто хочет сказать что-то еще. Но тут же идет дальше, и оба заходят в здание хосписа. Я смотрю, как раскачивается впустившая их дверь. У нас не было выбора. Слова крутятся в голове. Представляю, как выбираются из-под обломков самолета пилот и пассажиры. В рассказе Майка многое не сходится. Я знаю – он лжет. Но почему? Глава 15 Тогда | ЛОРИ Лори заставила себя войти в самолет. Заглянула в салон: горло сдавило от ужаса. С потолка безжизненно свисали кислородные маски, пахло гарью. В хвостовой части чернели обугленные стены, блестело влажное месиво пены огнетушителя. Ее волнение передалось младенцу, тот заерзал на руках. Она попробовала взять его по-другому, успокоить – и шею тут же пронзила боль. Его нужно покормить. Она видела, как мать малыша разводила смесь в бутылочке. Наверняка, у нее был запас. Пошатываясь, Лори побрела по проходу. При виде зажатого сиденьем темно-синего ботинка к горлу подкатила тошнота. Почему-то это зрелище взбудоражило ее больше, чем пятна крови на полу и сиденьях. Под ногой что-то хрустнуло: ее мобильный – экран пошел сетью трещин. Она неловко наклонилась, подняла телефон и нажала кнопку включения: ничего. Пробовала еще раз; экран оставался безжизненным. Отбросив телефон, Лори двинулась дальше. Багажные шкафчики зияли пустотой распахнутых полок: чемоданы и сумки разлетелись по всему самолету. Лори заметила между сиденьями свою коричневую сумку на колесиках, но сейчас ее интересовало только детское питание. Кое-как опустившись на колени, она заглянула под сиденье: есть! – влагонепроницаемая сумка с цветочным принтом и многочисленными карманами. Изловчившись, одной рукой расстегнула основное отделение: подгузники, запасные распашонки, коврик для пеленания, слинг – смеси нет, лишь пустая бутылочка с остатками молока. Ах ты, черт! Сонни уже не просто плакал, он настойчиво кричал. Лори поспешила к выходу. Дэниел вытаскивал основной багаж и относил к деревьям. На розовой рубашке проступил пот, она немного задралась на пояснице, обнажив покрытую темными волосами бледную спину. – Мне нужен чемодан матери! – крикнула она. – Сонни хочет молока. Дэниел потянул к себе дешевый фиолетовый чемоданчик. – Этот? Придерживая младенца, Лори с трудом выбралась из самолета. Разгоряченный ее объятиями, малыш взмок и покраснел. – Все хорошо, маленький, – приговаривала она, расстегивая кнопки на распашонке, чтобы тот немного остыл. Вокруг порезов на ногах Лори вилась муха. Дэниел расстегнул молнию на чемодане: сложенные стопками белые рубашечки и чепчики с полями. Лори представила, как мать любовно сворачивала каждую кофточку, и чуть не расплакалась. «Не время раскисать», – приказала она себе. Дэниел извлек из чемодана банку со смесью. – Слава богу! – воскликнула Лори, покачивая младенца. – Приготовьте бутылочку. – Я? – Прочитайте с обратной стороны, там должны быть пропорции. – Лори приходилось видеть, как ее друзья разводили смесь для детей. Только вот какую воду они добавляли: кипяченую, теплую? Вытерев пот со лба, Дэниел принялся изучать инструкцию.