– Я только что узнала о смерти пилота, – цедит она. – Да, – подтверждаю я, приподняв бутылочку в воздухе, – наконец-то сдох! Тишина. – Что, прости? – недоумевает Ребекка. Я молчу, не придумав в ответ ничего лучше гортанной отрыжки. – Почему не позвонила? Я оплатила твою поездку на Фиджи не для того, чтобы прочитать об этом в новостях, как все остальные! Что происходит, Эрин? – Нууу, прямо сейчас… – язык заплетается, я, пошатываясь, встаю на ноги, – я опустошаю мини-бар в номере. Слышу ругань и проклятья. – Зря я тебя послала. Знала, что не потянешь. Бронирую билет на ближайший обратный рейс. Я киваю. Она права – мне слишком тяжело. Я гляжу на свое отражение: тушь потекла, подчеркнув и без того темные круги под глазами; немытые волосы неряшливо торчат в разные стороны. – Хорошо, что ты успела поговорить с пилотом и его родственниками. Успеем из этого состряпать историю. – Историю? Да плевать мне на твои истории! – зло шиплю я в телефон. – Не буду я стряпать из этого сенсацию на потеху читателям. Я только хочу знать, что случилось с моей сестрой! – Да, с начальством так не разговаривают. Я пьяна в стельку, и лучше повесить трубку. Но меня прорвало: – С меня хватит, Ребекка, я увольняюсь с этой дурацкой работы! Тишина. – Эрин, понимаю, ты сейчас не в себе. Давай поговорим об этом, когда вернешься в офис… – Я не вернусь. С меня хватит! – повторяю я. Как верно звучат эти слова. – Я ухожу, Ребекка. Она начинает что-то говорить, но я вешаю трубку и бросаю телефон на кровать. Стою, покачиваясь, в середине комнаты, в горле кислая алкогольная отрыжка. Мне не хватает воздуха. Пошатываясь, иду к лоджии, толкаю стеклянную дверь в сторону. Липкая влага ложится на кожу, за окном душно, пусто, темно. Я хочу одного: чтобы все это прекратилось. Хочу снова дышать свободно, хочу простора и покоя, не могу больше слышать в голове бесконечную карусель нашей ссоры: «Если хочешь знать, я вообще не хотела ехать! А почему согласилась? Потому что знала, какая ты трусиха, как боишься лететь в одиночку!» Только дело в том, Лори, что я хочу быть только с тобой, неважно где. И больше ничего. Здесь мне уже неинтересно, потому что нет тебя. Трусиха я, а не ты, потому что я больше не могу. Хватаюсь за перила, прижимаюсь к ним ребрами, колени ударяются о деревянные рейки. Наклоняюсь вперед – как кружится голова! – и смотрю вниз: тремя этажами ниже освещенная площадка двора, сине-зеленое мерцание бассейна вдалеке. Лори, два года назад у меня было все: мы жили в этом самом отеле, вместе – и чего мне не хватало? А что, если бы я полетела с тобой? Подтаскиваю шезлонг на край лоджии: пластмасса противно скрипит по плитке. Пошатываясь, встаю на шезлонг и ставлю ногу на перила, для равновесия держусь рукой за стену. Подтягиваю вторую ногу, выпрямляю колени, стою ровно, обхватив пальцами ног трубу перил, поджилки трясутся. Вглядываюсь в темноту. Лори, я ведь должна была лететь с тобой. Слезай оттуда, Эрин! Я не обращаю внимания. Расправляю плечи. Голова приподнята. Потихоньку убираю пальцы от стены. Выбор, вот он – прямо внизу. Вокруг только шепот ночи. Какая-то легкость в теле, словно я могу раствориться во тьме. Не хочу ничего чувствовать. Пусть все исчезнет. Я сама хочу исчезнуть. Слезай, кому говорю! Я серьезно. Эрин, прошу… Я застыла на краю, ноги дрожат, голова кружится, внутри все гудит. – Зачем? Назови хоть одну чертову причину! – кричу я в ночь. Я жду. – Умоляю, скажи, на кой черт мне жить? – вопрошаю я сквозь слезы. Потому что я люблю тебя, Эрин. Я плачу. Звезды светят с неба. Начинается дождь. Слезы падают из глаз, и капли проливаются с неба в темноту и духоту бесконечной ночи. Выбор – это шаг в любом направлении. Любовь… С какой стороны она ждет? Шагнуть вперед или обратно? Пустота не дает мне дышать. Эрин, тебе туда не надо. А куда мне? Прошу, скажи, куда? Все кружится, к горлу подкатывает тошнота, волна горя накрывает с головой. Я жду – не раздастся ли ее голос снова? Ничего, лишь пустота. Умоляю, Лори, скажи, что делать! Тишина. Я жду, балансируя на краю ночи, в ногах дрожь. Ты сама знаешь, Эрин. Хорош ответ: в нем все и ничего. Пойди туда, не знаю куда… Тяну руки к стене – теплая, напитанная дневным солнцем твердыня. Опираюсь на нее, спускаюсь на шезлонг – ноги подгибаются, я сворачиваюсь калачиком, дрожу и всхлипываю. Глава 31 Тогда | ЛОРИ Что ты сейчас делаешь, Эрин? Поговори со мной. Лори не спалось. Густая темнота давила на грудь, стесняя дыхание. В такие ночи, когда низкие облака закрывали луну, Лори не различала вытянутой перед лицом руки. Она вглядывалась в темноту, ожидая уловить всполохи надежды – мигающие огни самолета за кронами деревьев, но не видела ничего кроме черноты. В детстве они с Эрин каждое лето разбивали лагерь в саду за домом. Лори вспомнила запах палатки, куда они стаскивали книги и журналы вместе со сладостями для полуночной пирушки. Забравшись внутрь, они застегивали молнию на входном отверстии, уверенные, что тонкий слой полиэстера защитит их от темноты и всего, что таилось снаружи. Оказаться бы сейчас в палатке вместе с Эрин и застегнуть молнию. Из темноты послышался крик Сонни. Желая взять его из люльки, Лори встала на колени – правую ногу пронзили невидимые иголки. Несмотря на усталость, она ощутила прилив удовольствия, взяв младенца на руки. – Тише-тише, – мягко успокаивала она, склонив подбородок к голове Сонни. Погладила маленькое тельце, шепотом приговаривая: – Тише, маленький, тише. Однако Сонни заплакал еще громче. Он капризничал весь день, молоко выпил только наполовину, суетился и беспокоился. Вот и сейчас, выгибался у Лори на руках, подтягивая крошечные кулачки ко рту. Она взглянула на часы – полночь. В это время он обычно не просыпался. Потрогала подгузник: сухо. – Что такое, детка? – участливо спросила она, поудобнее устраивая малыша на руках, чтобы он мог видеть отблески костра. В свете пламени Лори заметила несколько красных пятен вокруг его губ. Что это? Сыпь, царапины? Или что похуже? В сумке Холли нашлась упаковка средства от диареи и бутылка жаропонижающего сиропа – других лекарств не было. Лори приложила тыльную сторону ладони ко лбу Сонни (она видела, как другие матери делают то же самое). Кажется, горячий… и что дальше? Чем помочь малышу, она не знала. – Давай-ка тебя проветрим, – прошептала она, открыв несколько кнопок на распашонке и освобождая ручки из одежды. – Так лучше? Увы, Сонни зашелся в безутешном плаче, по щекам потекли слезы. Она заметила, как пузырилась слюна в ротике, когда ребенок хныкал. – Может, пить хочешь? – Лори постоянно переживала, что младенец пострадает от обезвоживания, тем более, молока выпил меньше обычного. – Вот, держи, – Лори достала приготовленную еще до наступления темноты бутылочку со смесью. Попыталась уложить Сонни в правильное положение, но тот корчился, отворачивался от бутылки, выгибая непослушное тельце и отталкиваясь кулачками. У Лори самой слезы навернулись на глаза. Она вспомнила, как, покормив ребенка, другие мамы расхаживали туда-сюда или переступали с ноги на ногу, чтобы помочь незрелой пищеварительной системе малыша. Она тогда думала, почему бы им не присесть, отдохнуть, расслабиться. А теперь поняла – они боялись, что младенец срыгнет молоко, которого и так выпил недостаточно. И Лори, не обращая внимания на усталость, самоотверженно ходила вокруг костра. – Что с ним? – внезапно спросил Феликс. Он откинул плед и подошел к ним, потирая заспанные глаза. Лори была благодарна за то, что парень проявил участие.