– Естественно. Как же без этого. Так что до 18.00 вам придется трудиться здесь без меня. График нарядов и караула я составил, отпуска на время отменены. – А это еще почему? – Война, герр майор. Офицеры рассмеялись. Биккель мгновенно оценил ситуацию: – Слушай, Руди, а не сходить ли нам вечером в кафе? – Вы имеете в виду офицерское? – Нет, там так же, как в казарме: бармен тянется похлеще любого дневального. Я предлагаю сходить в кафе Старого парка. Там спокойнее. – Хорошее кафе, – согласился обер-лейтенант, – а повод? – Да просто посидеть, поговорить. Или обычное человеческое общение уже не в моде? В кафе следует ходить развлекаться, либо проводить деловую встречу, либо снять проститутку? – А так сейчас и получается. Ну что ж, приглашение принимается, пара условий, если позволите. – Называй. – О службе ни слова. – Само собой. – И еще: без вашей очаровательной фройляйн Кребс. – Ревнуешь? – Нет, завидую. – В городе много женщин. – Но не таких, как фройляйн Кребс. – Договорились. Обер-лейтенант ушел. В 8.30 Биккель направился на офицерское совещание, где обсуждался план дня, а командиры эскадрилий получали полетные задания. К полетам на сегодня привлекалось только одно звено прикрытия северо-западного побережья, исключая район острова Ургедон. Это было обозначено категорически. В задачу звена входило обнаружение самолетов Великобритании. На этот случай к вылету была готова эскадрилья «мессеров». Полк был смешанным: в нем были и истребители, и истребители-бомбардировщики, и бомбардировщики, и самолеты-разведчики, и несколько транспортных бортов, сведенных в единое звено. Биккель видел, как в воздух поднялся пассажирский «Хенкель-111». В кабинет вошел Кестер: – Борт с фотоаппаратурой взлетел. – Я видел. – Через час вернется, и мне придется проявлять пленку. – Никогда не занимался фотографией. – А напрасно, увлекательная штука. Особенно когда в ванночке белый лист постепенно превращается в картинку. – Хлопотливое занятие. Фотографировать, может, и приятно, но потом все эти проявители, закрепители, ванночка, специальная лампа. Не по мне. – Каждому свое! – Это верно. Классический пример справедливости. Поэтому эту фразу поместили над входом в концлагерь Бухенвальд. Обер-лейтенант усмехнулся: – Вы действительно считаете, что концлагерь является символом справедливости? – Я сказал лишь о надписи, но – достаточно об этом. Ты вот позавидовал мне насчет Ильзы, а я сейчас завидую тебе. Кестер удивился: – А мне-то чему завидовать? – Чертовски хочется узнать, что строится, а потом подорвется на острове Ургедон. Ты это узнаешь, а я – нет. – Нашел чему завидовать. Поверь, лучше бы этого не знать. – Верно. Ты положи мне график нарядов на стол. А то придет время отправлять посыльного, сам не найду. Придется отправлять его к тебе, отрывать от работы. – Хорошо. Обер-лейтенант выложил журнал на стол: – Здесь наряды на завтра. Сегодняшние доведены вчера. – Понял. – Посыльный сам явится за ними перед обедом. – Я буду на месте. Передам. – А вечером, значит, в кафе? – Да, иногда надо и расслабиться. – Неужели не хватает красавицы Кребс? – Ты знаешь, Руди, даже от красавиц иногда хочется отдохнуть. Побыть в мужской компании. – Наверное, вы правы. Зазвонил телефон. – Слушаю. Биккель. – Это подполковник Зубер. Дитмар Зубер был начальником штаба полка. – Да, герр подполковник? – Обер-лейтенант Кестер на месте? – Так точно. Рядом. Передать трубку? – Не надо. Его срочно вызывает командир полка. – Понял. – Вы в курсе, майор, что он после обеда будет отсутствовать? – Так точно, Кестер доложил о полученном приказе. – Хорошо. До связи. Начальник штаба отключился. Кестер взглянул на Биккеля: – Разговор касался меня? – Да, Руди, тебя вызывает командир полка. – Значит, еще какая-нибудь вводная и наверняка по Ургедону. Пошел. – Давай.