Жизнь коротка. Зачем отказываться от приключений и оседать на одном месте, если завтра тебя может не стать? С другой стороны, люди страдают от рутины везде, куда бы он ни приехал. Чувствуя себя неприкаянным даже больше обычного, он садится под деревом. На нем до сих пор чертов пояс для инструментов. Джей отстегивает его и кладет рядом на землю. Потом вытирает руки о джинсы и вспоминает, как Ник стоял перед ним на коленях. Вспоминает его усмешку, энтузиазм, то, как он присосался к нему, когда Джей начал кончать. Его член вздрагивает, как будто сегодняшнего внимания ему было мало. Вдали человек бросает палку собаке. Палка падает в воду, собака прыгает с берега с реку и плывет за ней, поднимая фонтаны брызг. Сам не зная, с чего, Джей начинает смеяться. Безумный день. Безумный парень. Чертов безумный мир. В основном, думает Джей, он смеется, наверное потому, что теперь ему предстоит объяснить своей матери, за что именно он был уволен. Глава 3 Крис Сталнекер не плохой человек. Для отца даже довольно хороший. Он не козел — ничего такого, — просто скуп на эмоции. Не настолько, чтобы у Ника развился синдром недостатка внимания или патологический страх быть отвергнутым, как у Синдзи в «Евангелионе», просто у Криса и Ника совсем мало общего. Иногда Нику кажется, что они не отец и сын, а пара соседей. Если не считать периодических лекций на тему ответственности — которые Ник вежливо слушает, а потом полностью игнорирует, — его отец с тем же успехом мог быть незнакомцем. Прямо сейчас Ник жалеет, что это не так. Если бы речь шла о ком-то другом, было бы уморительно наблюдать, как Харви Гровер объясняет отцу, почему именно Ник больше не работает в его фирме. Но оказывается, когда речь о тебе, это не столько смешно, сколько мучительно стыдно. Потому что между терпимым отношением Криса Сталнекера к ориентации Ника и восприятием им красочных, но непрошенных образов, которые вывалил на него Харви Гровер, лежит огромная — огромная — пропасть. Крису стопроцентно не хочется, чтобы его тыкали в это носом. Разочаровать Криса стало специальностью Ника. — Он… что? О, боже мой. О. О, боже. — С каждой секундой лицо Криса бледнеет все сильней и сильней. А он, на минуточку, и без того достаточно бледный. — Спасибо, Харви. Конечно, я понимаю. До свидания. — Что? — спрашивает мама Ника. — Что происходит? Застряв на кухне, точно в ловушке, Ник слегка опасается, что если попытаться уйти, то ему отвертят башку. Когда Ник обреченно плюхается на стул, его отец наклоняется и гневно смотрит Нику в лицо. С глазом, опасно выпирающим из глазницы, и рукой, вцепившейся в галстук, словно тот душит его, Крис похож на маньяка. Вторая его рука по-прежнему стискивает телефон. — Что? — снова спрашивает его мать. — Ника выставили с работы, — отвечает отец. Не в бровь, а в глаз. Хотя на бровь тоже попало, хочет сказать ему Ник, но нет. Ник, молчи. — Сам скажешь матери, что натворил, или это сделаю я? — Ну… — мнется Ник. А вообще не рассказывать можно? Наверное, нет. Ему очень-очень не хочется говорить, что случилось, но вынуждать делать это отца очень-очень не хочется тоже. — Меня типа как застукали, когда я делал кое-что одному парню. В туалетной кабинке. — Кое-что? — переспрашивает его мать. Криса пробирает дрожь. Ника тоже. — Ну… минет, — говорит Ник. О, младенец Иисус, пусть его мама знает, о чем идет речь, и ему не придется ее просвещать. Знает, конечно, из книг, а не потому, что сама… О, господи. Да что у него сегодня с мозгами? — О, — произносит, наконец, его мать и моргает. — О! Все замолкают. Наглухо. Ник морщит нос и смотрит на капельку засохшего кетчупа на столе. На стене тикают часы. На кухню забегает собака, бросает на людей один взгляд и улепетывает обратно. Часы на стене продолжают тикать. — Э-э… — наконец произносит Ник. У его отца дергается глаз. — Нет, — решительно говорит его мать. Идет к холодильнику и начинает звенеть чем-то внутри. Это ее «нет» из серии «Нет, я не позволю тучам испортить пикник. Нет, я не признаю, что стакан наполовину пустой. И нет, моего бесценного ангелочка не застукали за фелляцией в туалете». — Нет, мы не станем превращать это в трагедию. Это не трагедия. Нет. Ник большими глазами смотрит, как она появляется из-за дверцы с бутылкой вина, потом резким движением откручивает крышечку и делает длинный глоток. Его мать пьет средь бела дня — вот, до чего он довел ее. — Это вышло случайно? — пробует оправдаться Ник. — Случайно? — возмущенно выдыхает Крис. — Ты случайно сделал минет? Если Ник никогда больше не услышит из уст своего отца слово «минет», он умрет абсолютно счастливым. — Это… — говорит он, потому что, серьезно, ну а что еще тут можно сказать? — Извините? Его отец багровеет. — Марш в свою комнату, Ник. Ника выносит за дверь. *** Ник: Меня уволили. Девон: СЕРЬЕЗНО?!?!?!?! :-o Ник: Мне так стыдно. Девон: ?? Ник: Его тоже уволили. Девон: Чувак. Ник: Да знаю… Девон: Чувак. *** Ник, наверное, просидит под домашним арестом до самой смерти в сто лет. Его отец еще не успокоился до такой степени, чтобы так и сказать, но Ник был бы не удивлен. Он заваливается на кровать и принимается за свой комикс. Он рисует его с пятнадцати лет, и у него триста двенадцать подписчиков в интернете. Было бы, наверное, больше — умей он рисовать по-нормальному. Но три года спустя его персонажи по-прежнему выглядят немного коряво. Уже вечером в окно его спальни забирается Девон — с коробкой пиццы в руках. — Обожаю тебя, — с жаром говорит ему Ник и набрасывается на пиццу. — Я знаю, — самодовольно отзывается Девон, и Нику неясно, то ли он подкалывает его, то ли цитирует фильм «Империя наносит ответный удар». — Ну давай, выкладывай. — Тут Девона пробирает дрожь. — Только без кровавых подробностей. — Я отсосал Джею Хэзенбруку в туалетной кабинке, и нас с ним застукали, — объясняет Ник с полным ртом пиццы. — А потом обоих уволили. Девон морщится и плюхается рядом с ним на кровать. — Отсосная ситуация. Ник закатывает глаза.