Этого я не ожидал. Джозеф Райт никогда не был сентиментальным парнем, по крайней мере, не со мной и не с моими братьями. Он приберегал всякие нежные слащавые слова для нашей матери и, когда общался с ней, превращался в сыплющего комплиментами плюшевого медвежонка. Хотя с нами, парнями, он всегда говорил строго. Мы должны были проявлять меньше эмоций, должны были больше работать, больше потеть, получать лучшие оценки — все это, честно говоря, нормальное дерьмо. Оглядываясь назад, я могу сказать, что он был рассудительным, не кричал на нас, не был слишком резким, и всегда был для нас примером. Он воспитывал мужчин, а не засранцев, о чем говорил, по крайней мере, раз в неделю, как правило, обращаясь ко мне. Он говорил, что я был его копией. Мама всегда говорила, что моя «прямота», передалась от него, и что «абсолютная сила» моей матери (его выбор слов), словно наждачная бумага отполировала самые острые грани его личности, сделав отца немного мягче и спокойнее. «Я не могу дождаться, когда ты встретишь свою «наждачную бумагу», маленький мальчик», — сухо пробормотала однажды моя мать, Присцилла, и тогда я уже не был маленьким мальчиком. Я был дома в отпуске, а она настояла, чтобы я пригласил на свидание дочь одной из ее подруг. Я прострадал все свидание с девушкой, чей подбородок был более «волевым», чем у меня, и которая не могла держать при себе свои чертовы потные руки. Я же был милым и вежливым с этой девушкой. Я довез ее домой, проводил до двери… а она схватила меня за воротник, пытаясь поцеловать. Я, на-хрен, еле ноги оттуда унес и не знаю, что она сказала своей маме, но та позвонила моей маме. А Присцилла Райт позвала меня в свою швейную комнату и просто посмотрела на меня с тихим разочарованием, которое уязвляло больше, чем слова, которые говорит обычно отец. Но вернемся в настоящее. Мой отец не был разговорчивым, сентиментальным парнем. Наше обычное общение с ним состояло из серий бурчаний, которые мы необъяснимым образом понимали. Когда он меня остановил, то я ожидал, что мне прочитают нотации из-за того, что одет в рубашку механика, вместо противной белой рубашки-поло с ярко-синей эмблемой «J&P AUTO SALES». Он всегда настаивал на том, что бы я представлялся продавцом, несмотря на мои упрямые настойчивые заявления, что я не хочу этим заниматься. Но, эта работа помогала платить по счетам и позволяла мне не залазить в сбережения, пока я учился в университете, и отец был достаточно щедр, чтобы организовать мне гибкий рабочий график. Я не ожидал, что в глазах своего отца увижу настоящую озабоченность по поводу того, что я сегодня недостаточно общителен. — Извини Папс, — сказал я, хлопая его по плечу. — У меня на уме учеба. Ты в порядке? — А ты в порядке? — спросил он в ответ, не спуская с меня пристального взгляда. — С тех пор, как ты вернулся, ты… — Превосходно. Со мной все превосходно, Папс. Ок?ей? — По тебе не видно. Я волнуюсь за тебя, сын. — Волнуешься о ком? Я застонал услышав голос позади нас. Опять начинается, черт возьми! — Почему ты беспокоишься о Джее, Папс? Что происходит? Джей, ты в порядке? Тебе нужно, чтобы я посмотрел… — Не-а — твердым тоном сказал я, повернувшись к своему старшему брату Джозефу-младшему. — Мне не нужно, чтобы ты куда-либо смотрел, доктор Райт. Джозеф сухо улыбнулся. — Ха-ха. Смешно. Ты уверен… — Да. Могу ли я теперь идти в автосервис? — спросил я, обращаясь к обоим мужчинам. Они обменялись взглядами, и Джозеф-младший слегка кивнул Джозефу-старшему, предполагаю, они думают, что я этого не вижу. — Да, сынок. Иди, — согласился отец, и я не стал тратить время и оставил их обсуждать мое поведение. Хотя, обсуждать было нечего. Мое поведение никак не поменялось, это они вели себя по-другому. Я приехал домой несколько месяцев назад, прямо перед началом семестра, и стал замечать что моя семья ходила вокруг меня на цыпочках. Такого раньше не было. Теперь они были внимательны со мной, спрашивали, как я себя чувствую, будто ожидали, что любая мелочь заставит меня впасть в панику или что-то в этом роде. Я знал, о чем они беспокоились: о посттравматическом стрессе, о воспоминаниях, о кошмарах, в которых присутствуют дети с привязанными к спине бомбами и о прочем дерьме, которое демонстрирует американская магия кино — как выглядит дислокация военных сил в горячей точке. Но правда не была такой унылой или трагичной, но почему-то намного хуже, чем в кино. Я не знал, как это объяснить, но дело в том, что со мной ничего такого не происходило. Я был хорош. Мне просто было нужно, чтобы моя семья, действующая из лучших побуждений, это осознала, и к чертям отвалила от меня. Как только я вошел в ту часть дилерского центра, в которой находился автосервис, то глубоко вздохнул. Приторные запахи моторной смазки, тормозной пыли, резины, бензина и моторного масла могли бы вызвать приступы рвоты и кашля у большинства людей, но для меня они пахли домом. Маленькая принцесса БГУ, с которой я сегодня столкнулся, вероятно, умерла бы от шока. Я почувствовал раздражение, вспоминая о том, как она отпрянула, увидев мою рубашку механика. Я одевал ее на занятия с завидной регулярностью, потому что это помогало мне экономить время в те дни, когда я работал: мне не нужно было заходить домой чтобы переодеться. Вообще-то, моя одежда была чистой, потому что моя мама меня правильно воспитала. Нет, я не отправлялся в кампус одеваясь так, чтобы произвести впечатление, как хорошенькие мальчики, которых она, вероятно, предпочитала. Я не был мальчиком. Мне было двадцать восемь лет, и я воспользовался великодушием военных и пытался получить свою чертову степень, чтобы я смог, к чертям, убраться отсюда. Меня окружали подростки, а этим «деткам» было едва по двадцать лет, так что их смело можно называть подростками. Но не принцессу. Не-а. Как я не был раздражен тем небольшим случайным обменом «любезностями» у дверей в аудиторию, я не мог отрицать, что неожиданная мягкость ее тела, врезавшегося в меня, мне понравилась. Это был не первый раз, когда я ее видел; она всегда была в лекционном зале по пятницам, сидела за столом рядом с профессором Бриант, и выглядела чертовски хорошо. У нее была красивая медная кожа, большие карие глаза и чертовски сексуальный рот. Ее волосы были заплетены в множество мелких черных косичек, которые были ниже талии и задевали мягкие изгибы ее бедер. Эти изгибы, давали очевидный намек на то, что она была старше девушек, учащихся в кампусе. Она была аспирантом-ассистентом профессора. А для того, чтобы занять эту должность, нужно было, по крайней мере, получить степень бакалавра. Значит ей, по меньшей мере, двадцать один или двадцать два, но я подозревал, что она старше. Что-то в ее манерах (легкость, беззаботность, адская сексуальность), говорило, что она не молоденькая женщина. Не говоря уже о том, что я услышал замечание этой маленькой зазнайки, которое она бросила мне в спину, после того как мы столкнулись друг с другом. Только уверенная в себе женщина могла вести «ответный огонь» со мной, несмотря на то, что именно она была виновата в нашем столкновении. Хорошо. Ну… может быть, это не полностью ее вина. Возможно, она была занята своим телефоном, вместо того, чтобы смотреть, куда идет. Возможно, я был слишком отвлечен ложбинкой ее коричневой груди, выделяющиеся на фоне белой рубашки, и не смотрел куда иду. Возможно, это была наша общая вина. Но все же, принцессе не нужно было вести себя так, словно я был весь в грязи и масле, вот и все. Она не западала на мужчин, чьи руки были «в грязи», а я не западал на высокомерных женщин. Конец. Я закончил свою смену в автосервисе, и ловко уклонившись от отца и брата пошел домой. Там, я вытащил оставшуюся с вечера курицу и рис из холодильника и засунул разогреваться в духовку, а сам направился в душ. Позже, я поставил свой ноутбук на стол и сел перед ним вместе с тарелкой ужина, чтобы поработать над своим сочинением. Пока не улучшил свою работу. — & — Что это за херня?! Я отстранился от экрана своего компьютера, с недоверием глядя на оценку в нижней части моего сочинения по «Современной черной литературе». Я моргнул, снова посмотрел на экран, а затем огляделся вокруг, в поисках кого-нибудь, кто бы подтвердил, что это не обман зрения. 82,5% Да-да, это был проходной балл. И многие были бы им удовлетворены, но не я. Во-первых, я написал это гребанное сочинение сам. Во-вторых, хотя, оценка «В» и была проходной, но окончательная оценка за курс базировалась на суммарных баллах. И эта оценка понижала мой шанс на получение хорошей окончательной оценки. И, в-третьих… я написал это гребанное сочинение. Нахмурившись, я гневно прокрутил страницы сочинения, читая комментарии. Я был в библиотеке, изучая чертову термодинамику, чтобы подготовиться к тесту, который будет на этой неделе. Но нет, услышал тихое оповещение электронной почты, полез ее проверять. Теперь я был взбешен и обеспокоен из-за своего среднего балла по предмету, у которого не было ни хрена общего с той степенью, которую я получу. Я мог бы разозлиться на своего куратора, но он не был виноват в том, что я был одним из последних зарегистрировавшихся студентов, и выбор свободных курсов был не велик. Мне повезло, что я вообще смог попасть хоть на что-то, не говоря уже о тех предметах, которые мне действительно нужны. Я иногда любил почитать в свое свободное время, поэтому в последний момент выбрал «Современная афроамериканская литература». Дополнительное преимущество: профессор Бриант была взрослой женщиной, поэтому на лекциях было чертовски интересно. Все было хорошо. До сих пор. Мои глаза сузились, когда я прочитал комментарии: Слабо развит тезис; бессвязные абзацы; как это связано с вашим (слабо развитым) тезисом?; необходима цитата и, бла, бла. В конце концов, она оставила приятное небольшое замечание в конце о том, что это была сильная попытка, но «сильная попытка» как-то не вязалась с «82,5 %». По крайней мере, не для меня. Поскольку я уже был в здании, то собрал свои вещи, распечатал копию своего сочинения и пошел наверх в кабинет профессора Бриант. Я не знал ее расписания, были ли у нее приемные часы или же она была на занятии, но если бы я смог с ней пересечься, то хотел бы поговорить о моем сочинении. Когда я добрался до кабинета, то увидел что дверь открыта, поэтому я заглянул в него и осмотрелся. Кабинет профессора Бриант был достаточно большим для того, чтобы удобно разместить два стола и по-прежнему выглядеть просторным. За большим столом, несомненно, принадлежавшим профессору, никого не было. За другим столом сидела принцесса. Ее голова была опущена, пока она что-то писала в своей записной книжке. Под ее косичками исчезали тонкие пурпурные шнуры наушников, и мне пришлось приложить усилие, чтобы перестать пялиться на ее округлые полные груди, выпирающие через синюю футболку с V-образным вырезом с эмблемой «БГУ». Я прочистил горло, и ее голова дернулась, глаза широко раскрылись. С громким хлопком она закрыла записную книжку и выдернула наушники. — Чем могу помочь? — немного взволнованно спросила она и встала. Не прошло и недели, как мы друг с другом столкнулись, и с тех пор я ее не видел. Сегодня был четверг, значит, завтра она будет в лекционном зале, но почему-то сейчас все было немного по-другому. Только я и она, относительное уединение… какого черта она только что была такой вежливой? — Хм, — начал я, слегка покачав головой, чтобы убрать грязные мысли о моих руках на ее бедрах. — Я искал профессора Бриант. — Ее здесь нет. Я поднял бровь. — Да, я вижу. Можешь сказать, когда она вернется? — Ее приемные часы, для удобства указаны там, на двери.