Водитель снял кепку, почесал лысину. – Трос-то есть, а кто в грязь полезет, цеплять-то? – Гы-гы, дурных нет, – подал голос Баранов. Мы все втроем посмотрели на него. – Почему я? – вопил Баранов на протяжении следующих десяти минут. – А кто? Я офицер, водителей не загонишь, им баранку крутить надо. – Так, это, вон, в кузове залетчик сидит, – попытался съехать сержант. Я отшутился: – Баранов, не будь стрелочником. Я опасный преступник, который убежит в лес, перед этим я вас всех перестреляю. А полковника – вообще… – Что именно я бы сделал с Махлюковым, я не озвучил. Баранов, на удивление, не стал дальше гнуть свою линию. Начал скидывать верхнюю одежду, бормоча ругательства сквозь зубы. Начмед докурил и сказал: – Конечно, спустить тебя на Махлюкова – идея хорошая. Но нельзя. Почему нельзя, я не понял, но тему развивать не стал. – Давай быстрее!!! Чего ты возишься?! Махлюков возмущался все сильнее, ругательства его приобретали изощрённый смысл. Баранов схватил трос, ринулся в озеро грязи. Теперь, в одной футболке, штанах и берцах, он походил на культуриста. Таких фотографируют для рекламы тренажерных залов. Что ж, каждому свое. – Быстрей! – Да лезь ты под бампер! – И что?! Ну, грязь там, так набери воздух и ныряй! Начмед сплюнул. Недоволен он был полковником. – Баранов недавно переболел пневмонией, – напомнил я капитану. – Угу. Хочешь помочь? Так просто не вытянем машину, надо толкать. – Да, товарищ капитан, дело говоришь, – вмешался водитель, – руку на отсечение даю, не вытянем без толкача. Хорошо молодой залез, по самое дно. – Кузьма, не хочешь, так сиди молча, – закончил свою фразу начмед. Лезть не хотелось. – Не хочу, – ответил я честно, – но надо. Водитель с прищуром посмотрел на меня, начмед же не отреагировал. Постоял, закурил еще одну никотиновую палочку. – Откуда такой альтруизм, Кузьма? – Он все же помог мне, когда два «деда» в карцере меня мяли берцами. Не побоялся. – Вот уж за кого, а за этого громилу бояться не стоит, – произнес капитан. И ленивым движением вытащил ключи от наручников. Дал их мне, даже не поворачиваясь. Водитель, от греха подальше, как он сам выразился, нырнул в кабину. Я отстегнул наручники, оставив их висеть в кузове. Спрыгнул. Начал раздеваться. Махлюков заметил мои действия, начал суетливо копошиться. Вытащил пистолет Макарова, демонстративно передернул затвор. – Я с твоим щенком возиться не буду! – крикнул он начмеду. – Это уже не щенок, – возразил капитан и гаркнул: – Давай! Не знаю, услышал ли его водитель в кепке, но колеса закрутились. «Уазик» дернуло, Махлюков не удержался и спрыгнул в грязь. – Я думал, там по пояс, а выходит, всего по колено, – спокойно прокомментировал я. Виртуозный мат с угрозами создавали уникальный фон для разговора. К этому фоно присоединились звуки моторов, грозный шелест шин. «Уазик» крепко засел. Махлюков, не выпуская грязный пистолет из рук, выбрался на твердую поверхность. Баранов последовал за ним, однако не успел ощутить счастья пребывания на суше. – Иди толкай! Бестолочь! Откормился на казенных харчах, хоть на убой посылай! – ярился полковник. – Ветки не забудь, – спокойно сказал начмед. Я так и сделал. Лесополоса помогла. Повытаскивал оттуда веток потолще, залез в грязь. Баранов недовольно сопел. Он уже успел почесать лоб, и теперь жирная полоса грязи украшала его, будто маскировочная краска. – Давай, под колеса засовывай. Нужна сцепка колесам, – пояснил я. – Сам знаю, – прогудел он. Не по-злому, как выходило у грузного Угрюмого, а по-простецки. Таким тоном сообщают, что знают, сколько соток надо прокопать или сколько тонн металла нужно на тренировке подкидывать. Уверенный тон. Затолкали ветки. «Уазик» жалобно визжал, «газик» его ругал, но тянул. Мы навалились на машину, толкая до боли в мышцах. Моя грудная клетка трещала, как пустая пачка сигарет в кулаке. Грязь большими кусками вырывалась из-под шин, обливая нас словно из шланга. – Тяни! – урчал Баранов. – Окрысились, – рычал я. «Уазик» дернулся, завертелся на месте и тронулся. Пик напряжения – мне казалось, я просто поднимаю машину в воздух. Машина полковника вылетела на твёрдую дорогу. Раздался резкий треск разрываемой материи, только хлеще и резче. «Уазик» замедлил ход, а «газик» быстро покатился в сторону блокпоста. – Успели, – выдохнул я. – Чего успели? – тяжело дыша, спросил Баранов. – Вытолкнуть успели до обрыва троса, – пояснил я, уперев руки в бока. Мы так и стояли в луже, стараясь прийти в себя. Черные, злые, но с победой. – Спасибо, Кузьма, – произнес Баранов. – Должен будешь, – ответил я и наконец-то вспомнил, как его зовут, – Ренат. 2 Блокпост не изменился. Казалось, он живет в другом потоке времени и десяток лет для него всего лишь месяц. Как в самом начале моей службы нас привозили сюда на устрашение, так все и осталось. То же приземистое здание с законопаченными щелями, служащее хорошим укрытием во время Всплеска. Бетонные блоки с двух сторон, перегораживающие дорогу из цивилизации. Бастион, защищающий от мутантов Зоны. А мутанты разные бывают. Один кровохлеб чего стоит, здоровая тварь. Правда, страшнее всего мутанты на двух ногах и с автоматом наперевес. Сталкеры, бандиты… – Нам надо свернуть за тот пригорок, – сказал начальник патруля. – Тебе надо – ты и сворачивай, – проворчал Махлюков. Второй раз я был в Зоне и второй раз удивлялся, как менялась погода. Мы еще даже на сто метров не отдалились от блокпоста, а холодный ветер уже начинал толкать меня в спину. Как будто здоровался, ликуя, что вернулся старый знакомый. Или должник, которого долго искали. Трава под ногами сопротивлялась вторжению. Да, раньше, говорят, тропинка вытоптанная была – настолько много контрабанды туда-сюда ходило. Сталкер в Зону, сталкер из Зоны. Командир части прикрыл лавочку, чем обидел многих людей. И не только в Зоне, а и за ее пределами. – Слышь, Кузьма, а че там было? А? – спросил Баранов. Мы, оба грязные, словно шахтеры из забоя, двигались вместе: гениальная идея посетила лобастую голову полковника, и теперь мы с Барановым шли, скованные одной цепью. Наручниками. «Интересно, откуда в нем это? – думал я про Махлюкова. – Он же не следователь, а простой балабол… Нет, не простой. Умный балабол. Хитрый». Нас к зданию колхоза вели трое военных: начальник патруля и солдатики. Так далеко они ходить не любили. Я усмехнулся. Далеко – значит, минут десять быстрой ходьбы. Так в Зоне никто не ходил, если не по чистой, проверенной дороге. Я понимал патрульных: они отсыпались перед ночным дежурством, когда нужно было усиленно контролировать границу, а тут нежданчики приехали. И вести их надо вглубь, а они привыкли патрулировать вдоль границы. Вдоль! – Кузьма, чего молчишь? – дернул меня Баранов. Я пытался понять, зачем нам надо идти за пригорок, одновременно рассматривал окрестности, поэтому ответил односложно: – Думаю. – О чем? Срок светит большой? Чем мне нравятся простые люди, так это тем, что они могут спокойно подойти и начать обсуждать с тобой личные проблемы. Мои личные проблемы. Например, старушки на скамейках во дворе, которые начинают спрашивать: а что это за девочка к тебе приходила? Или на работе: а сколько ты получаешь? а твои родители сколько? а почему так мало? Я, наверное, воспитан как-то неправильно. Меня учили быть вежливым. Поэтому на подобные вопросы я сначала отвечал, потом отшучивался. Теперь просто спрашиваю: для кого информацию собираешь? После такого больше не лезут с вопросами. И не общаются больше.