одолевали две идеи, не давая покоя ни днем, ни ночью. И если первая затрагивала лишь его чувства, то от второй напрямую зависело все его будущее. Хотя на первый взгляд они вроде бы не были связаны между собой, Марти чувствовал, что если второй план потерпит неудачу, это самым пагубным образом отразится и на первом.Из окна своей спальни он мог любоваться морем и плывущей над горизонтом полной луной. А стоило ему закрыть глаза, как ему мерещилась Лайя, дочь Берната Монкузи, владычица его снов и мечтаний. Она смотрела на него серыми глазами, будто хотела что-то сказать.Марти не был пустым мечтателем и прекрасно понимал, что, если хочет приблизиться к ней, то должен стать гражданином Барселоны и доказать ее отцу, что действительно является достойной партией для Лайи. Дела его шли в гору; виноградники в Магории и особенно водяная мельница приносили хороший доход, и потраченные на покупку поместья и создание оросительной системы семьсот манкусо уже успели окупиться.Марти рассчитывал, что уже к концу зимы он сможет запустить и главное свое предприятие, правда, он еще хотел прикупить два соседних участках земли, после чего его доходы должны будут возрасти вдвое, а то и втрое. Однако с той памятной беседы с Барухом в глубине души он знал, что его будущее связано с морем. На прошлой неделе он вновь навестил менялу и передал ему на хранение свои сокровища, оставив себе лишь сумму, необходимую, по словам Баруха, для покупки пая на половину галеры, и небольшой капитал на случай непредвиденных расходов.Задача была непростая — ведь предстояло не только купить корабль и найти честного и надежного партнера. Кораблем кто-то должен управлять, а потому нужен капитан — храбрый и опытный моряк, способный провести в море долгие месяцы и справиться с любой непогодой. Ему придется выходить в море еще до начала сезона, чтобы успеть загрузиться товарами и опередить возможных конкурентов. Ремесло судовладельца и впрямь не из легких, но молодость, честолюбие и стремление к цели способны преодолеть любые преграды.Эти две идеи не давали ему спать по ночам. Одну из них внушило ему само Провидение, а другую — порывы юного сердца.Но вскоре обстоятельства сложились так, что Марти даже подумал, будто это отец, где бы он ни был, повернул колесо судьбы. Однажды он прогуливался по верфи возле горы Монжуик, где корабелы и плотники строили и чинили суда, которым в недалеком будущем предстояло бороздить моря. Его внимание привлек один из кораблей с корпусом необычной пузатой формы. Марти подошел поближе, чтобы как следует присмотреться.Киль корабля с ребрами, уже наполовину покрытыми дубовыми досками обшивки, лежал на полозьях, а те в свою сторону, были установлены на дне длинной и глубокой траншеи, вырытой в песке, такого размера, что корабль помещался в ней целиком, от носа до кормы. Вокруг корабля высились леса, чтобы рабочим было удобно перебираться с места на место. Работы напоминали муравьиную возню: каждый занимался своим делом, не мешая другим. И тут Марти обратил внимание на человека, который показался ему смутно знакомым. Он стоял среди канатчиков — те скручивали из тонких нитей веревки и окунали их в котел с разогретой смолой, которую двое мужчин помешивали толстыми палками, чтобы не застывала. Марти приблизился и внимательно пригляделся к незнакомцу.В его памяти сохранился образ голого мальчика, плескавшегося в волнах среди скал одной из крошечных бухточек залива Росас. Теперь же перед ним стоял мужчина с платком на голове, густой каштановой бородой и золотой серьгой в правом ухе. Несмотря на грандиозные перемены, Марти узнал в нем своего старого друга Жофре, с которым они вместе с Феле играли в детстве.Все еще не веря собственным глазам, Марти не радостно крикнул:— Жофре?Тот повернулся, сощурив глаза на человека, окликнувшего его по имени. Внезапно его лицо озарила широкая улыбка, и он ответил тем же тоном:— Марти?Без лишних слов они бросились навстречу и крепко обнялись. Когда же старые товарищи разжали объятия, то долго смотрели друг другу в лицо, все еще не в силах поверить, что снова вместе.В скором времени они уже сидели за кувшином вина в портовой таверне «Старый тритон». Друзья никак не могли наговориться, засыпая друг друга вопросами и вспоминая прошлое. Даже когда в близлежащих церквях зазвонили колокола, созывая к вечерне, у обоих еще оставалось много невысказанных новостей. Марти предложил Жофре съехать из пансиона, где тот остановился, и перебраться в его дом на все то время, пока приятель живет в Барселоне, присматривая за строительством того самого корабля, который Марти видел на верфи. Они перенесли вещи Жофре в дом Марти и до глубокой ночи сидели на веранде, рассказывая друг другу о своей жизни.Теперь больше говорил Жофре.— Видишь ли, мне не так повезло, никто не оставил мне наследство. Моей страстью, как ты знаешь, всегда было море. Я любил его как капризную и непостоянную женщину. Я никогда не смогу жить вдали от рокота волн. Такова моя судьба. И вот однажды я простился с родными и друзьями и уехал в Росас, где три или четыре месяца ошивался в порту, подряжаясь грузить и разгружать корабли, прибывавшие из дальних широт. Там в конце концов и окончилось мое бродяжничество: удивительные истории, которые рассказывали моряки в портовых тавернах под бесконечные возлияния, пленили мое воображение. Однажды в порт пришел генуэзский корабль, нагруженный по самые борта, чтобы разгрузить эту громадину, потребовалось несколько дней. Сам не знаю почему — может, я понравился капитану, или просто в моей компании он мог спокойно напиваться до чертиков, потому что в первую же ночь, когда он уснул в таверне прямо за столом, я отвез его на корабль в маленькой шлюпке, которую одолжил у одного друга, в общем, и с тех пор стал его правой рукой. Нужно ли говорить, что я был на седьмом небе от счастья и с того дня начался мой роман с морем?Марти внимательно слушал рассказ о приключениях друга.— Не стану утомлять тебя подробным рассказом, как жил все эти годы, — продолжил тот. — Я служил на разных кораблях и побывал во всех портах Средиземноморья, от Геркулесовых Столбов до Константинополя, побывал в разных передрягах и пережил множество опасностей. И однажды я решил, что на море гораздо выгоднее быть охотником, чем жертвой, чтобы не бегать, как заяц, от всех подряд. Во время одного из последних рейсов я оказался на острове Маон, где познакомился с Хоаном Сафортесой, пиратствующим в районе Майорки и Сицилии. Судьба мне явно благоволила, и однажды Провидение выбросило мне счастливый жребий. Год спустя при нападении на пизанское судно мой капитан погиб. По обычаю моряков мы предали его тело морю, а я временно взял на себя командование, пока не вернёмся на остров. За это время мы захватили ещё два корабля, один направлялся в Бланес, а другой — в Сеуту. По странному капризу фортуны, капитан пиратского корабля имеет право забирать двойную долю добычи. Мы снова вышли в море через три месяца, и тогда я по праву стал капитаном. Этим опасным ремеслом я занимался несколько лет — пока не скопил достаточно денег, чтобы купить собственный корабль и осуществить мечту всей жизни. На паях с вдовой Хана Сафортесы, я вложил в постройку корабля. Но у женщины в ее положении, вынужденной кормить четырёх едоков — себя саму и троих детей своего старшего сына, утонувшего пять месяцев назад во время ужасного шторма, просто нет денег, чтобы внести свою долю. Из-за этого неверного шага я оказался на грани разорения, ведь если я не успею спустить корабль на воду до начала сезона, мне вообще никогда не придется на нем плавать, придется продать пай и заняться чем-нибудь другим.Теперь Марти точно знал, что отец помогает ему даже с того света.— Скажи, почему у корабля корпус такой странной формы?— Впервые такой корабль я увидел в Росасе, когда разгружал мешки и ящики, и он навсегда остался в моей памяти — его капитан нанял меня грузчиком. Все годы, что я бороздил моря на разных кораблях, я видел его во сне: он стоял перед глазами, как живой. Никакие другие корабли не обладают такой грузоподъемностью, и я решил построить свой по тому же образцу.— Говоришь, вдова хочет продать свою долю?— У нее нет другого выхода. Оставленное мужем наследство тает, а расходы растут, мои же средства на исходе. К тому времени, когда корабль будет готов, у него уже сменится владелец.— Жофре, а этим владельцем стану я? — спросил Марти. — Если вдова согласится продать свой пай, можешь считать меня своим новым компаньоном.Вот так просто все и решилось. На следующий день в присутствии нотариуса, друга Баруха, они заключили сделку. Теперь друзья стали владельцами корабля, еще не получившего морского крещения. Две трети принадлежало Марти, и одна — Жофре. Тем не менее, последний все же осуществил свою мечту, ступив на палубу в роли и владельца, и капитана.28 Барселона, осень 1052 года«Отважная» миновала пролив и приближалась к конечной цели плавания. Перегруженный корабль еле полз, к тому же к корме привязали захваченную у налетчиков шлюпку. На другой сбежали немногие уцелевшие пираты. Моряки выбивались из сил, стараясь благополучно довести до берега пострадавший корабль. Ветер надувал паруса, весла гребцов работали вовсю, но корабль все равно едва двигался. Графиня Альмодис стояла на носу, глядя в сторону горизонта, словно ожившая статуя, ее рыжие волосы развевались на ветру.Рамон Беренгер, граф Барселонский, беспокойно мерил шагами пляж перед воротами Регомир, не в силах сдержать нетерпение. На сторожевой башне зажгли сигнальный огонь, и это означало, «Отважная» вот-вот достигнет конечной точки плавания. На взмыленном коне прискакал гонец и протянул графу письмо в кожаном тубусе.— Сеньор, последняя часть плана выполнена, — доложил он.Рамон Беренгер остановился, как и его свита, нетерпеливо развернул письмо и прочел его.В послании сообщалось, что с башни Аренис заметили «Отважную», идущую со скоростью около пяти узлов. Похоже, корабль поврежден и испытывает трудности, но все же способен двигаться. Таким образом, если ветер не переменится, он доберется до Барселоны уже на закате, к вечерне.Рамон несколько раз пробежал глазами письмо и сказал вегеру [16] Олдериху де Пельисеру:— Если ветер не переменится и не стихнет, к вечеру они будут в Барселоне. Действуйте по плану. Когда корабль пристанет, я хочу быть рядом с ней.— Не забывайте, сеньор, что епископ Одо де Монкада и главный нотариус Гийем де Вальдерибес хоть и объявили о своем приезде, но еще не прибыли.— Вы же сами понимаете, Олдерих, после всех испытаний и волнений в связи с этой авантюрой, я не желаю ни на минуту откладывать встречу с моей дамой. К тому же я подозреваю, что епископ не случайно так запаздывает. Я знаю, что не имею права вмешиваться в дела Рима, о чем мне прямо заявили, но и Рим не имеет права вмешиваться в мои дела и судить о моих поступках.— Но ведь и главный нотариус тоже почему-то не спешит. Что вы на это скажете?— Я приказал ему приехать, и если он посмеет ослушаться, я его в порошок сотру. Он такой же мой подданный, как и любой другой, и, даже если он сам считает иначе, он все же находится в моей власти. Так что займитесь делом.Олдерих тут же направился к боцману — тот стоял возле графской фелюги, плавно покачивающейся на волнах у берега, ожидая распоряжений.Это было судно длиной в тридцать шагов длиной, выкрашенное в синий и серебристый цвета и оснащённое двенадцатью парами весел. На палубе был установлен великолепный шатер из расшитого золотом бархата, вмещающий восемь человек. Внутри имелись роскошные сиденья из дамаста в цветах золота и граната — цветах графского дома Барселоны. Гребцы в подвернутых до колен синих штанах и рубахах цветов Беренгера дожидались, пока носильщики доставят сеньоров на палубу в роскошных портшезах, чтобы те не замочили ног.Стоило им подняться на борт фелюги, как из глоток всех присутствующих вырвался радостный крик: на горизонте показался силуэт «Отважной».Прошло немало времени, прежде чем два корабля встретились.Когда вся компания разместилась в фелюге, гребцы подняли весла и, дружно взмахивая ими под барабан кормчего, направили фелюгу к буйкам цветов Барселонского дома, они держались на цепях с камнем на конце. Когда фелюга приблизилась к галере, там уже держали наготове железные крюки и крепко сцепили корабли между собой. Затем с галеры сбросили веревочную лестницу, чтобы рыцари могли подняться на палубу.Забыв обо всех приличиях, Рамон Беренгер I, граф Барселонский, помчался как одержимый к ближайшей абордажной доске, не дожидаясь, пока рыцари свиты бросят ему верёвочную лестницу. Вслед за ним на «Отважную» перебрались остальные. Едва завидев графа, его рыцари, без колебаний рисковавшие жизнью по приказу своего сеньора, разразились радостными криками. Не скрывая бурной радости, эскорт графа и рыцари на «Отважной» едва не задушили друг друга в объятьях.Крепко обняв рыцарей одного за другим, Рамон Беренгер отозвал в сторону Жильбера д'Эструка.— Где графиня? — спросил он дрожащим от нетерпения голосом.— В своей каюте, ждёт вас. Только она просила передать, чтобы вы к ней не входили, пока она не позовёт.— Тогда расскажите пока, как вы добрались, мой добрый Жильбер.— Сеньор, — ответил Жильбер, на лице которого была написана усталость после нелегкого путешествия, — это слишком долгая история. У нас впереди достаточно времени, рассказов о наших приключениях хватит на много дней, но кое о чем я все же скажу прямо сейчас: если бы не мужество и сила духа графини, возможно, никого из этих закаленных в боях воинов и отважных моряков сейчас не было бы в живых и некому было бы рассказать вам об этом.— Ради бога, расскажите, что случилось? А не то я с ума сойду от беспокойства.Д'Эструк подробно рассказал, как вела себя Альмодис в те страшные минуты, когда на них напали пираты.— Могу сказать, сеньор, что если супруга подарит вам наследника, он станет гордостью вашей армии.В эту минуту дверь каюты открылась, и перед ними предстала донья Лионор.— Сеньор, — почтительно присела она в реверансе, — графиня Альмодис готова вас принять.Могущественный властитель Барселоны вошел в каюту, сам не свой от волнения, чувствуя себя восторженным юнцом, спешащим на первое в жизни свидание.Влюбленная пара долго не покидала капитанской каюты. Уже в сумерках графский корабль в окружении сияющих огнями рыбацких лодок достиг причала, где уже собралась целая толпа, чтобы встретить свою новую сеньору и проводить ее к церкви святого Иакова. Люди несли свечи и лампады, их ликование не знало границ. По прибытии во дворец Альмодис пришлось выйти навстречу толпе. Страже едва удалось сдержать людей, выставив вперед алебарды.Лишь один человек не разделял всеобщего ликования — Педро Рамон, первенец Рамона Беренгера и его первой жены, покойной Изабеллы Барселонской. Укрывшись за плотной портьерой на потайном балконе второго этажа, он пожирал глазами точеный профиль ненавистной шлюхи, посмевшей посягнуть на то, что ей не принадлежит. В эту минуту она как раз подняла руку, приветствуя ликующую толпу.Часть вторая29 Барселона, 1053 годМарти решил воспользоваться тем, что предприятие, к которому некоторым образом имеет отношение Бернат Монкузи, идет как по маслу, чтобы обратиться к этой важной персоне с давно взлелеянной просьбой. Он позвонил в колокольчик, и в комнатку, где он обдумывал свои планы, вошла Катерина.— Омар дома? — спросил Марти.— Он ушел, хозяин.— Не называйте меня хозяином, Катерина, мне это не нравится. Вы не знаете, куда он ушел?— Думаю, на мельницу, потому что уехал верхом. По делам в городе он бы пошел пешком.— Хорошо, тогда приготовьте мне голубую котту [17] и серые штаны и скажите на кухне, чтобы меня не ждали.— Одну минутку, хозяин... прошу прощения, сеньор.В скором времени Марти отправился в контору Берната Монкузи.Конрад Бруфау, секретарь советника, чьего расположения Марти добился в первый же день, прекрасно знал, что его сеньор готов принять Марти в любое время, его не нужно держать в приемной.— Сеньор примет вас, как только закончит беседу с главным казначеем дворца, — сообщил секретарь.Уже давно дожидающийся в приемной провинциальный дворянин возмутился:— Я подам на вас жалобу смотрителю городских рынков, — пригрозил он.Конрада Бруфау это нисколько не испугало.— Вы собираетесь учить меня, как выполнять мою работу?— Я лишь хочу сказать, что сейчас моя очередь, а этот сеньор должен войти после меня.— Если вы желаете, чтобы ваше прошение отклонили, то так и поступим, — заявил секретарь. — Сейчас пойду к советнику и доложу ему, что вы требуете немедленно заняться вашим делом, а дон Марти Барбани может и подождать. Тогда вам уж точно откажут, поскольку моему сеньору вряд ли понравится, что заставили ждать кабальеро, который пользуется его личным расположением и имеет свободный доступ в его кабинет. Так что, если желаете, я немедленно доложу о вас сеньору.— Простите... — пробормотал кабальеро. — Я не знал, что таковы распоряжения советника. Я понимаю, что дела графства важнее, чем нужды какого-то частного лица.Марти, уже успевший потереться среди придворной знати и научиться себя вести, невозмутимо наблюдал за перепалкой посетителя и секретаря.Бруфау пошел доложить о госте, и провинциал замер с открытым ртом, когда советник собственной персоной показался на пороге кабинета, чтобы лично поприветствовать вновь прибывшего.Как только за Марти закрылась дверь, советник по-отечески похлопал его по плечу и предложил сесть у стола.— Какой приятный сюрприз, юноша! — воскликнул он. — Пожалуй, вы единственный человек во всем графстве, которого мне действительно приятно видеть.Сняв плащ и устроившись в кресле, Марти ответил:— Простите, что так долго не заглядывал к вам, сеньор. Во-первых, дела отнимают много времени, а во-вторых, мне не хотелось напрасно вас беспокоить.Бернат Монкузи развалился в кресле, сложив на груди руки.— Что ж, я вас слушаю, — сказал он.Марти всеми силами старался не показать своего волнения. Тем не менее, его скромный жизненный опыт подсказывал, что сначала надо постараться умаслить советника, пользуясь его жадностью. А потому он первым снял с плеча сумку и положил ее на стол. Советник поднял на него вопросительный взгляд, и Марти поспешил ответить:— Здесь, сеньор, ваша доля, как мы договаривались.С этими словами он подвинул сумку советнику.— Что это вы мне принесли?— Взгляните сами.Не сводя с Марти глаз, Монкузи развязал тесемку и осторожно открыл сумку. От взора Марти не укрылось, как в лисьих глазках зажегся алчный огонек.— Что это такое? — спросил советник.— Ваша доля прибыли по договору.— Но тут явно больше, чем мне причитается.— Разумеется, — ответил Марти. — Ведь я собираюсь отправиться в долгое путешествие и вернусь лишь в будущем году, а потому все дела я оставляю в руках доверенных людей, а потому посчитал, что будет справедливо, если я передам вашу долю за несколько месяцев вперед. Если я задержусь в плавании дольше, чем рассчитывал, то доплачу недостающее, но в любом случае мне бы не хотелось, чтобы вы понесли убытки по моей вине.— Я так понимаю, вы собираетесь отплыть на корабле, который купили у этой вдовы с Майорки?Лицо Марти удивленно вытянулось: он даже не предполагал, что советнику может быть об этом что-то известно.— Не совсем так, — ответил он. — Корабль еще не готов, но вы правы, я собираюсь отплыть на нем... Но откуда вы это знаете? Я никому не рассказывал.— Гуляющий по улицам Барселоны ветер доносит до моих ушей все новости.Марти сразу понял тонкий намек.— Просто не вижу необходимости в том, чтобы оповещать всех вокруг, что решил помочь другу детства, оказавшемуся в затруднительном положении. Даже падре Льобет всегда говорит, что правая рука не должна знать, что делает левая, — ответил он.— Поистине библейский ответ.— А кроме того, я хочу повидать мир, а лучшего случая и не придумаешь. К тому же сейчас самое время для торговли: в графстве царит мир, и мне помогают могущественные особы, которые принимают такое участие в моих делах.— Вы хотите сказать, в наших делах, — с легкой улыбкой поправил его Монкузи.— Разумеется. Вы же сами видите, что я передаю вам долю от еще не полученных доходов.— И скажите, раз это касается и меня, кому вы передали дела на время своего отсутствия?— Мой раб Омар — непревзойденный знаток в возделывании земли. Падре Льобету я отдал на хранение свои деньги, и есть еще один весьма сведущий даян из Каля, необычайно проницательный делец, который в нашем предприятии займется непосредственно торговлей.— Ну что ж, я хорошо его знаю и вполне одобряю ваш выбор. Я рад, что вы вверили свои дела в руки Баруха Бенвениста, но мне не понравилось, что вы ничего не сообщили об этом мне. Видите ли, я стараюсь по возможности не иметь дел с евреями, за исключением лекаря.Марти нисколько не удивился, что смотритель рынков знаком с евреем, и поспешил ответить:— Вот поэтому я и хочу решить все вопросы до своего отъезда, а кроме того, составил завещание, назначив своим душеприказчиком падре Льобета. А если со мной что-то случится, вы должны получить свою долю доходов.— Мудрое решение.Марти прекрасно осознавал, что в эту минуту все его будущее висит на волоске.— Итак, молодой человек, когда вы собираетесь отплывать?— Через пару месяцев.Советник поднялся со стула.— Ну что ж, если вам больше ничего не нужно...Сердце Марти едва не выскочило из груди.— Видите ли, сеньор, — начал он. — Вы оказали мне честь своим доверием и даже несколько раз приглашали в свой дом на обед, и теперь я хотел бы ответить вам такой же любезностью, послав вашей дочери подарок в знак моего к ней уважения и восхищения.Советник мгновенно изменился в лице.— Я вас слушаю, — сухо произнёс он.— Впервые я встретил вашу дочь вовсе не в вашем доме.— А где же тогда? — осведомился Монкузи со смесью недоверия и любопытства.— Уже довольно давно, на невольничьем рынке, куда я пришёл купить слуг.— И что же?— В тот день, повинуясь минутному капризу, я купил одну мусульманку, непревзойденную певицу, которая помогала мне коротать время долгими летними вечерами.— И какое это имеет отношение к нам?— Дело в том, что с тех пор ваша дочь обижена на меня, поскольку тоже хотела купить Аишу — так зовут эту рабыню — но в конце концов я дал большую цену.— Продолжайте.— И вот я подумал, что, поскольку надолго уезжаю, а также в знак признательности вам, будет лучше, если Аиша теперь поможет коротать вечера вашей дочери, ведь сам я все равно долго не смогу пользоваться ее услугами. Жаль, если исключительный талант, доставляющий столько радости, пропадет впустую.Бернат Монкузи ненадолго задумался; это минутное молчание показалось Марти вечностью. Наконец, советник снова заговорил — медленно и отчетливо:— Дорогой юноша! Наша дружба уже принесла нам обоим большие выгоды, и мне бы хотелось, чтобы эти отношения и дальше оставались столь же теплыми и приятными. Да вы и сами в этом заинтересованы. А посему вынужден вам сказать, что моя дочь — или, вернее, падчерица, поскольку в свое время я женился на ее овдовевшей матери, смысл всей моей жизни. Я знаю, что рано или поздно придется выдать ее замуж, если она, конечно, не захочет уйти в монастырь, чему я был бы только рад. Я, конечно, принимаю ваше предложение, но при этом не желаю, чтобы вы питали какие-то надежды в отношении моей дочери. Вы не лишены достоинств, но не гражданин Барселоны, чего, как вы знаете, крайне сложно добиться, а потому не можете претендовать на ее руку. Я ясно выразился?— Вполне, сеньор.— Может, я и не благородный дворянин, — продолжал Монкузи, — и нынешнего высокого положения достиг ценой многолетних усилий, но я полноправный гражданин Барселоны, а это не многим ниже, чем дворянский герб. Барселона — единственный город на Средиземном море, чье гражданство дает такие привилегии. Я пользуюсь личным доверием графа, служение которому всегда было целью моей жизни. Сами понимаете, какой-то выскочка не может даже мечтать о Лайе. Я рассчитываю выдать ее замуж за человека, по меньшей мере равного ей по положению, и, к величайшему моему сожалению, поскольку вы мне симпатичны, это не вы.Марти почувствовал, что сердце его вот-вот разорвется от боли, но комплимент его прибодрил.— Я это понимаю, — ответил он, — но не сочтите за дерзость, во имя нашей дружбы,