произнёс Марти. — Ты очень любезна, но мне бы не хотелось, чтобы ты тратила на меня своё время. Когда я пришёл, мне показалось, что ты была чем-то занята. Не стоит так суетиться, я вполне могу подождать твоего отца и один.— Не волнуйтесь, мои дела подождут. Лучше скажите: как вам лимонад?Марти поднёс к губам кубок и, сделав глоток лимонада, и в самом деле превосходного, не замедлил сказать об этом девочке.— Сладкий и свежий, ну прямо как ты.Девочка ответила с неожиданной для ее возраста непринужденностью:— Благодарю за комплимент. Я считаю, что девушки так и должны себя вести, если они хотят понравиться. Ведь любой мужчина, возвращаясь домой, надеется, что его там ждут тепло и забота.— Поверь, если ты всегда будешь вести себя так, тебе не составит труда со временем найти хорошего мужа.Девочка одарила его чарующей улыбкой.В эту минуту открылась дверь кабинета Баруха, и на пороге показалась тщедушная фигура еврея. Подобрав полы длинного одеяния, он стал спускаться по лестнице в сад. Приблизившись, он произнёс самым обходительным тоном:— Мой дорогой друг, чем я обязан вашему визиту? Дочь сообщила мне о вашем приходе, и вот теперь, покончив с делами, я наконец могу уделить вам внимание.Марти тут же поднялся, поставив на стол недопитый кубок с лимонадом, и шагнул навстречу.— Я нисколько не скучал в столь приятной компании. Могу вас поздравить: ваша дочь — очаровательное создание и прекрасная хозяйка.— Благодарю за комплимент. Во всяком случае, мы с ее матерью делаем все возможное, чтобы привить трём дочерям правила хорошего тона, хотя порой меня одолевают сомнения — много ли они усвоили из того, чему их учили?Девочка выжидающе улыбалась. Еврей повернулся к ней.— Руфь, я охотно верю, что на этот раз ты хорошо себя вела. Я рад, что обошлось без недоразумений, и горжусь тобой, хотя и подозреваю, что тебе просто приглянулся наш гость. В противном случае ты бы нашла любой предлог, чтобы переложить заботу о нем на кого-нибудь из сестер. А теперь, будь добра, оставь нас и ступай в дом. Мать тебя уже заждалась.Девочка, капризно надув губки, тут же поинтересовалась:— Можно мне хотя бы допить лимонад? Вы же сами всегда твердите, что хороший хозяин не оставит гостя пить лимонад в одиночестве.— Руфь, твои женские хитрости со мной не пройдут. Я уж как-нибудь сам приму гостя. Так что принеси ещё один кубок и уходи.Марти с улыбкой наблюдал, как девочка поставила свой кубок на поднос и, присев в полупоклоне, направилась в сторону кухни.— Прошу меня извинить, — улыбнулся старик. — Знали бы вы, какой тяжкий крест приходится нести отцу, который мечтал о сыне, а получил такое вот бабье царство.— Ну, если ее сестры так же восхитительны, как эта малышка, вас ожидает золотая старость.Еврей покачал головой.— Сильно сомневаюсь. Женщина — это зеркало с тысячей граней, которые она демонстрирует, как ей вздумается и как ей выгодно, в зависимости от времени и обстоятельств. Сейчас вы ей понравились; возможно, вы отнеслись к ней, как к взрослой, и это ей польстило, если вспомнить, что ей всего одиннадцать лет, поэтому она показала себя с лучшей стороны. Но знали бы вы, каково мне бывает, когда они все втроем ополчаются против меня, да еще и вместе со своей мамашей! Ох, тогда я еще до начала битвы знаю, что она проиграна.В эту минуту вернулась Руфь с новым кубком — для отца. Поставив его на стол, она принялась канючить:— Вы же позволите мне остаться? Я буду сидеть тихо-тихо и, конечно, узнаю много полезного. Вы же столько раз говорили, что сеньор Барбани — необычайно умный молодой человек и беседовать с ним — одно удовольствие.Еврей повернулся к Марти.— Теперь вы видите, что я действительно хорошо отзывался о вас, — сказал он. — Но даже если бы я ничего не говорил, эта болтушка соврала бы без зазрения совести. — С этими словами он повернулся к дочери: — Руфь, сеньор Барбани пришел ко мне по делу, и не думаю, что его дела интересны для девчушки одиннадцати лет. Так что будь добра, иди в дом.Девочка не спешила повиноваться, но тут послышался женский голос, окликнувший ее. Руфь, не скрывая неудовольствия, тяжело вздохнула и, состроив забавную гримаску, направилась к поджидающей в дверях матери.Мужчины остались наедине. Еврей налил себе лимонада и предложил Марти сесть.— Итак, мой дорогой друг, расскажите же наконец о причине вашего визита. Сдается мне, она должна быть чрезвычайно важной, если вы пришли без предупреждения. К тому же на этот раз вас не сопровождает падре Льобет, из чего я делаю вывод, что ваш рассказ предназначен исключительно для моих ушей.Восхищенный такой прозорливостью менялы Марти тут же ответил:— Видите ли, моя любовь и благодарность к падре Льобету вынудили меня обратиться к вам за советом, не ставя его в известность. Думаю, учитывая все обстоятельства, ему лучше не знать того, о чем я собираюсь вам рассказать, это может ему повредить, если станет достоянием посторонних ушей.— Понятно. Я вас слушаю.Марти принялся подробно рассказывать еврею о своих планах и о странном предложении графского советника. Когда он закончил, Барух, ни разу его не перебивший, погладил бороду и заговорил.— Боюсь, что мне сложно будет что-то посоветовать. Мы, евреи, хорошо знаем, как действуют в определенных обстоятельствах иные продажные личности, без молчаливого одобрения которых преуспеть в этом городе почти невозможно. Когда мы открываем новое дело, к нему всегда присасывается такая вот пиявка, называющая себя партнером, на самом же деле этот партнер ничего не делает и ничем не рискует, но всегда имеет кусок от общего пирога. Вы можете сделать только одно: заставьте такую недалекую личность действовать себе на пользу, как эти мерзавцы сами пользуются чужим трудом. Иной раз даже от пиявок может быть польза — кровопускание многим спасало жизнь. Но будьте осторожны. Стоит зазеваться, как они высосут всю кровь до последней капли.Марти жадно ловил каждое слово искушённого человека. А тот между тем продолжал:— При заключении любой сделки составляется договор, и его условия должны удовлетворять обе стороны. Однако, имея дело с подобными личностями, нельзя забывать, что они поднаторели в судебных интригах и никогда не подпишут документа, который может поставить под угрозу их благополучие или репутацию. Если же вы откажетесь с ними делиться, вам останется лишь собрать вещи и убраться куда-нибудь подальше. Да и то не уверен, что это поможет: у подобных мерзавцев длинные руки...— В таком случае, что я могу сделать?— Обернуть ситуацию себе на пользу, — с лукавой улыбкой ответил Барух.— Я вас не понимаю.— Вы ведь сказали, что должны отдавать ему долю с каждой сделки, для которой требуется его подпись?— Именно так.— В таком случае покажите ему свою лояльность, а сами занимайтесь тем, что не требует его разрешения. Учитывая, что с других сделок он будет иметь свою долю, он должен понимать — стоит ему попытаться подрезать вам крылья, как он лишится немалых доходов. Иными словами, если он попытается заполучить весь пирог целиком, то может лишиться и причитающегося ему куска.— Хотите сказать, что я должен вести двойную игру? — спросил Марти, до которого наконец дошёл смысл предложения.— Да нет, просто несколько ограничить его аппетиты. Если вы начнете процветать сразу по нескольким направлениям деятельности, он сможет наложить свою лапу лишь на некоторые из них, но не на все. Короче говоря, насадите на крючок достаточно аппетитную приманку и позвольте ему этим и удовольствоваться, чтобы не претендовал на остальные ваши доходы.— Я восхищен тонкостью вашего ума, Барух.Губы Марти расплылись в доброжелательной улыбке.Бенвенист остановил его предостерегающим жестом.— Не думайте, что это лишь сегодня пришло мне в голову. Все это — плоды долгих лет, на протяжении которых евреям пришлось научиться ловить рыбку в мутной воде. Человек человеку волк, и чтобы выжить среди людей, приходится придерживаться правил римлянина Горация. Следуя наставлениям своего учителя Эпикура, он произнес золотые слова: ваш достаток должен быть таким, чтобы не возбуждать чужой зависти.— И как же я должен действовать, чтобы вырваться из его лап?— Любая деятельность в нашем городе в той или иной степени зависит от произвола чиновников. Исключение составляет морская торговля, а значит, основная ваша деятельность должна быть связана именно с нею: за пределами городских стен никто не сможет вам помешать, если только вы не затронете интересы других судовладельцев. И поверьте, это принесёт вам большие деньги. Разумеется, морские путешествия и доставка товаров морем связаны с определенным риском, и разрешение на морскую торговлю тоже зависит от графа.— Я ничего в этом не смыслю, а потому не хочу строить воздушные замки. А вы знаете, как мне преуспеть на этом поприще и не потерпеть крах с первой же попытки?— Возможно. — Еврей с минуту колебался, но в конце концов решил продолжить. — Кое-кто из моих друзей сейчас разрабатывают один проект, в котором вы тоже могли бы принять участие. Скажу откровенно, это нам было бы весьма выгодно, ведь если во главе предприятия не будет стоять христианин, осуществить проект едва ли удастся.— Не будете ли вы любезны объяснить... — начал заинтригованный Марти.— Судите сами. Морские перевозки связаны с большим риском: всегда можно потерять корабль, груз или то и другое сразу. Понимаете, о чем я?— Пока да. Но все же...— Позвольте мне продолжить. Первым делом нужно купить судно или хотя бы его третью часть на паях с другими владельцами, это уж на ваше усмотрение, хотя и здесь я вполне мог бы вам помочь. А уж затем, полагаясь на ваше чутьё, решать, какие закупать товары и где их хранить.— Я понял, продолжайте.— Чтобы добиться успеха, вы должны идти на голову впереди остальных. Я предлагаю вам совершенно иной способ ведения дел, чем принятый нынче у наших торговцев. Обычно они закупают товары в дальних краях, а затем везут их в Барселону.Марти внимал каждому слову еврея.— Так вот, — продолжил тот, — наша же торговля будет построена так, чтобы как можно меньше зависеть от погодных условий и грузоподъемности кораблей; для этого следует тщательно изучить, в каких товарах особенно нуждаются люди, живущие в тех местах, где нам предстоит останавливаться. Вот представьте себе, что за год до отплытия корабля вы заключили сделки о доставке грузов в каждый порт по пути. К примеру, вы вышли из Барселоны и сделали остановку в Перпиньяне, где выгрузили товары, представляющие особый интерес для этого города, и загрузили в трюм другие, чтобы доставить их в следующее место назначения. То же самое вы проделываете в Палермо, затем в Бриндизи и, наконец, в Рагузе, после чего возвращаетесь в Барселону, куда везете все, что необходимо ее жителям. Таким образом, вы сможете максимально использовать возможности корабля и, завершив круг, получите гораздо большую прибыль. Не говоря уже о том, что на обратном пути будете закупать в каждом порту товары для следующего плавания.Марти не мог прийти в себя от изумления.— Но скажите, сеньор, что вам мешает самому заняться этим делом?— Для меня это было бы слишком рискованно. Прежде чем вложить в дело свои средства, люди должны быть уверены в надежности предприятия, а нам, евреям, не слишком-то доверяют.— В таком случае, в чем ваша выгода?— Сейчас объясню. Видите ли, море таит в себе множество опасностей: здесь и шторма, и мертвый штиль, и пираты подстерегают на каждом шагу. Один из наших людей в каждом порту будет по сходной цене покупать ваш груз вместе с кораблем. Таким образом, даже если в пути с кораблем что-то случится, вы ничего не потеряете, поскольку ни груз, ни корабль больше не ваши, все убытки ложатся на нас.— Я вас не понимаю.Еврей продолжил, не обращая внимания на то, что его перебили.— Однако в том случае, если корабль благополучно прибывает к месту назначения, вы снова покупаете его у нас вместе с грузом, но по цене несколько большей, чем продали. Разница в цене и будет составлять нашу прибыль в этом предприятии. Таким образом мы можем приобрести сразу несколько кораблей, и тогда, даже если какой-то из них пропадет, доходы, полученные от остальных, возместят эту потерю, и риск сведется к минимуму. Вам не придется рисковать, а мы будем иметь постоянный доход, так что обе стороны получат хорошие прибыли.— А если первый же наш рейс окончится неудачей — что тогда?— Ну что ж, мы люди терпеливые, умеем работать и знаем, что рано или поздно сумеем добиться успеха.Когда Марти покидал дом Бенвениста, в голове у него роилось множество планов. Он уже подсчитывал, сколько денег из отцовского наследства ему понадобится, чтобы купить пай на половину корабля, и как скоро окупятся эти расходы.26 Сентябрь 1052 годаОгромные волны швыряли корабль, как щепку. Море было сплошь покрыто белыми барашками, сверкали молнии, разрывая свинцовые тучи, а сквозь густую пелену ливня перепуганная команда не могла разглядеть ничего дальше собственного носа. Ни один предмет на корабле не остался на своем месте: все скользило и каталось. Матросы на палубе изо всех сил старались закрепить мешки, ездившие по всей палубе, от кормы до носа, и одновременно пытались разобрать приказы капитана, который во всю глотку орал с кормы, стараясь перекричать адский шум ветра и волн.Кормчий вцепился в кормовое весло, пытаясь выровнять корабль. Матросы быстро и четко выполняли команды. Убрали все паруса, один лишь фок плескался на ветру. «Отважная», скрипя и кряхтя, словно огромный раненый зверь, отчаянно пыталась выровняться и, виляя кормой, медленно продвигалась к берегу, в надежде укрыться в одной из многочисленных бухт, которыми было изрезано побережье. На повороте удерживающий парус канат лопнул, и галера тут же потеряла управление. Пытаться ее выправить было крайне опасно.Надсмотрщик бешено кричал, стегая кнутом несчастных гребцов, чтобы выполнить приказы капитана. Гребцы на правом борту отчаянно налегали на весла, чтобы помочь рулевому выровнять корабль. Северный ветер швырял галеру, то вознося на гребень волны, то бросая в самую бездну, готовую вот-вот смять несчастный корабль, как яичную скорлупу. Корабль нырял носом в воду, едва успевая выпрямиться, прежде чем новая волна опять кидала его вниз. Молнии порой сверкали так ярко, что становилось светло, как днем.Капитан, испытанный морской волк и уроженец этих широт, прикрывая рукой глаза от морских брызг и струй дождя, отчаянно старался разглядеть недалекий берег, знакомый ему с самого детства, выискивая безопасную бухту, где можно укрыть корабль и спасти ценный груз.Наконец, чутье подсказало ему, что они обогнули мыс, поскольку волны напирали уже не так свирепо, и корабль перестал надрывно стонать, словно его вот-вот раздавит. Все взоры устремились в сторону капитанского мостика. Даже гребцы, прикованные цепями к скамьям, прекрасно понимали, что их судьба напрямую зависит от того, удастся ли ли этому человеку спасти корабль.Они вошли в бухту, которую капитан опознал как бухту Монжуа. Когда они укрылись в ней, он приказал встать носом к морю, а потом поднять весла и бросить якорь, отпустив канат на достаточную длину, чтобы он надежно зацепился за дно. Убедившись в этом, капитан закрепил бизань и осмотрел палубу. Потом велел как следует привязать груз и распределить сместившийся балласт.Ночь в гостеприимной бухте прошла спокойно: шторм стих так же внезапно, как и налетел, и вскоре уже трудно было поверить, что совсем недавно корабль едва удержался на самом краю бездны. Когда зажгли кормовые огни и закончили приводить корабль в прежний вид, капитан спустился к кормовой каюте и тихо постучал в дверь.— Кто там? — послышалось из-за двери.— Капитан, сеньора.Раздался какой-то невнятный шум, и дверь распахнулась.Помещение было относительно просторным. У двух противоположных стен к полу были прикреплены две койки, посередине стоял низкий столик, над ним — окошко из маленьких стёкол в свинцовой раме. Окошко находилось значительно выше ватерлинии и пропускало в комнату немного дневного света, а по ночам можно было наблюдать, как сверкает вода в кильватере корабля.Оттуда была вида также мачта с флагом Барселоны и качающийся на корме фонарь, установленный так, чтобы свет падал на мачту и флаг, давая понять, что место в бухте занято, если вдруг какому-либо из блуждающих в окрестных водах кораблей придет в голову причалить в этой тихой бухте. По другую сторону каюты, у самой двери, стояли шкаф и огромный сундук, в котором пронесли на борт корабля одну из пассажирок, а теперь в него сложили ее вещи.В слабом свете из окошка капитан смог рассмотреть двух женщин. Судя по выражению лица компаньонки, она еще не опомнилась от страха после пережитого, но графиня, хотя явно страдала от морской болезни, выглядела спокойной.— Когда мы прибудем в Барселону, я щедро отблагодарю вас, капитан, — приветливо произнесла Альмодис. — Ваш опыт и самообладание, проявленные в таких тяжких условиях, достойны награды.— Сеньора, это долг любого моряка, — ответил капитан. — Я не сделал ничего особенного.— Вы же сами знаете, что порой это весьма непросто, далеко не каждый на это способен.— Вы переоцениваете меня, сеньора. Мне хорошо известно, кто доверил вас моим заботам, и нет ничего страшнее, чем разочаровать этого человека.— Скажите, капитан, как там мои люди?— Нам всем пришлось несладко. Одно дело мы, моряки, а тем, кто не привык к качке, пришлось совсем худо. Но должен сказать, ваши стражники проявили недюжинное мужество.— Прошу вас, капитан, позовите Дельфина и шевалье Жильбера д'Эструка.— Одну минуту, сеньора. Если вам больше ничего не нужно, я надеюсь, этой ночью вы сможете отдохнуть. А завтра, даст Бог, мы прибудем в Барселону.Донья Лионор, компаньонка Альмодис, так и не перестала дрожать, когда капитан снова постучал в дверь.— Войдите, — откликнулась Альмодис.Перед ней предстал бледный как смерть Жильбер д'Эструк, сжимающий в руке берет.— Ваш секретарь просит его извинить: он в таком состоянии, что просто не может встать с койки, и я его понимаю. Мои ребята тоже лежат в лежку после этой болтанки. Что до меня, то сколько я ни ходил в море — никогда не попадал в такую передрягу. Удивлен сеньора, что вы так прекрасно держитесь.— Сеньор д'Эструк, в моем положении меня куда больше качки больше беспокоят другие проблемы.И тут над палубой разнесся звонкий голос впередсмотрящего:— Справа по борту корабль!Рыцарь бросился к кормовому окну, чтобы посмотреть, что происходит на на палубе, и по всему кораблю разнесся зычный голос второго помощника:— К оружию!Неслышно подобравшись со стороны берега, из тумана медленно выплывали две шлюпки с обернутыми мешковиной веслами, чтобы не было слышно плеска, в каждой шлюпке сидело по десятку вооруженных до зубов мужчин, их вид не предвещал ничего хорошего.Жильбер д’Эструк тут же понял, какая опасность угрожает его сеньоре.— Графиня, не теряйте времени! Забирайтесь обратно в сундук и не высовывайте оттуда носа, пока опасность не минует или пока нас всех не убьют.— Сеньора, сделайте то, о чем просит капитан, и позвольте мне надеть ваше платье, — вмешалась бледная как смерть Лионор. Пусть они примут меня за вас, тогда мы сможем выиграть время.Альмодис повернулась к компаньонке с благодарной улыбкой.— Благодарю, вы подсказали отличную идею. Сеньор, дайте мне кинжал и проводите меня к вашим людям.— Сеньора, вы ставите меня в тупик, мне приказано...— Теперь, сеньор, приказывать буду я! И не мешкайте, время не ждёт! Дайте мне кинжал, ступайте на палубу и готовьтесь к обороне.Жильбер д'Эструк, отстегнул кинжал, закрепил его на поясе графини и вышел. Рыцари, уже успевшие прийти в себя после шторма, ожидали у двери каюты. Бернат де Гурб, Герау де Кабрера, Перельо Алемани, Гийем де Мунтаньола и Гийем д'Оло стояли с обнаженными мечами, готовые по первому слову отдать жизнь за графиню.Матросы вооружались, чем только могли — хватали железные крючья, кинжалы, багры, в общем, что попадалось под руку. Едва женщины остались одни, Альмодис тут же приказала компаньонке:— Надень мое лучшее платье и спрячься в глубине каюты! Скорее!На палубе стоял страшный шум. Нападавшие карабкались на борта галеры, цепляясь абордажными крючьями. Альмодис наблюдала за происходящим через окошко в двери каюты. Люди Жильбера д'Эструка сражались как одержимые. Вскоре она разглядела того, кто командовал шайкой разбойников. Это был классический образец пирата, точнее сказать, бандита, поскольку нападающие пришли с берега, а вовсе не с другого корабля.В одной руке он сжимал мавританский ятаган, в другой — джамбию. Глаз его пересекала повязка, голова повязана красным платком. Бой кипел по всей палубе с переменным успехом. Однако вскоре Жильбера д'Эструка и его рыцарей оттеснили к самым дверям кормовой каюты, которую они готовы были защищать до последнего вздоха, прекрасно понимая, что, если Альмодис попадет в руки бандитов, корабль и его команда будут обречены. Увидев, что главарь пробился к дверям каюты и вот-вот ворвется внутрь, Альмодис объявила Лионор:— Я открою дверь и буду защищаться. Это все же меньшее из зол... И не бойся, я не брошу тебя одну.С этими словами графиня отодвинула засов, подняла крышку сундука и забралась внутрь, наблюдая через решетку отдушины происходящее в каюте. А туда уже влетел бандит с ятаганом в руке. При виде богато одетой женщины на его изуродованном лице проступила улыбка. За эту даму можно будет получить неплохой выкуп, а заодно и порезвиться с нею.Закрыв за собой дверь, разбойник убрал кинжал в ножны, бросил саблю на койку и бросился к перепуганной даме, решившей, что пришел ее последний час. Когда он уже собирался разорвать блио на бедной донье Лионор, лицо пирата вдруг побледнело. Альмодис воспользовалась шумом, выбралась из сундука и вонзила кинжал Жильбера д'Эструка меж лопаток пирата. Тот повалился на пол, вцепившись в одежду доньи Лионор и увлекая ее за собой.— Лионор, сейчас не время падать в обморок, — затормошила ее Альмодис. — Вставай и подай мне абордажную саблю, она у тебя за спиной.Вконец перепуганная женщина не могла понять, что взбрело в голову ее госпоже.— Но, сеньора, что вы собираетесь делать?— Воспользоваться преимуществом, которое нам подарила судьба. Давай ее сюда! Время дорого!Перепуганная дуэнья схватила огромную саблю и протянула ее своей сеньоре.Страшный удар обрушился на шею пирата, и отсеченная голова покатилась по палубе. Кровь залила каюту, забрызгав одежду компаньонки.Битва была жестокой, но ни той, ни другой стороне не удавалось взять верх. Схватки шли по всей палубе. Внезапно Жильбер д'Эструк с удивлением увидел, как графиня Альмодис поднимается по трапу из каюты, держа за волосы окровавленную голову пиратского капитана. Добравшись до верхней ступеньки, она облокотилась на перила. В свете пылающих факелов она казалась подлинным порождением ада. Высоко подняв на вытянутой руке свой кровавый трофей, она крикнула:— Смотрите, глупцы, что случается с теми, кто посмеет поднять руку на графиню Барселонскую!На палубе установилась мертвая тишина, а в следующий миг воздух взорвался ликующими криками победителей, нападавшие же при виде головы своего главаря с воплями ужаса попрыгали в море. Тех, кто не успел броситься в море и не лежал мертвым на палубе, взяли в плен и заперли в трюме. Затем перевязали раненых, оказав им посильную помощь. После этого начали понемногу чинить такелаж и заменять порванные паруса. Чтобы привести в порядок потрепанный корабль, понадобился целый день. Лишь на следующее утро капитан приказал взять курс на Барселону. В сумерках, когда впереди уже замаячили стены города, Жильбер д'Эструк, стоя на носу корабля, признался одному из своих отважных товарищей, Гийему д'Оло, у которого после сражения были перевязаны голова и рука.— Клянусь, никогда не встречал подобной женщины. Все на свете готов отдать, лишь бы стать ее другом.— Не так-то это легко: она недоверчива; мало кому удалось заслужить ее дружбу. Думаю, на свете есть лишь один человек, который может назвать себя ее другом — это карлик из ее свиты.— Он ей больше не друг. Когда на нас напали пираты, он спрятался в бочке из-под селедки и просидел там, пока опасность не миновала, и лишь тогда явился в каюту графини. Она тут же выгнала его со словами: «Пошел вон, дерьмо собачье! Ступай жить в сортир, там самое место для такого как ты!»27 Барселона, осень 1052 годаВсе эти месяцы Марти