– Вообще-то, может, и есть. – О чем ты говоришь? – Мы с ней повздорили перед телеобращением. – Мы – это кто? – Все мы. Я, Тим и Пол. – Голос Дженни дрожит. – Мы все были на нервах, с этой годовщиной. А вы без остановки ругались… Не знаю. Мы отправились к Саре – договориться, чтобы посмотреть телеобращение вместе. И погорячились. Как с цепи сорвались. – Дальше… – Наверное, мы все переживаем, что не поехали в Лондон. Анна не осталась бы без присмотра. – Не надо так думать, – говорит Генри. – Но ведь все равно думаешь, правда? И парни снова насели на Сару: почему девочки не держались в клубе вместе, из-за чего разделились, почему она темнит… Тут Дженни начинает плакать всерьез. – Мы не хотели обижать Сару. Мы просто сорвались. Я ведь отказалась от поездки из-за Джона и концерта – а теперь даже не встречаюсь с ним… Поверить не могу, что я так поступила. Тупого парня поставила выше собственной сестры. Мы чувствовали такую вину… за то, что не были там, в Лондоне. Но нельзя было валить все на Сару… – И когда случился этот скандал? – Накануне реконструкции по телевизору. Вот почему она приняла таблетки, осознает Генри. Барбара обхватила Джен руками. – Понятно. Вот в чем загвоздка, милая. Но вы не должны себя винить. Обсудите все это с Сарой, объясните, что не вините ее. – Мы не виним. Действительно не виним. Мы только… – Расстроены. Как и все. Я поговорю с мамой Сары – узнаю, когда можно ее навестить. И все уладить. А теперь вытри слезы и надевай новое пальто. Скоро начнут собираться гости. Я помогу тебе наладить отношения с Сарой, обещаю. Все будет хорошо. Нам нужно быть сильными сейчас, сегодня – ради Анны. Генри смотрит на жену, недоумевая, где она научилась этому фокусу. Всегда знает, какие слова найти для девочек. Для девочек? Он сам вздрагивает от множественного числа. – Помни, это ради Анны. Чтобы глядеть веселее, когда Анна вернется домой. Да? Барбара утирает лицо Дженни салфеткой, и тут раздается звонок. Генри, еще в носках, открывает дверь и обнаруживает викария в прорезиненной куртке и болотных сапогах. – Входить я не буду. Грязь. – Священник улыбается. – Славно придумали с местами для сидения. Я зашел просто показать вам то, что собираюсь прочитать. Ничего такого церковного, как мы и договаривались. Только доброе и светлое. И еще я подумал: может, вы, Барбара, скажете несколько слов? Ну знаете – поблагодарите всех за поддержку, попросите местную прессу и дальше печатать обращения к свидетелям… Барбара улыбается, а Генри смотрит, как Дженни исчезает наверху – взять новое пальто. И вдруг она зовет их к окну на лестничной площадке: – Посмотрите! Посмотрите в окно!.. Поднимитесь. Викарий, захваченный возбуждением Дженни, снимает-таки сапоги и следом за Генри и Барбарой поднимается по лестнице – оттуда открывается прекрасный вид на узкую дорогу к дому. В темноте зрелище завораживает. По дороге тянется узкая полоска огоньков: лампы, свечи и даже факелы прокладывают путь через тьму. Генри чувствует, как задрожали его губы. Он смотрит на мерцающие огоньки – и снова видит Анну, бегущую впереди, в пальто поверх розового школьного платьица, с букетиком в руке. Скоро придет Кэти, офицер по связям с семьей. И Генри понимает: всё, достаточно. Ему придется поговорить с полицией. Открыть всем правду. Глава 12 Частный детектив Мэтью складывает маленькие пирамидки из сахарных пакетиков, когда сержант Мелани Сандерс входит в кофейню, глядя на часы. Салли эта его привычка просто сводит с ума. Сейчас он поставил задачу построить сразу три пирамидки. Если одна рухнет, нужно сначала поставить новую, прежде чем приниматься за починку старой. Стол немного шатается, что усложняет задачу, и Мэтью так доволен собой, что обижается как ребенок, поняв, что пора остановиться. – Прости, что беспокою тебя в воскресенье, Мел. – Он встает и чмокает ее в щечку, стараясь не замечать, как рушатся от движения стола пирамидки. – Все нормально. Вообще-то я работаю. – Она смотрит, как расползлись по столу сахарные пакетики. – Органы расщедрились на оплату сверхурочных? – Мэтью возвращает пакетики в сахарницу из нержавейки в центре блестящей поверхности. – Нет. К нам из Лондона приехал детектив-инспектор Недоумок – по делу, к которому ты проявляешь такой странный интерес. А я при нем нянькой. – Она машет рукой официантке и смотрит за прилавок, прежде чем заказать капучино. – Ты к нему неровно дышишь. Мелани, поморщившись, высовывает язык. Мэтью улыбается. Он рад видеть Мел. В полицейском колледже она была одной из немногих, кто тоже отказывался пить растворимый кофе. В первый же день раздобыла маленький кофейник с прессом. Над ними нещадно подтрунивали. Когда они работали вместе, Мел с помощью приложения в телефоне находила ближайшее кафе с настоящими эспрессо-машинами. Их идеальный завтрак состоял из картофельных сэндвичей и доброго итальянского кофе. Мэтью смотрит на нее, понимая, как скучает. Не только по работе с Мел. По работе в полиции. По чувству коллектива. – Ладно, Мэтт. Давай выкладывай, что на самом деле происходит, а то у меня мало времени. – Мел раскрывает глаза. – Инспектор намерен снова поговорить с Баллардами. Полагаю, есть какие-то новости после телеобращения. Мне, конечно, много не рассказывают, но я встречусь с офицером по связям с семьей. Мне и в самом деле нужно знать, в чем твой интерес. Мэтью оглядывает кофейню и достает из кармана два пакета для улик – в каждом лежит открытка и конверт. Мелани переворачивает открытки, чтобы прочитать сообщения, хмурится и снова смотрит на Мэтью, ожидая объяснений. – Их прислали Элле Лонгфилд – свидетельнице с поезда. Хозяйке цветочного магазина. Она обратилась ко мне. Были еще две открытки – к сожалению, она их выбросила. Отправлены из разных мест – Лискерд, Дорсет и Лондон. – И она не подумала прийти к нам? – Поверь мне, Мел, я сказал ей то же самое. Она была уверена, что открытки от матери Анны – Барбары Баллард. И не хотела доставлять ей неприятности. Чувствует вину. Мелани испускает долгий вздох, когда официантка приносит кофе. – Ты не меняешься. Их нужно было отдать немедленно. – А ты несправедлива. Я именно это и делаю, Мел. И повторю, ты не получила бы их, если б я не убедил Эллу. В любом случае мы оба понимаем, что это скорее ложный ход, чем какая-то подсказка. – Твое чутье, Мэтт? Лонгфилд изрядно потрепали в социальных сетях, когда ее имя выплыло наружу. – Ага, нехорошо вышло, да? – Мэтью следит за лицом Мелани, которая переворачивает пакеты, чтобы прочесть то, что на обратной стороне. – Мы вправду не знаем, как такое получилось, Мэтт. Честно. Наверху по этому поводу был большой шум. Пресс-служба в ярости. И мы потратили немало времени, расследуя утечку. Чтобы успокоить Эллу. Попытаться все исправить. Однако тогда мы считали, что это, скорее всего, тролли или дети достают Эллу в Интернете. Может, одноклассники Анны. Неприятно, но ничего важного или связанного с расследованием. Или с двумя парнями с поезда. – Так ты думаешь, продолжается то же самое? Какой-то придурок пытается ее напугать? – Не знаю. Слишком много усилий. – Она рассматривает открытки внимательней. – Вряд ли найдем какие-то отпечатки, но попробуем. Пробьем по системе. Возможно, просто случайный псих… Ладно, говори. Почему Элла решила, что открытки от матери? Мэтью рассказывает о поездке Эллы в Корнуолл. О скандале. – И об этом она тоже не подумала сообщить нам… Великолепно. – Не думаю, что это мать. Я с ней беседовал, Мел. – Господи, Мэтт, идет расследование… – Еще раз повторяю, у тебя ничего этого вообще не было бы без меня. Мелани макает палец в кофейную пенку. – А мне объяснять все это инспектору Недоумку… Ты прав. Скорее всего, тролль. Только инспектору не понравится, что его не поставили в известность. – Непохоже, чтобы он серьезно продвинулся. – Заносчивый зануда. Выглядит лет на двенадцать. Хорошо бы, хоть вполсилы работал – так он, похоже, отвлекся на какое-то убийство в Сохо. И считает меня своим персональным водителем, когда приезжает сюда. По счастью, не часто.