Я прочитала все по лицу Мэтью. – Да. Полная глупость. – И она отреагировала плохо? – Не то слово. Просто обезумела. Теперь-то мне ясно. Я думала только о себе. Воображала, что стоит ей понять, какая я порядочная и как я сожалею… – Свидетели вашего разговора были? – Нет. Только мы двое. Я привезла цветы, большой букет примул – я читала, что Анна их очень любила. Теперь ясно, что цветы и стали спусковым крючком. У нее началась истерика. Кричала, что сыта по горло цветами, что мне тут не место. Что я не имею права. Венок, как будто на могилу ее дочери. А она, между прочим, не верит, что дочь мертва. Мэтью подливает пенистого молока себе в чашку; предлагает и мне. – Как по-вашему, такое возможно? Что девушка еще жива? Мэтью сжимает губы. – Возможно, хотя статистически маловероятно. – И мы так думаем. Я и Тони… Мой голос срывается. Мне хотелось бы чувствовать больше надежды. Вспоминаю недавний телефильм – там пропавших девушек нашли годы спустя. Пытаюсь представить себе Анну, выходящую из подвала или укрытия, завернутую в полицейское одеяло, но не вижу картинку целиком. Кашляю, отвернувшись к стене каталожных ящиков. – Так вот. В Корнуолле было жутко. Я хотела уйти – извинилась, что побеспокоила. А она сорвалась. – В физическом смысле? – Она была сама не своя. – Она вас ударила, Элла? Если ударила, если она психически неустойчива, вы действительно обязаны пойти в полицию. Они должны знать. – Она не хотела. А стычка на крыльце – несчастный случай. Маленький синяк у меня на руке. Мэтью снова качает головой. – Да ради всего святого! Я сама виновата. Она не вспыльчивая. Мне не стоило появляться там и провоцировать ее. Я, конечно, понимала, что она винит меня, но такая ненависть… Ее глаза… – И поэтому вы считаете, что открытки шлет мать Анны. – А вы не считаете? Он пожимает плечами. – Жаль, что вы не сохранили все открытки. – Извините. Мне не хотелось беспокоить мужа. Его ожидает повышение на работе, так что хлопот полон рот. Послушайте, мистер Хилл… извините – Мэтью. Если вы не возьметесь, я их сожгу. В полицию я не пойду. Мэтью пристально смотрит на меня. – Я хотела бы, Мэтью, чтобы вы к ней съездили. Вы – лицо незаинтересованное и человек опытный в подобных делах. Надеюсь, что вы сможете все прекратить, не причинив ей лишних страданий. Мягко предупредите ее, не привлекая полицию и не ухудшая ее положения. – А если вы все поняли неправильно и она ни при чем? Просто мать, у которой сдают нервы? – Ну тогда я буду думать дальше. И прислушаюсь к вашему совету. – Хорошо, Элла, договорились. Я съезжу к миссис Баллард, попробую разобраться в ситуации – и если у меня останутся сомнения, вы подумаете о том, чтобы передать все в полицию. Так? – Вы же не считаете всерьез, что это связано с расследованием? – Совершенно откровенно – скорее всего, нет. Если не мать, то, скорее всего, какой-то ушлепок. Однако следователям нужно сообщить… Ладно. Решим, когда я съезжу в Корнуолл. – Мэтью встает и хмурится. – Полагаю, вы слышали новости, Элла? Утром. – Простите? – Утром, по местному радио. После телеобращения по поводу годовщины. – Нет. Какие новости? Появился кто-то еще? Я пропустила. Что случилось? Мэтью морщится. – Имя они, конечно, не назвали. Но я так понимаю, что речь о второй девушке. Из поезда. О подруге. – Сара. Ее зовут Сара. Что вы имеете в виду? Что случилось с Сарой? Глава 7 Подруга Сара опять делает вид, что спит. Впрочем, теперь притворяться сложнее. Нужно обманывать не только мать, но и медсестер. – Ну давай же, Сара. Ты должна немного попить. Давай. – Медсестра ласково треплет ее по руке. Уходите. Уходите. – Почему вы не поставите капельницу? – Мать кудахтала, суетилась и плакала у кровати почти всю ночь. – Она ужасно выглядит! Даже сесть не может. – Поверьте, для самой Сары лучше не засыпать. Все происходило в БИТ – блоке интенсивной терапии. Они хотели точно знать, сколько таблеток она приняла. Сара прислушивалась к разговору медперсонала с матерью. Явно проводятся анализы, чтобы определить количество принятых таблеток, но на это требуется время, и будет гораздо проще, объясняли они, если Сара просто ответит. Сару охватывает такая усталость и оцепенение, что на чувство вины нет сил. Она уже умаялась чувствовать вину – и хочет только, чтобы ее оставили в покое. Мать рассказывает медсестрам, что в последний раз они попадали в больницу с подозрением на астму, когда Сара была в начальной школе. И родителям позволяли спать в игровой комнате рядом с детской палатой. Они спали на матрасах прямо на полу, хотя некоторым досталась роскошь – раскладушки. Теперь нет ни матрасов, ни кровати. Маргарет провела ночь как привидение – каждые несколько часов прохаживалась, чтобы размять ноги, от зеленого пластикового кресла у кровати Сары до закрытого кафетерия с мутным кофе и закусками из автомата. Хотя теперь Сару тошнит меньше, говорить она все равно не хочет. «Сколько таблеток, Сара? Нам нужно знать сколько». – Я не держу в доме много лекарств. Парацетамол. Две полных пачки, – наверное, в десятый раз повторяет мать Сары. А по правде? Сара не помнит, сколько таблеток выпила. Купила в магазинчике на углу, а потом еще в супермаркете. Есть тупые правила – сколько можно покупать в одном месте. Всё из-за телепередачи. Новые свидетели. Тупая сучка с поезда. Она без устали повторяла полиции и родителям, что все это гнусная ложь. Секс в туалете? С первым встречным? За кого они ее принимают? Как они смеют? А потом запаниковала. Что, если после телепередачи объявятся новые свидетели? Когда затих бурный всплеск эмоций сразу после исчезновения Анны, дело потихоньку затихло. Разумеется, Сара хочет, чтобы люди помогали полиции; разумеется, хочет, чтобы Анну нашли. Не хочет только, чтобы открылась правда о ее роли во всем этом. Нет. Пожалуйста, не надо… – Вам не кажется, что стоит снова позвать врача? – Я выполняю четкие указания доктора. Пожалуйста, не тревожьтесь. Сару больше не тошнит, теперь надо уговорить ее попить. Поверьте, для ее же блага. Тогда мы лучше будем понимать, где мы. – Что значит «где мы»? – встревоженно спрашивает мать. – Перестаньте, – не выдерживает Сара. Она шепчет еле слышно. – Просто замолчите, пожалуйста. Все. – Ну вот и она. Умница. Сара. Давай. Открой глазки, и попробуем сесть, хорошо? Скоро придут результаты анализов. Чтобы понять, как твои дела. Но было бы гораздо лучше… – Я не знаю, сколько приняла. Понятно? Просто не знаю. – Оставьте ее в покое. Пожалуйста. – Мать начинает плакать, и Сара чувствует слезы и на своих щеках. Жаль, что Лили тут нет, но матери об этом говорить не надо. Еще одна запретная тема. – Простите… – Тебе не за что извиняться, милая. Все будет хорошо. Все будет прекрасно. Обещаю. Все шлют горячие приветы. Родители Анны. Дженни, и Пол, и Тим, и все. Желают тебе поправляться. Сара закрывает глаза. Наверняка неправда. Они винят ее. Они так и сказали. Вечером накануне ужасной телепрограммы все они собрались, вроде как чтобы поддержать ее, однако всё пошло наперекосяк. Парни разошлись не на шутку. Дженни плакала.