– Тоже мне новость. – Короче, еду, смотрю – Серега идет, – продолжил Ломакин. – Руки в карманах, и такой… сосредоточенный. Я посигналил, а он даже не обернулся. Я машину припарковал и пошел за ним, думаю, пивка выпьем, позади рабочий день… Фенька, он в костел пошел, – заявил Димка и на меня уставился. – Ну и что? – удивился я. – Как что? Чего Сереге делать в костеле? – Ну, не знаю. Молиться, наверное. – Как хочешь, а меня это тревожит. – Что тебя это? – поперхнулась я. – Тревожит, – упрямо повторил он. – Конечно, Берсеньеву лучше б в баню с девками, – хмыкнула я. – Может, у него это… неприятности? – нахмурился Димка. – Зачем нормальному мужику идти в такое место? Вдруг случилось чего? Помощь нужна… мы все-таки друзья. – Собутыльники, – поправила я. – Я серьезно. Он там уже полчаса торчит. – Ладно, жди здесь, пойду взгляну на этого чудика. – Только без твоих дурацких шуточек. – Дима, может, тебе в Армию спасения податься, бомжам похлебку раздавать? – съязвила я. – А в лобешник не хочешь? – ласково спросил он, я поспешила выбраться из машины и потопала к костелу, удивляясь превратностям судьбы. Все-то в этой жизни вверх ногами. Взять того же Димку: с точки зрения правоохранительных органов и, конечно, моей мамы, по нему тюрьма плачет, а он между тем хороший парень, не раз мне помогал, теперь вот о Берсеньеве тревожится… А этого чего в костел потянуло? Может, не совсем пропащий, совесть все-таки мучает, вот и забрел. А почему в костел? Он что, католик? По пятницам в костеле проходят концерты органной музыки. Не помню, чтобы она Берсеньева интересовала, к тому же сегодня вторник. Сергей Львович, по моему мнению, человек-загадка, давно сидит у меня в печенках. Страх как хочется узнать, кем он был до того, как превратился в преуспевающего бизнесмена, позаимствовав чужую фамилию и чужую жизнь в придачу. Я потянула тяжелую дверь на себя, она скрипнула, и я вошла в костел. В помещении царил полумрак, и в первое мгновение я решила, что здесь нет ни души. А потом увидела Берсеньева. Он сидел на скамье вытянув ноги и скрестив руки на груди. Голова запрокинута, он вроде бы потолок разглядывал. Димка называл его Серегой на правах собутыльника, Агатка обращалась по имени-отчеству, правда, с некоторой язвительностью, он в долгу не оставался и звал ее исключительно Агатой Константиновной, я же предпочитала обходиться без имени, потому что точно знала: никакой он не Сергей Львович. И сейчас гадала, стоит его окликнуть или лучше подойти. – Сколько раз просил, не стой за спиной, – подал голос Берсеньев. – Не люблю я этого. Я подошла и опустилась на скамью рядом с ним. Он молчал, и я молчала. Берсеньев не выдержал первым: – Ты к Всевышнему или решила скрасить мой досуг? – Скрасить, наверное, – пожала я плечами. – И как, по-твоему, я обрадовался? – Да как-то не очень. – Ну, так и иди себе с миром. – Я бы с удовольствием, но Димка волнуется. Думает, у тебя горе большое. Лично я не против, чтобы ты здесь сидел, лишь бы не приставал к господу со всякими глупостями, у него без того дел по горло. – Я далек от этого, – хмыкнул Сергей Львович. – Тогда чего тут сидишь? – В дом господа заглядывают по разным причинам, – нравоучительно изрек он и принялся цитировать: – «Вхожу в мечеть, в час поздний и глухой, не с жаждой чуда я и не с мольбой, когда-то коврик я стянул отсюда, а он истерся, надо бы другой». Омар Хайям. – Догадалась. У меня ж сестрица интеллектуалка, Джойса читает каждый день, еще до завтрака. А тут Хайям… А чего ты собираешься свистнуть? – спросила я, оглядываясь. – Дура. Просто хотелось подумать в тишине. – А почему в костеле? – Потому что здесь есть скамейки, тепло, никто глаза не мозолит, пока ты не явилась. Ладно, потопали. Не стоит нервировать Иисуса своим присутствием. – Может, у тебя правда неприятности? – спросила я, направляясь к двери. – Откуда им взяться? – удивился Берсеньев. – Моя жизнь легка и безоблачна. Иногда это здорово достает. – Значит, с жиру бесишься? – Примерно так. Мы вышли на улицу, Сергей Львович ухватил меня за плечи, развернул к себе и запечатлел на моем лбу братский поцелуй. – Привет. Кажется, я в самом деле рад тебя видеть. Как дела? – Могу рассказать, но оплата почасовая. Я все-таки почти что адвокат. – Ответь коротко и просто. – Тогда хреново. – Бедное сердце любовью томится? – А это откуда? – удивилась я. – Сам придумал, – махнул рукой Берсеньев. – Сколько талантов в одном человеке. Им у тебя не тесно? – Привыкли, научились уживаться. Это тачка Ломакина? – кивнул он на Димкину машину, мой ответ был излишним, Димка выпорхнул из своего джипа и теперь усердно скалил зубы, демонстрируя радость встречи. – Скажи ему что-нибудь жизнеутверждающее, – посоветовала я. – Это он засек тебя возле костела и позвонил мне с намерением оказать поддержку. Кстати, он назвал тебя другом. – Забавно, – кивнул Берсеньев. – Я успел обзавестись друзьями, так и до женитьбы недалеко… Мы поравнялись с Димкой, мужчины пожали друг другу руки, а я сказала: – У него все в порядке, он просто хотел стащить коврик. Димка сначала нахмурился, досадуя на мою болтливость, а когда речь зашла о коврике, взглянул с недоумением. – Не слушай ее, – засмеялся Сергей Львович. – Скажешь, я это выдумала? – Я просто цитировал классика. Что ж, если мы встретились, может, даме кофе, а мужчинам пиво? – Хорошая идея, – кивнул Димка. – Куда поедем? – Тут неподалеку театральное кафе, вполне приличное. – Берсеньев подхватил меня под руку, и мы направились в сторону переулка. Димка шел рядом и время от времени вопросительно поглядывал, я усердно делала вид, что этого не замечаю. Кафе оказалось уютным, свободный столик для нас нашелся, мы сделали заказ, Берсеньев отправился в туалет, а Димка тут же полез с вопросами. – Что он сказал? – Классика цитировал. – Какого классика? – Омара Хайяма. – Когда я закончила четверостишье, Димка сурово нахмурился. – И что? По-твоему, он в самом деле собирался свистнуть коврик? – Вряд ли, – взглянув на него с большим интересом, ответила я. – Это не следует понимать буквально. – Ты не могла просто поговорить с ним по-человечески? – зашипел Ломакин. – Без дурацких стихов и прочего? – Я пыталась. Ты же знаешь его манеру прикалываться. Он обожает двусмысленности. Тут появился Берсеньев, и нам пришлось сменить тему. Димка с ходу принялся травить анекдоты, решив, что это лучший способ достичь взаимопонимания, а я нет-нет да и поглядывала на Сергея Львовича. Задал он мне загадку этим костелом. Вот бы узнать, что за мысли обретаются в его голове. Выглядел он как обычно, как обычно сокрушительно, я имею в виду. Рядом с ним Димка проигрывал, казался простоватым, хотя в общем-то он у нас красавец. И рост, и стать, и физиономия не подкачала. Взгляд иногда бывает весьма неприятным, но в отношении меня сие большая редкость. Плюс голливудская улыбка. Злые языки болтали, что отвалил он за нее немалые деньги, но я точно знала: это брехня. И взгляд, и улыбка в точности, как у его отца. Берсеньев ростом ниже, хоть и ненамного, в плечах у€же, и физиономию имел ничем особо не примечательную. Костюмы носил с шиком, но Димка в этом ему не уступал. И все же… Что ж такого особенного в Сергее Львовиче? Одна из тех загадок, которую не терпится разгадать. Неудивительно, что сестрица не может выпроводить его из сердца, я бы на ее месте тоже не смогла. Хотя мое место ничуть не лучше. Пока я мысленно сравнивала этих двоих без особой надобности, Берсеньев весело ржал, а Димка продолжал сольное выступление. Но тот факт, что человека, которого он называл своим другом, вдруг потянуло в костел, все еще волновал его и даже беспокоил, оттого после второго бокала пива он с анекдотами завязал и ко мне полез. – Фенька, а ты в церковь ходишь?