– Не стал бы! – Что? – я распахиваю глаза. – Ты не стал бы выкупать меня у бандитов? Он скрывает улыбку: – А зачем? Они бы тебя и так вернули, еще и с доплатой. – Ах, ты! – я шутливо набрасываюсь на него с кулаками, – Ты козюля! Вадим ловит мои кулачки и прижимает их к своей груди. В вечерней дымке его глаза блестят больше обычного. Опьяненная крепким напитком и близостью, сквозь пелену, я ловлю его взгляд. – А если бы я умерла, ты бы страдал? – неожиданно серьезно спрашиваю я. – Конечно, – слышу его шепот на своей щеке. – А плакал бы? – не унимаюсь я, глядя в его смеющиеся глаза. – Я бы проронил скупую мужскую слезу, – задумчиво отвечает Вадим. Я касаюсь пальцем его щеки, рисуя на ней воображаемую слезинку. – Только выбери самое лучшее фото. И никаких рисунков! Люди получаются не похожими на себя. – Ты о чем? – хмурится Вадим. – Я про памятник. Пускай он будет миниатюрный, и светло-серый. Не люблю темные и большие, – продолжаю я, не обращая внимания, как он меняется в лице. – Глупая, перестань! – он закрывает мне рот ладонью. И я упираюсь взглядом в его неподвижные губы. Он убирает ладонь и касается ими моих… По телу разливается теплая волна. Она укачивает, обволакивает, избавляет от глупых видений. – Скажи, что тебе нравится во мне больше всего? – слышу я собственный шепот. Хотя, губы мои по-прежнему заняты поцелуем. – Мне нравится все, абсолютно, – так предсказуемо отвечает он, хотя тоже не прекращает целовать меня. – Нет! Так нельзя! – протестую я, – Ты должен выбрать что-то одно. – Ну что ж, – он медлит, – Я люблю наблюдать, как ты убираешь волосы, выставляя напоказ свои маленькие ушки. – Продолжай, – шепчу ему. – Я люблю смотреть, как ты выгибаешь спину, пытаясь попасть крючками в петельки на лифчике. Тогда твои лопатки выпячиваются назад, как крылышки. – Да, – я ощущаю движение его языка. – Я люблю, когда ты что-то роняешь, и потом подбираешь пальцами ног. Они, как щупальца. Словно у всех по две руки, а у тебя четыре. Я смеюсь, запрокидывая голову назад. Он тут же прижимается к моей шее губами, скользит ими вниз. Все ближе к вырезу на блузе. Я учащенно дышу… – Теперь твоя очередь, – приглушенно говорит Вадим. Но вдруг, откуда ни возьмись, появляется Машка. Стоя у зеркала, она старательно красит губы не красной, а синей помадой. Даже во сне подруга умудрилась испортить мне кайф! Мне хочется выкрикнуть, что ей не идет этот цвет, что с ним она похожа на зомби из сериала про мертвецов, но рот запечатала чья-то ладонь. Она приятно пахнет ромашковым кремом. Я расслабленно откидываюсь на спину и устремляюсь сквозь пространство и время. В следующий миг, открыв глаза, я вижу вокруг зеленеющий нежной листвою лес, шуршащие кроны молодых березок, чистое небо с россыпью перистых облаков. Это место мне знакомо. Я опускаю глаза и натыкаюсь взглядом на холодный кусок гранита. В изножье алеет сдержанный букет гвоздик, оставленных матерью. Так похожих на живые! На камне красивым почерком, выскоблено имя отца. Высокий, почти по плечи, он высится над соседними, тоскливой черной громадиной. Половину поверхности занимает фотография, вернее, портрет. Так неудачно прорисованные брови… И глаза, совсем на него не похожие! Нос вообще никуда не годится. Мне хочется, чтобы рядом оказался Вадим. Хочется, чтобы он понял, что я имела ввиду, когда говорила… Поодаль, меж двух соседних памятников пустует чье-то место. Рядом с табличкой с надписью «бронь» рассыпан ровным желтым ковриком песок. Меня всегда веселила вот эта несуразная метафора. «Бронь» – словно люди готовы подраться за лучший кусочек земли для последнего в своей жизни ночлега. Как глупо! Вот уж не хотелось бы мне заранее видеть то место, где упокоится мое бренное тело. Внезапно я замираю. Передо мною возникает фигура отца. Точь-в-точь такой, каким я видела его там, на берегу. Мы никогда не были близки с отцом, и даже сейчас, увидев его рядом, так близко, я не решаюсь демонстрировать свои чувства. – Папа, почему ты не помог мне выбраться на берег? – первое, что спрашиваю я. Мне так хочется, чтобы он ответил. Чтобы развенчал мои сомнения, чтобы сказал, что просто не видел меня, иначе бы обязательно спас. – Ты должна сделать это сама, – твердо говорит отец. – Но я не смогла! – возражаю я, удивляясь, почему он говорит о том, что было в будущем времени. Так, словно мне предстоит это сделать. Отец растворяется в воздухе и на месте таблички с надписью «бронь» вырастает холмик из свежей земли. Глава 27. Рита Я тихонько пробираюсь по главной дороге, стараясь не привлекать к себе внимания. Но, стоит свернуть на проселочную, как я топлю что есть мочи! «Скорее, скорее», – звучит в голове. Только бы скорее избавиться от тела. Как будто вместе с ним исчезнут и воспоминания этого ужасного вечера. Я преступница, пока оно здесь! «Нет тела, нет и преступления», – с этими мыслями я устремляюсь вперед, проторенной тропинкой. Пустынная дорога к домику на озере, пролегает через мост. Мост над рекой, особенно глубокой в этом месте. Конечно, лучше всего было отправиться на водохранилище и выбросить труп прямо посреди водоема. Он заляжет на дно, и дело рук моих никогда не всплывет на поверхность. Но, черт подери, плутать посреди ночи в поисках проселочной дороги, ехать за тридевять земель, рискуя быть обнаруженной, искать лодку, загружать в нее труп… Нет уж! Телефон периодически пищит, высвечивая на экране имя соседки. Мария Андреевна тревожится моим длительным отсутствием. Она звонила уже трижды, и прислала пять сообщений. Еще бы, время позднее! Но я боюсь прикасаться к коварному аппарату. Боюсь, что не смогу совладать с собой, что мой голос выдаст меня. Как будто, стоит взять в руки трубку, как из меня польются признания в убийстве. Узкая однополосная дорога не предусмотрена для ночных передвижений. Темная и неуютная, она не привечает гостей в это время суток. Дальний свет фар выхватывает из темноты указатель. «Наконец-то», – радуюсь я. «р.Курица» – гласят белые буквы на синем фоне. «Какое подходящее название», – думаю я. Наверняка, с Курицей такое впервые? Пластиковые бутылки, пакеты и прочий синтетический мусор, которым щедро одаривают ее горожане, здесь в избытке. Но вот трупов речка еще не видала! Не заезжая на мост, я останавливаю машину на обочине, выхожу и зажигаю сигарету. В теории все предельно просто: вытаскиваю труп из машины и бросаю его в реку. Однако на практике… Сама мысль о том, что мне снова предстоит увидеть мертвое тело девушки, только что говорившей со мною, приводит в ужас. На голове дыбятся волосы! Все происходящее кажется жутким ночным кошмаром. Вот сейчас я проснусь в уютной и теплой постели. И все случившееся окажется сном. Но нет! Любой, даже самый страшный сон – лишь детский мультик в сравнении с реальностью. Я захожу на мост. Вода внизу безмятежно отражает свет фар. Кажется, что река тоже спит, под защитой высоких сосен. Лишь изредка доносится всплеск, так, словно она тихонько всхлипывает во сне. Эту дорогу я знаю наизусть. Проехать еще немного, и взору откроется большая поляна, а за ней начнутся летние домки. Все, как на подбор, окруженные резными заборами. «И теперь, каждый раз, пересекая мост по дороге в наш маленький рай, я буду знать», – я глубоко вздыхаю, отгоняя прочь эти мысли. Безмолвный лес хранит молчание. Вот кто будет беречь мой секрет! Прислушиваюсь к тишине. Из свидетелей только ночные птицы. Тем не менее, я медлю, представляя в деталях, как буду осуществлять свой план. Все следует делать быстро, очень быстро! Хотя, вокруг ни души, все может измениться в любой момент. Вдруг какая-нибудь сумасшедшая парочка свернет с главной дороги в желании уединиться в лесной глуши? Возвращаюсь к машине и открываю заднюю дверь. Из темноты салона пахнет свежей выпечкой. Девушка лежит, свернувшись клубочком. Кажется, она спит, подтянув колени к груди. Взъерошенные волосы закрывают лицо, куртка сползла, обнажив плечо. Я замираю на месте. «Никто не сделает этого за тебя!», – мысленно подталкиваю себя в спину. Мне чудится, как брошенное в воду, ее легкое невесомое тело всплывает на поверхность, и, уносимое рекой, плывет куда-то в сторону города. Я вспоминаю кадры из фильма, стилизованного под средневековье, где приговоренного к смертной казни отправляли в последний путь с камнем, привязанным к ногам. «Следовало подумать об этом заранее», – ругаю я себя. Где теперь искать грузило? А без него труп неминуемо всплывет! Я паникую, но вдруг меня осеняет. «Кирпич!», – с этой мыслью я кидаюсь к дверце, боясь не обнаружить его на месте. Точно он мог выпрыгнуть по дороге. Однако, белый кирпич лежит на сидении. Перевязав его бечевкой, словно подарочной лентой, крест-накрест, я застываю перед распахнутой дверцей машины. Следующий пункт инструкции по избавлению от тела – прикрепить грузило к ногам трупа. Стараясь дышать глубоко и ровно, я приближаюсь к объекту. Осторожно, на цыпочках, будто боясь разбудить. «Да возьми же себя в руки, наконец!», – я решительно ловлю в петлю белоснежные подошвы джинсовых кедов. Веревка плотно стягивает щиколотки девушки. Забыв про маркий льняной костюм, я опускаюсь прямо на землю рядом с машиной. Кажется, сделанное только что отняло все мои силы. «Вот идиотка», – вяло рассуждаю я, глядя перед собой, – «ведь нужно было сначала вытащить ее, а потом привязывать кирпич к ногам». В бессильной злобе на саму себя, я встаю на колени и принимаюсь распутывать узел. – Вадим, – доносится из салона. Я замираю и прислушиваюсь. Тишина! «Показалось», – решаю я, – «немудрено, после такого меня будут долго посещать галлюцинации». – Вадим, – опять слышится слабый шепот. Я, словно ошпаренная, опрокидываюсь на спину и пячусь назад. В спасительной темноте, обняв руками колени, нервно смеюсь. Когда первая волна шока отпускает, в голове мелькает догадка: «а ведь я даже не удосужилась проверить пульс». Что, если она и в самом деле жива? Я вскакиваю на ноги и подбегаю к машине. Потревоженное манипуляциями тело изменило позу. Ноги, с привязанным грузом, свешиваются наружу. Верхняя часть распростерлась на резиновом коврике. Отброшенные в сторону волосы открывают взору лицо. И, хотя тусклый отблеск фар лишь частично освещает его, я четко вижу, что губы ее шевелятся… Увиденное настолько впечатляет меня, что глаза наполняются слезами. Не то от радости, не то от страха. «Она жива!», – эта фраза, подобно исцеляющей мелодии, звучит внутри меня, снимая с плеч тяжелый груз. «Я не убила ее! Она живая!», – настолько окрыленная этой мыслью, я чуть не кидаюсь будить ее. Мне хочется обнять, расцеловать, прижать к груди ее макушку. Словно бы я обрела потерянного в страшной катастрофе друга, нашла его живым, хотя уже отчаялась… Но ведь это я – причина ее не случившейся смерти! И что теперь? Привести ее в чувство? Оказать первую помощь? Отвезти в больницу? А после – в полицию! Чтобы поведать им любопытную историю о том, как я чуть было не пришибла кирпичом «ни в чем не повинную девушку». Дождалась, пока муж отчалит в командировку, оставила дочку с соседкой, отправилась прямиком к ее дому, там заехала ей кирпичом по башке, и погрузила в свою машину в полной уверенности, что дело сделано. Однако жертва выжила! Выходит, что кирпич – крайне ненадежное орудие убийства. Я вгрызаюсь в собственный палец и откусываю заусенец на мизинце, прихватив кусочек живой плоти. Палец пронзает резкая боль. Но я словно окаменела. Я чувствую себя игрушкой в чьих-то неопытных руках. Как будто кто-то потусторонний управляет моей судьбой, меняя сюжет на свое усмотрение. «Уж лучше бы ты умерла», – в отчаянии думаю я, глядя в сторону белеющих подошвами джинсовых кедов. Отпустить ее равносильно тому, что подписать смертный приговор самой себе. «Она заявит в полицию, как пить дать, заявит! По-крайней мере, я бы на ее месте поступила именно так. И тогда…», – я сглатываю, представляя себе последствия. «Предложить ей денег за молчание? Это мы уже проходили! Тогда что?», – я усиленно тру лоб. С пальцев в глаза сыплется налипшая грязь. Серое вещество в моей голове сейчас больше походит на манную кашу с противными комочками. Как говорил отец, когда я не могла вычислить квадратный корень: «Рита, у тебя вместо мозгов кисель». Что ж, папа, спустя столько лет вынуждена признать, что ты был прав. «С меня хватит!», – решаю я, – «Если еще хоть что-нибудь произойдет сегодня, я просто сойду с ума. Я не знаю, что делать! Не знаю! Не знаю!». Я обхватываю руками голову. Время неумолимо бежит, медлить нельзя. Если она очнется, пути назад не будет! Бросаюсь к багажнику. Вадима всегда удивляло его содержимое. Багажник моей машины, как дамская сумочка, имеет ответ на все случаи жизни. Здесь рядом с запаской лежат кроссовки, в аптечке по-соседству с таблетками хранятся тампоны. В хозяйственном «отсеке» содержится ассортимент магазина хозтоваров: все, от садового инвентаря до канцелярских принадлежностей. – Зачем тебе это? – вопрошал мой муж, вынимая из багажника старую простынь. – На всякий случай, – раздраженно бросала я. – Ну, это понятно, – кивал он на резиновый коврик для фитнеса, – а вот это? Он брал в руки набор цветного картона. – Пригодится! – отбирала я находку. – Ну а это? – он указывал на альбом с фотографиями. На что я смущенно опускала глаза: – Иногда полистать. На самом деле каждая вещь в багажнике ждала своего часа. Когда ты возишь с собой двух девчонок, нужно быть готовой ко всему! Так, однажды мы на скорую руку соорудили поделку на утренник для Зои, только благодаря запасам цветного картона. Другой раз умудрились починить Нинкины любимые кеды супер-клеем. А как-то зимой, выбравшись на природу, в три счета смастерил кормушку для птиц из старой коробки и скотча. Недолго думая, я стягиваю бечевкой запястья девушки, плотно связываю ноги и склоняюсь над ее лицом. Она что-то бессвязно бормочет, словно в бреду. В мешанине из слов то и дело проскальзывает имя моего мужа. Обозленная, я залепляю ей рот кусочком липкого скотча. Приходится жертвовать старой простыней. Ситцевый квадратик призван сыграть роль мешка, который я одену ей на голову. Тот факт, что в моей машине лежит связанная по рукам и ногам девушка, никак меня не трогает. Теперь, когда она оказалась живой, я уже не чувствую себя виноватой. Все напряжение как рукой сняло! И теперь я оправдываю свои действия исключительно благими намерениями. Я оцениваю результаты своих трудов и сажусь за руль. Но куда ее везти? В домик на озере? Это безумие! «Яблоневый сад», – слышу я собственный голос. Заброшенная дача родителей, пожалуй, лучшее место. Там никто не найдет ее! Давным-давно дачный поселок жил насыщенной жизнью, полный садоводов автобус курсировал из города мимо яблоневых рощ. Да и сами рощи выглядели ухоженными и по осени, как новогодние елочки, украшались спелыми плодами. Но пенсионеры, завсегдатаи дачных угодий, постепенно уходили в мир иной. А их дети не могли найти применение такому наследству. Сейчас, когда многие обзавелись загородными домами, а выращивать огород стало не модным, большая часть участков пустуют. И только самые ярые любители дикой природы все еще наведываются туда. Также и мы забросили некогда обожаемую дачу. Родители – в силу проблем со здоровьем, а мы – в угоду домику на озере. Стоило продать участок, который постепенно зарастал высоким бурьяном. Но я не решалась! Он так много значил для меня, там, в этом маленьком домике, я коротала свое детство.