– А папа ничего не просил мне передать? – поинтересовалась я, как бы невзначай. Дочка непосредственно и по-детски покачала головой. Я, стараясь скрыть разочарование, присела на краешек кровати. Вдруг Зойка привстала, отложила в сторону планшет и глубоко вздохнула. – Мамочка, не расстраивайся, – сказала она и обняла меня за шею, – Папа вернется! Ведь лучше тебя никого нет! И тут до меня дошло, как глупо я выгляжу в глазах дочери, в своих попытках скрыть от нее правду. Я взяла ее ладошку и прижалась к ней щекой. Одно я знаю точно, в моей жизни есть, по крайней мере, два человека, которые будут любить меня несмотря ни на что. Эпилог С той поры, как мы расстались, я переехала в Нинкину комнату. Двери нашей супружеской спальни были закрыты. Стоило мне войти туда, как тяжелой ношей наваливалась груда воспоминаний. Эта комната превратилась в мемориал памяти. Из каждого уголка на меня смотрели знакомые вещи. Украшения, что дарил мне Вадим, его любимые книги на полочке над кроватью, наше свадебное фото в нарядной рамке. Сама кровать, в которой мы просыпались вместе так много лет. Я не переступала порога нашей спальни с тех самых пор, как шкаф Вадима опустел. Сейчас я нажимаю ручку и легонько толкаю дверь. Комната кажется спящей. Сумрачный серый пейзаж за окном вторит ее настроению. Погруженная в свои мысли, она словно застряла во времени. Здесь все как прежде. Кровать идеально заправлена, каждая вещь на своем месте. Как бы хотелось мне вырвать эту спальню, удалить ее, стереть. А вместе с ней вычеркнуть из жизни ту ее часть, где все пошло наперекосяк. Я прохожу к комоду и смотрю в окно. Когда-то интерьер нашей супружеской комнаты был теплым и уютным. Сейчас депрессивные серые шторы, меланхоличное однотонное белье на кровати и эти бессмысленно разбросанные по потолку светильники кажутся издевкой. Во дворе на детской площадке одиноко болтаются качели. Деревянный прямоугольник, отдраенный до блеска вертлявыми детскими попками. Большая крона старой яблони служила навесом от дождя. Девчонки любили качаться по очереди, напевая песни во весь голос. Они раскачивали друг друга, ветки беспокойно трепетали, роняя листья на траву. Скоро зима, на улице уже промозгло и холодно. Следует снять качели. В любом случае, Зойка уже выросла из них… Я беру в руки плюшевого Мишку и сажусь на постель. Поправляю его нарядную бабочку. Он тоже изменился с тех пор. От времени лапки выцвели. И только сердце все также неизменно ярко-алое. Я машинально давлю на животик. И вдруг в тишине уснувшей комнаты раздается веселое: «я люблю тебя». – Не может быть, – произношу я вслух, еще раз нажимаю, и Мишка вновь признается мне в любви. Так искренне и радостно: «я люблю тебя», – говорит он, протягивая вперед свое плюшевое сердце. Я смотрю во все глаза, словно передо мною не игрушечный медведь, а дорогой человек, что вдруг, спустя много лет, обрел дар речи. Мишка пропах пылью, от времени шерстка свалялась. Но это не страшно! – Я тебя тоже, – шепчу я в ответ, прижимая к груди его мохнатую морду.