– Ну что, подруга, вообще-то я попрощаться, – со вздохом, сказала она и залпом осушила бокал. – В смысле? – улыбка тут же сошла с моего лица. – Нет, не сейчас, конечно. Просто хотела, чтобы ты знала. Меня на море ждут. Летом рвану туда. Димка, мой бывший, помнишь его? Я рассеянно кивнула. – Клуб открывает на берегу, – продолжала Машка, – зовет в помощницы. Ну, я и решилась! Чего тут ловить? Так хоть попу в море искупаю. Контингент, опять же! Клуб-то элитный, вроде. – Надолго? – я моментально погрустнела. Перспектива расстаться с Машкой означала, что в этом городе, кроме Вадима, у меня никого не осталось. – Лето скоротаю, а там поглядим, – она виновато улыбнулась. Я изобразила радость и пообещала свою помощь в выборе летнего гардероба. До отъезда оставалось каких-то пару недель, когда я позвонила Машке, и напросилась ехать вместе. Накануне я решила навестить родных. Мама, Ленька и теть Тоня закружили меня в водовороте любви и заботы. Так сильно и крепко, что я чуть было, не передумала. Но упускать такой шанс нельзя. Ведь с Машкой не страшно, с ней весело! И кто знает, что ждет нас впереди. В любом случае, жизнь продолжается. Чемоданы уже собраны и билет на поезд, как сигнальный маячок, лежит на журнальном столике. Нужно лечь спать пораньше. Завтра отъезд. Но я не могу уснуть, и в который раз прилипаю к экрану ноутбука. Я перечитываю его письмо снова и снова. Стараюсь впитать в себя каждую букву. Я не ответила, пока еще нет. Столько раз начинала, но… В папке «черновики» моя почта бережно хранит целое собрание сочинений. Сейчас я простила Маргариту. И как только я это сделала, мне стало легче. У нас получилась ничья. И в финале нашей любовной истории треугольник распался. Осталось три несчастных человека. Но таких ли несчастных? «Я буду ждать тебя столько, сколько потребуется. Никто не сможет занять твое место. Я много думал о нас и понял, что жизнь дала мне второй шанс начать все заново. И я хочу разделить его с тобой. Я люблю тебя, Нюта. Прости меня за все, что я сделал и не сделал. Всегда твой, Вадим». Я вытираю ладонью глаза. «Я тебя тоже люблю», – пишу я и нажимаю «отправить». Глава 39. Рита – И не стыдно тебе? – с шутливым упреком в голосе говорит Данил. Его лицо во весь экран планшета кажется расплющенным, глаза похожи на щелочки, рот растянут в улыбке. И мне вспоминается образ чеширского кота из сказки про Алису. – Стыдно, Дань, очень стыдно, – отвечаю я, не скрывая улыбку. – Уже внуки скоро пойдут, а ты еще детей не видела! – Рановато ты про внуков заговорил, – удивляюсь я, поправляя челку. Ленка сказала, что модная нынче прическа в стиле «боб» меня молодит. Не считая того, что волосы торчат во все стороны и не поддаются укладке. – Да уж не знаю, – Данил поворачивает экран, позволяя мне увидеть первенца, – кажется, пойдет по моим стопам. Уже вон, в третьем классе, а девчонки на нем ездят. То портфель понеси, то уроки сделай. Белокурый чубатый мальчуган по просьбе отца приветливо машет мне рукой, и тут же возвращается к своему занятию. Он увлеченно что-то мастерит из бумаги, прикусив кончик языка и сосредоточенно глядя в пол. – А по поводу визы не волнуйся, все будет ОК, – Данил возвращает камеру на место. И я снова вижу его широкую улыбку. – Поняла, – киваю я и делаю жест, соединив большой и указательный пальцы. – А вот такая фигура в некоторых странах обозначает вовсе не то же самое, – с ехидным прищуром, замечает брат. Я хмурюсь и прячу руки под стол. Поболтав еще немного, мы прощаемся. – Ну, бывай, сеструха! – по-свойски бросает он, и пропадает с экрана. Я смотрю на большой квадратный чемодан, что стоит в углу. С крепкой кожаной ручкой и биркой, где я ответственно вписала свои координаты. Мало ли что! Чемодан, по правде говоря, большеват. В нем, как фасолина в пустой банке болтается мой скудный гардероб. Всего-то нужно, что пару кофточек, любимые брюки и мокасины, для долгих пеших прогулок. Однако на обратном пути свободного места в нем не останется, ибо я не намерена экономить. Уж сколько всего можно взять с собой из Праги! Я в предвкушении закрываю глаза. Как ни стыдно признаться самой себе, но эта поездка оправдана в первую очередь не желанием увидеть брата, а возможностью сменить обстановку. В последнее время, не считая прически, многое в моей жизни изменилось не в лучшую сторону. Но есть и позитивные перемены! Недавно я решила дать объявление о курсах английского языка. Правда, для этого, пришлось подтянуть свой собственный уровень, который за столько лет отсутствия практики, начал стремиться к нулю. Во всемирной паутине нашлось немало желающих помочь. Дважды в неделю я стала практиковать общение по скайпу с людьми из разных стран. По пятницам у нас сеанс болтовни с Верджинией, глубоко верующей католичкой из Венесуэлы. Подумать только! В свои 45 она умудрилась сохранить девственность. Во вторник вечером на связь выходит Марио, брутальный на вид, но скромный и одинокий итальянец, тридцати лет. Который, к слову, живет с матерью и гордится своей коллекцией деревянных корабликов. И как раньше люди обходились без интернета? Мои дети живут в прогрессивный век, когда с разных концов планеты можно вести разговоры о погоде. Для этого даже не нужно идти на почту, чтобы заказать разговор, дождаться своей очереди и потом, закрывшись в тесной кабинке, сказать всего пару слов. Сейчас все так просто! Это по-своему здорово, но все же пугает. В интернете ты можешь быть кем угодно. Год назад я создала выдуманную личность, назвалась Викой, загрузила фотографию пышногрудой блондинки средних лет, завела друзей. К слову, мужчины охотно предлагали дружить! И все только ради того, чтобы… увидеть ее. Она редко выходит в сеть, а в графе «семейное положение» по-прежнему значится «свободна». Я ругала себя, била по рукам, удаляла и снова восстанавливала свой псевдо-профиль. Каждое утром я, как наркоман, едва проснувшись, спешила к компьютеру. И как-то раз она разместила фотографию. «Наш новый год» гласила надпись. Увешанная огнями ель, наполненные шампанским бокалы – для постороннего человека ничего особенного. На фото они улыбались, так правдиво, что не придраться! Вадим, усевшись на пол, держал ее в своих объятиях. Я рвала и метала, пребывая в ярости на весь мир, рассорилась с Ленкой, разбила пару тарелок. Так продолжалось бы по сей день. Если бы она не закрыла свою страничку. Отныне ее фотографии могут видеть только друзья. Иногда мне хочется попросить прощения. Сказать, как мне жаль, что ей пришлось такое испытать. Но, стоит мне хорошенько выспаться, как эта сиюминутная слабость проходит. Никто не умалял ее вины! Да и вообще, еще не ясно, кто из нас пострадал сильнее. Насколько мне известно, она жива и здорова. Чего не скажешь обо мне… Без малого год я регулярно посещаю психолога. Этим бесполезным времяпровождением я занимаюсь для отвода глаз. Чтобы визиты к психологу приносили пользу, нужно быть откровенной с ним. В моем случае это невозможно! Я уже свыклась с мыслью, что отныне и до конца дней я буду жить под гнетом своей страшной тайны. Однако все вокруг были уверены в том, что я так тяжело переживаю развод. Нинка пообщалась с Леной, и та настояла, буквально силой потащила меня к знакомому специалисту. Специалист и вправду оказался хорошим. По крайней мере, в его кабинете всегда играет спокойная музыка и приятно пахнет жасмином. А это уже немало. «Солнечные очки!», – вдруг вспоминаю я, и достаю из ящика свои солнцезащитные резервы. Примеряю одни, вторые, третьи. Эта прическа, к ней ничего не подходит! Или я пока не привыкла к новому образу, к новому статусу? Мне стоило бы радоваться – отделалась легким испугом. Всего-то, лишилась мужа. А ведь могла бы запросто лишиться свободы. Почти каждую ночь я просыпаюсь в холодном поту. Мне снится один и тот же навязчивый сон. Где мы лежим на влажном от росы покрывале, касаясь друг друга кончиками пальцев. И там, в звездном небе сияет, притягивая, гипнотизируя, млечный путь. Он вращается, кружится, течет и тает. Звезды гаснут, погружая мир вокруг в густую темную горечь. Полиция не приезжала… День за днем я ждала! Я не могла закрыть глаза, ложась в постель. Не могла проглотить кусок, сделать глоток кофе. Кажется, мое собственное тело обратилось против меня. Оно все было, словно одна большая язва, что нарывает и гноится. Меня рвало по утрам. Пустой желудок сводило пронзающая болью судорога. Повинуясь заложенной природой программе, я послушно выполняла функцию матери: возила Зойку в школу, забирала, кормила, укладывала спать, встречала Нину, которая тихо сидела на диване, утратив надежду что-то понять. Так продолжалось три дня, три бесконечно долгих дня. Пока ни появился Вадим. Как обычно, словно бы вернулся с работы, он открыл дверь своим ключом, тихо разделся, прошел в комнату и сел напротив меня за обеденный стол. Придвинул к себе подготовленный мною на завтрак бутерброд. Есть не стал, а только покручивал пальцами тарелку, изображая готовность приступить к трапезе. Я тоже молчала, нервно перебирая кружевной край скатерти. – Ты на самом деле встречалась с Аней? – услышав ее имя в его исполнении, я вздрогнула. Перевела дух, затем кивнула. – Почему ты решила действовать за моей спиной? – как по нотам, продолжил он, словно бы каждое слово в этой фразе было выверено и отрепетировано им заранее. – Беру пример с тебя, – я не стала отрицать своей вины, ведь его обвинения пока что были беспочвенны. Вадим пропустил мимо ушей мой сарказм. – Что случилось после разговора? – он смотрел на меня в упор, ожидая ответа, наблюдая за игрой эмоций на моем лице. Я набрала в легкие воздуха и принялась по слогам озвучивать свою версию. Я тоже репетировала ее, для полиции. Много раз. Так много, что и сама начала верить в ее правдивость. А ведь и в самом деле, выглядело правдоподобно! Мол, кто-то напал на нас. Я не помню их лица, помню лишь, что их было несколько. Меня оглушили ударом сзади, я, кажется, отключилась. Помню, как очнулась на земле рядом с машиной. Ани уже не было! Я запаниковала, не знала, что делать, кому звонить! Ведь не тебя же звать на помощь? Вадим не стал уточнять детали, спорить. Он не сводил глаз с бутерброда на тарелке. Как будто хотел сдвинуть его с места одной лишь силой мысли. А потом поднял голову и поймал мой взгляд. – Рита, зачем? – коротко произнес Вадим. Быть может, расскажи я правду в тот момент… Но я испугалась, не смогла уговорить себя быть честной. Даже с ним! Он смотрел на меня обезоруживающе долго, так смотрят на детей родители за секунду до признания вины. Я была виновата, я это знала. И он знал! И мои глаза были неспособны это скрыть. Перед ним я была как на ладони, все мои эмоции, все чувства были наизнанку. Не в силах терпеть эту пытку, я опустила взгляд и по щекам покатились слезы. Он встал и вышел прочь. А я не плакала, нет! Я молча слушала тишину, что вдруг с оглушительной силой нахлынула на меня, ударной волной сбив с ног, скомкав мысли и оставив только пустоту внутри. Я горевала, как тот самый Иван Царевич из сказки, что сжег лягушачью шкурку, в надежде, что отныне с ним рядом всегда будет принцесса. Но чуда не случилось! Вадим первым подал на развод. Он прислал мне с курьером документы. С того самого дня мы больше не разговаривали. Хотя он приходил, забирал на выходные Зойку, в ее присутствии сухо здоровался со мной, а, когда дочь отворачивалась, демонстративно меня игнорировал. Однажды, когда он в очередной раз приехал к Зое, я остановила его у двери, схватила за рукав, не давая уйти. Он сделал над собой усилие и обернулся. Я застыла как вкопанная. Слишком много слов вертелось на языке, слишком много не озвученных мыслей. – Прости! – крикнула я ему вслед. Это короткое «прости» получилось таким всеобъемлющим, надрывным и молящим. Вадим встал ко мне боком. И, глядя куда-то в сторону, словно там, за стеной был невидимый мне собеседник, произнес: – Проси прощения у Ани. Только благодаря ей дело не получило ход. Иначе, все могло бы закончиться гораздо хуже. Я проглотила обиду, затолкала поглубже свои чувства, и закрыла за ним двери. Зойка в силу возраста не слишком вдавалась в подробности, принимая на веру нашу «правду» о том, что папе по работе нужно пожить отдельно. А вот Нина не простила. Она избегала встреч с Вадимом, наказывая его своим молчанием. Возможно, моим материнским долгом было объясниться с дочерью. Сказать ей о том, что отец не виноват, что так бывает. Что это между нами, а для него она по-прежнему, любимая дочь. Что там еще говорят в подобных ситуациях? Но я не спешила. Из эгоистических побуждений я медлила. Боясь потерять ее, боясь нарушить ту связь, что стала еще крепче с момента разлуки с ее отцом. Боясь лишиться привилегий пострадавшей стороны. Стремясь удержать ее рядом. Хотя бы еще немного! Я была благодарна дочери, по крайней мере, у нее хватало духа открыто выражать свои чувства. У меня же… Даже сейчас я все еще люблю его. Кажется, я просто физически неспособна его ненавидеть. – Ты знаешь, кто такой невротик? – спросила как-то Ленка. Подруга всерьез была озабочена моим состоянием и как могла, пыталась помочь. Я в ответ только закатила глаза, предвкушая очередную лекцию на тему «мы сами творцы своего счастья». – Это человек, который любит ковырять свои раны. Когда они начинают заживать, ему становится скучно, и он снова режет себя, и снова ковыряет. Я поморщилась. Ленка была мастером словесных метафор. Ей казалось, чем ярче и образнее сравнение она придумает, тем быстрее до меня дойдет смысл ее слов. Но я и так все понимала. Только сделать ничего не могла. – Ты упиваешься своим страданием! – продолжала подруга. – Ты должна отпустить все, пережить, выплакать и отпустить. Нельзя же всю жизнь вот так барахтаться в корыте с говном. – Ох, Лен! Не за столом же! – я выронила виноградину, понимая, что аппетиту пришел конец. – А где? Пойдем, поговорим в туалете. Там более подходящая обстановка? Мы сидели в баре, куда Ленка заманила меня в расчете на откровенный разговор. Но даже три порции мартини не развязали мне язык. Подруга, как и все вокруг, считала мою депрессию последствием развода. И пыталась внушить мне мысль, что Вадим не стоит моих слез. – Теперь ты у нас девушка на выданье! Будем искать тебе кавалеров, – потерла ладони Ленка и огляделась в поисках жертвы. И в тот вечер мы, в самом деле, подцепили двух не в меру юных парней, падких на опытных женщин, готовых на многое ради того, чтоб повысить свой материальный статус. А еще говорят, что проституция – женская стезя! Я не стала портить вечер своей кислой физиономией и отправилась домой, оставив Ленку вкушать запретные плоды и наслаждаться жизнью. Может быть, когда-нибудь и я смогу вот также беззаботно и легкомысленно улыбаться посторонним мужчинам. Пока что я кажусь самой себе бракованным товаром, что лежит на верхней полке, рядом с прочей уцененкой. Психолог говорит, что окружающие воспринимают нас ровно так, как мы сами того хотим. Он говорит, что нужно избавиться от обид, стряхнуть с себя чувство вины, и тогда будет проще и легче сделать шаг вперед. Он говорит и говорит, много чего. А я слушаю вполуха, и думаю. Одна лишь мысль не дает мне покоя. Я думаю о том, чем бы все обернулось, если бы в то утро, как и было задумано, я нашла ее связанной на полу родительской дачи? – Наш сеанс подошел к концу, – деликатно выводит меня из ступора Аркадий. Он милый, и глаза у него добрые, понимающие. Как бы мне хотелось рассказать ему все. Но я встаю и вежливо киваю, благодарю за сеанс и выхожу из кабинета. Однажды я наблюдала в окно, как Вадим привез Зойку со школы, высадил у ворот и на прощание чмокнул в щеку. Дочка, раскрасневшись с мороза, вбежала в дом, сбросила любимые боты и прямиком отправилась в спальню, чтобы немедля проверить, что нового случилось в мире соцсетей. – Зай, ты обедала? – я прислонилась к дверному косяку детской. Всего каких-то пару лет, и Зоя превратится в прекрасную молодую девушку. С каждым годом она все больше походит на Нинку. И обе они так похожи на Вадима. – Ага, с папой ели пиццу, – отозвалась она, не отвлекаясь от экрана. – Это разве еда? – упрекнула я. На что Зойка издала раздраженный вздох. Мол, «что ты понимаешь». Делая вид, что собираю одежду для стирки, я нагнулась, чтобы поднять с пола Зойкин носки.