Глава 38. Анечка Отчего нам кажется особенно желанным именно запретный плод? Стоит взять одно яблоко из общей кучи, определить ему особое место и сделать неприкосновенным, как все другие меркнут на его фоне. Хотя всего лишь мгновение назад оно ничем не выделялось, теперь мы готовы разбиться в лепешку, лишь бы откусить кусочек от вожделенного лакомства. Верни его обратно в кучу, и оно затеряется среди других. Сольется с ними в одну безликую массу. Еще в детстве желание идти наперекор общепринятым нормам определяло мой следующий шаг. Бунтарский дух лишь окреп с годами! Будь я послушной девочкой, давно бы уже вышла замуж за послушного мальчика и мы бы вместе воспитывали своих послушных деток. Но я предпочла другой путь. Я часто спрашиваю себя, была ли это расплата за любовь? Но, каждый раз признаюсь, что заплатила бы эту цену снова. Когда ты окрылен любовью, когда в твой мозг поступает энная доза эндорфинов, тебе кажется, что ты постиг что-то невероятное, недоступное простым людям. Что ты познал истину! И это ощущение, словно шрам на сердце, отныне всегда с тобой. Стоит тебе услышать знакомую мелодию, под которую вы танцевали. Стоит почувствовать аромат духов, что он дарил тебе на день рождения. Тех, что до сих пор стоят на тумбочке. Любой знакомый фильм, и даже привкус глясе на губах пробуждает ассоциации. И память, как самый жестокий мучитель, достает из-за пазухи картинки прошлой жизни. Где вы были вместе. Где ты была счастлива… Нет, все было как раньше, и даже лучше. Он стал внимательным, заботливым, звонил по сто раз на день, встречал с работы. Он был со мной! Но отныне этого стало мало. То негласное пари, что мы заключили, мое обещание молчать по капельке разрушало нас обоих. Как опухоль, которую не видно сразу. Но ты знаешь про нее, ты чувствуешь ее внутри. После того, что случилось, кажется, я повзрослела на целую вечность, я изменилась. И эти невидимые глазу перемены не дают мне покоя до сих пор. Каждый день там, в заключении я ждала. Я была там одна. Потерянная, измученная и уже, кажется, готовая смириться с неизбежным. И вот теперь, когда все наладилось, когда он снова был со мной. Мой выстраданный, мой заслуженный приз! Вместо радости я ощущала боль и обиду. Я чувствовала, что он не верит мне. Считает лгуньей, выдумщицей, готовой оклеветать его жену – «кристально честную женщину». Чего я ждала от него? Чтобы он сдал ее полиции? Чтобы избил? Оставил на улице? Сделал хоть что-то! Чтобы защитить меня. А он бездействовал! И это спокойствие, наше притворное счастье больше напоминало театральную постановку. Однажды, когда в очередной раз он опоздал к ужину, мое терпение дало течь, и плотина эмоций, переполнявших меня все это время, наконец-то прорвалась. – Как там Маргарита? – процедила я, не дожидаясь, пока он доест. – Нормально, – он смерил меня многозначительным взглядом. – Ты передал ей от меня привет? – я скомкала в руках салфетку. Он не ответил, продолжая жевать, не глядя в мою сторону. Его молчание лишь подстегнуло меня. – Уточни при случае, не находила ли она мой телефон? – Ань, хватит! – Вадим бросил вилку и встал из-за стола. Я тоже встала, так порывисто и резко, что табурет выскользнул из-под меня и ударился об пол. – А если бы она меня убила, ты бы тоже ее оправдывал? – Я не оправдываю! Просто мы не знаем… не знаем точно, была ли это она, – он замолчал, но я уже вцепилась намертво в эту фразу. Наконец-то ему хватило духа озвучить правду, ту, что уже давно просилась наружу. – То есть как? Ты считаешь, что я все сочинила? Что я выдумала? – Ань, не драматизируй! Мне тоже нелегко, – Вадим сжал кулаки и оперся ими о стол. – Тебе? Бедняжка! Может быть потому, что ты все еще любишь ее? – я стойко встретила его взгляд. – Я люблю тебя, – сказал он, выдержав паузу. – А вот я не уверена, что люблю тебя, – эти слова еще долго висели в воздухе, темнели грязной кляксой на белом фоне. Немного остыв, я вернулась на кухню, где Вадим курил, стоя у раскрытой форточки. Я подошла к нему сзади, уткнулась лбом в его спину и заплакала. Он обернулся и взял ладонями мое лицо. Его рука на моей щеке была такой теплой и живой, и это причиняло боль. Я так отчетливо вдруг поняла, что не могу. Не могу так дальше! То ли я изменилась, то ли он остался прежним. Только все вокруг стало другим. Не таким, как раньше. Точно мне открылся спектр оттенков, прежде недоступных взору. – Я не могу в полицию, понимаешь? А девочки, что с ними будет? – прошептал он. – Я не прошу тебя об этом, – тихо ответила я. – Чего ты хочешь? – он поцеловал мои влажные щеки. – Скажи, я все сделаю, только чтоб тебе стало легче. – Отпусти меня тогда. Не навсегда, на время, – выдохнула я. – Ты о чем? – он взял меня за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза, – Хочешь, уедем? Вместе! Далеко отсюда. – Нет! Я не знаю…, – я взяла его руку в свою и прижалась к ней губами. – Я не могу без тебя, мне так плохо без тебя. Но и с тобой не могу сейчас быть. – И что это значит? – он отстранился. – Это значит, что нам нужно расстаться. За этими словами последовала череда болезненных словесных баталий, взаимных обвинений и обидных слов, каждое из которых, било в самое сердце. Мы расстались больно, горько, тяжело. И только спустя месяц он написал мне письмо. Наверное, я была слишком строга к нему. Сейчас, спустя время, я понимаю, как тяжело ему было. И как пытался он, в силу возможностей, разделить мою ношу. «Направо пойдешь, семью потеряешь. Налево пойдешь – любовь предашь». Нет, он не предал! Что он мог… как он мог? Поступи он иначе, вряд ли бы что-то срослось. – Девочка, моя девочка, маленькая моя. Как же так! Это я виноват! Это я не должен был тебя оставлять. Больше никогда не оставлю, слышишь? – он целовал отметины на руках, гладил мои щеки, губы, шептал бессмысленно, неразборчиво, фразы, утопая в моих волосах. Прижимал к себе, гладил, целовал и снова гладил, как в пьяном бреду. Когда эти первые, сумасшедшие эмоции улеглись, Вадим спросил: – Они же тебя не…? Я покачала головой: – Нет, меня не насиловали. Не били. Вообще ничего, только держали взаперти. – Я не понимаю! – он обхватил голову руками, с силой сжал виски. – Что все это значит? Кто? Зачем? Я пожала плечами, глядя в пол и прикидывая, стоит ли говорить ему правду. – Хочешь, поедем в полицию прямо сейчас? Ты все им расскажешь! – он взял мои руки и поднес к губам. – Нет, – шепнула я, – не сейчас, пожалуйста, давай завтра. – Хорошо, как скажешь! – закивал Вадим и погладил мою щеку. – Не уезжай сегодня, – почти взмолилась я, прижимая его ладонь к своему лицу. – Я не уеду, – он обнял меня и усадил на колени. Словно ребенка, стал укачивать, шепча на ухо нежные слова. Вадим остался на ночь, как и обещал. А утром рассказал, что искал меня. Он не поверил сообщению, которое… писала не я. Телефон вместе с сумочкой бесследно исчез. Удачей было то, что в кармане куртки нашелся ключ от квартиры. – Ань, – Вадим сел на пол у моих ног, – ты что-то недоговариваешь? Он смотрел на меня снизу вверх, и под его пристальным, как рентген, взглядом, я решила, что нет смысла что-то скрывать. Интуиция подсказывала мне, что Вадим, пускай и косвенно, но связан с моим похищением. И мне во что бы то ни стало, нужно было выяснить, как именно. Я рассказала ему все, начиная с момента встречи с его женой. – Ты помнишь это место? – нахмурился Вадим. На протяжении моего рассказа, он, как следователь из детективного сериала, внимательно слушал, стараясь не упустить ни одной детали. Я задумалась. На самом деле, я не помнила ничего! В памяти остались скудные обрывки вчерашнего дня. Я изо всех сил напряглась, чтобы собрать их воедино. Потом вскочила с дивана, выбежала в коридор, заметалась под тревожным взглядом Вадима. – Чуть было не выбросила! – выдохнула я, доставая из кармана джинсов помятую бумажку, – Вот! Они помнят! Я представила себя на заднем сидении такси. Я не увидела цвета машины, зато отлично помнила лицо водителя. Молодой паренек в джинсах, по-модному спущенных, или просто плохо сидящих на его худощавой фигуре. Я в деталях представляла тканевую обшивку салона, карман на спинке переднего сиденья, из которого торчал уголок глянцевого журнала. В какой-то момент я перевела взгляд на окно, в котором пушистой бахромой тянулись плотно растущие березки. Они, то смыкались, то расступались, обнажая кусочек неба. Я увидела, как такси свернуло на главную дорогу, пропуская набравшие скорость машины. Я вспомнила указатель, где белыми буквами на синем фоне было написано… – Яблоневый сад! – в радостном возбуждении выкрикнула я. Вадим облизнул пересохшие губы и внимательно посмотрел на меня. – Ты уверена? В ответ я кивнула. «Теперь-то все прояснится», – с надеждой подумала я, наблюдая, как он встает и выходит из комнаты. – Визит в милицию мы отложим. Никуда не уходи, жди меня дома, – наказал он, не давая мне возможности возразить. И ушел. Я прождала его целый день. Не зная, куда себя деть, я слонялась из угла в угол, заламывая руки, переставляя вещи и вслух пересказывая события прошедших дней. Когда стемнело, мне стало не по себе. Я не могла ему позвонить. Можно было обратиться к соседям, но я боялась открыть дверь. Все, что мне оставалось, терпеливо ждать его возвращения. Он появился утром. Всклокоченный и хмурый. Пронизанные красной сеткой белки глаз говорили о том, что его ночь также была бессонной. Вадим молчал. Он курил, стоя на кухне у распахнутого окна, и задумчиво глядя на высотки новостроек вдали. – Мы поедем в милицию? Нужно сейчас, по горячим следам! – наконец-то не выдержала я. Вадим сглотнул. Одним вдохом он докурил сигарету и выбросил окурок в окно. А после озвучил то, о чем не решалась говорить я сама. Нет, он не был уверен! Он сказал мне, что лишь догадывается, подозревает ее, свою жену. Он избегал смотреть на меня так, будто сам был виноват в случившемся. Он обо всем позаботился. Все предусмотрел. Он принял решение за меня, а его просьба, его мольба была призвана создать иллюзию того, будто это решение я приняла сама. Его последующий уход от жены, скорый развод, я воспринимала как плату за свое молчание. Мне было страшно! Остаться одной. Я нуждалась в нем, в его близости, в его поддержке. И потому лишь согласилась забыть. Вернее, сделать вид, что забыла. Мы переехали в новую квартиру, в центре города, с большими панорамными окнами и гардеробной, с фотографией пальмы в натуральную величину, с джакузи и римскими шторами. Я выбирала тюль, расставляла цветы и книги. – У меня и вещей-то столько нет, – смущенно раскладывала я по полочкам свои небогатые пожитки. – Это дело наживное, – уверял меня Вадим. Потом он увез меня на море. В далекую и сказочную страну, где поет скрипучий песок, а полумесяц болтается в небе вверх ногами. «Прямо, как во сне», – думала я, пытаясь забыть. И мне почти удалось! Пока воспоминания не вернулись. Я стала просыпаться по ночам, дрожа всем телом, пугая криками себя и Вадима. Он вскакивал на кровати, включал свет и обнимал меня, прижимал к себе, гладил по волосам, желая успокоить. Мне стало казаться, что она, его жена, предпримет новые попытки. Я начала бояться ходить пешком, в каждой случайной женщине мне виделось ее лицо. Я тихо сходила с ума, ушла с работы и закрылась дома. Однажды ко мне с благотворительной миссией наведалась Машка. Она принесла бутылочку вина и зефир, поделилась новостями с личного фронта и показала фотографии с недавнего корпоратива.