— Я могу его перебороть, — выпалил Олдридж. — Больше времени проводить вместе, и я смогу перебороть. Я хочу секса. Мне он нравится... — Эм, круто, потому что я не против повторить. И поскорее. — Ага, ну, как я и говорил. Мне нравится секс. Просто для меня есть несколько моментов, создающих в этом сложность. — Например, прикосновения. Уязвимость и тесный контакт. Так прямолинейно, это прозвучало ужасно. Неудивительно, что Тим его бросил. — Да, в общем и целом, да. Но со временем станет легче... — Получается, решением этой проблемы станет моя ограниченность действий. Я не против и считаю, что это поможет, согласен? Олдридж уставился на Мигеля в бинокль, пытаясь рассмотреть искренность на его лице, а потом понял, насколько это глупо. — Приходи, — произнес Олдридж с надеждой, что ошибку не совершал. — Приходить куда? — Ко мне. Мы поговорим. Просто поговорим. Лицом к лицу. Перекусим и обсудим все, как разумные люди. Мигель подскочил и поднял джинсы с пола. — Понимаешь, как ты мне нравишься, док? Ради тебя я готов надеть джинсы. *** Пятница, 6 декабря. Безукоризненная кухня Олдриджа. Эванстон, штат Иллинойс. Мигель белым вихрем ворвался в дом: на улице снова пошел снег. Олдридж забрал его парку и повесил на антикварную вешалку, пока Мигель стягивал с ног кроссовки. На нем были носки с рисунком скелета ступни. — Эти носки... Мигель поднял одну ногу. На подошве были прорисованы подушечка стопы, свод и пятка. — Классные, да? И Олдридж не устоял. Он вжал Мигеля в стену и поцеловал. Тело прошило дрожью. Олдриджу нравилось всё: издаваемые Мигелем жалобные звуки, как тот таял от прикосновений, как послушно открывал рот без спешки и лишних вопросов. Но потом Мигель поднял к Олдриджу свои руки, и на мгновение профессор замер, но парню оказалось этого достаточно, чтобы одернуть ладони, будто пойманный на воровстве ребенок. — Проклятье, — простонал Олдридж. — Я безнадежен. — Нет, неправда. И официально заявляю, что ты улетно целуешься, док. Носки стоили каждого цента. Прошлым летом я купил их в Музее науки и промышленности, куда ходил вместе сестрой. Лучшая спонтанная покупка в мире. — Значит, пока ты не хочешь сбежать? Мигель закатил свои темные глаза. — Не-а, papi. Пока нет. — Эм. Ну, — Олдридж получил беспричинное удовольствие от ответа. — Хочешь выпить? И можем поесть, когда захочешь. Если тебе нравится французский луковый суп. Я не подумал спросить... — Суп подойдет. И воды. Сомневаюсь, что алкоголь сейчас будет уместен. Олдридж смущенно усмехнулся. — Согласен. Пойдем. Он повел Мигеля в свою впечатляющую кухню. Здесь делал ремонт Тим, и он сохранил все шкафчики, сняв лишние слои краски, чтобы добраться до дерева. Он установил гранитные столешницы и кухонный островок, идеально вписавшийся в кухонный гарнитур, и обновил всю бытовую технику. В результате получилась теплая и уютная кухня, ставшая одним из любимых мест Олдриджа. — Вау, — протянул Мигель. — Abuela любого прикончила бы за такую кухню, — он уселся на один из высоких стульев за островком. — Убийственно выглядит. Олдридж включил духовку и достал из холодильника сыр. Он нарезал багет, сложил кусочки в две керамические формочки, налил сверху суп, присыпал тертым сыром и отправил в духовку. Остатки нарезанного хлеба Олдридж сложил в корзинку с салфеткой внутри и поставил на стол соусницу с приправленным оливковым маслом. — Суп будет готов через минуту. Ничего особенно, потому что для себя я обычно основательно не готовлю. Мигель уставился на него круглыми глазами. — Papi, предел моих кулинарных возможностей — китайская лапша с яйцом вкрутую, разогретая в микроволновке. А это что-то удивительное, — Мигель макнул кусочек хлеба в масло и с видимым удовольствием съел. Таймер пропищал о готовности, и Олдридж достал суп из духовки, поставив одну из форм перед Мигелем. — Осторожно. Форма очень горячая. Ну, то есть, естественно, горячая. Это же очевидно. Мигель фыркнул, но ни слова не сказал. Он взял ложку и прорезал расплавившийся сыр. Олдридж задержал дыхание, понимая, что это глупо, но ему очень хотелось услышать одобрение Мигеля. Это всего лишь суп, и последнее, что должно было волновать Олдриджа — понравится ли его стряпня этому мальчику. Но профессор все равно ждал, глупо затаив дыхание. — М-м. Бог ты мой. Да, горячий, как раскаленная лава, но удивительно вкусный. Черт. Олдридж выдохнул со свистом, заставив Мигеля рассмеяться. — Боялся, что мне не понравится, papi? — Нет, конечно, нет. Ну, то есть. Да. Возможно. Просто я привык только для себя готовить. Когда мы с Тимом жили вместе, чаще всего готовил он, а теперь я один и снова могу есть, что мне нравится. — В этом нет ничего плохого, — Мигель подул на ложку. — Как и в тебе самом. Ничего плохого. Я знаю парней и похуже. В смысле, это не соревнование, ничего такого. Просто ты не один со странностями. — Ты говоришь о своей службе? — спросил Олдридж. — Да. Меня не отправляли в горячие точки. Я работал в госпитале ВМФ помощником рентгенолога. Именно поэтому я выбрал рентгенологию. Но в больнице я на многое насмотрелся. Представляешь, значение слова «нормально» приобретает совершенно иной смысл. «Нет, не представляю». — Наверное, — Олдридж осторожно зачерпнул горячий суп. — Например, один парень не мог спать со своей женой, потому что избивал ее во сне. Он перепробовал всевозможные лекарства и терапию. Помогло немного, но не до конца. И знаешь, что придумала его жена? Олдридж проглотил суп и покачал головой. — Понятия не имею. — Она продала двуспальную кровать и заменила ее на бо?льшую по размеру, разделив по середине барьером из подушек. Видимо, это волшебным образом сработало. Она больше не спала в гостевой комнате. И семья стала счастливее. Нервозность того парня сократилась в разы, а вместе с этим ночных инцидентов стало меньше. Для него это не волшебная терапия. Они придумали способ, с помощью которого добились своего «нормально». Понимаешь? — Да, теория мне ясна. — Отлично. Хватит считать себя бракованным. Тебя всего лишь немного покорежило. — Сильно покорежило, если говорить твоими очаровательными словами. Мигель отложил в сторону ложку. — А еще классно, что я гибкий, — он смотрел на Олдриджа вызывающе. Воинственно. Непристойно. Для Олдриджа стало новым открытием, что кто-то по-настоящему хотел за него бороться. А у профессора опыта в подобном не было, что невероятно пугало. Но под внешней показушностью Мигеля Олдридж распознал знакомую эмоцию — неуверенность. Мигелю тоже было страшно. Различие лишь в том, что он от своего страха не бежал. — Это здорово, — в итоге ответил профессор. — В смысле, твоя гибкость. А не я. Мигель съел еще пару ложек и задумчиво уставился на Олдриджа. — Мы должны обсудить жесткие ограничения. Олдридж опустил ложку на стол и собрался с духом. — Хорошо. Под жестким ограничением ты подразумеваешь то, что мы никогда делать не будем?