– Слушай, я понимаю: тебе, наверное, запрещают говорить с незнакомыми и говорят, что некоторые люди очень плохие. И хорошо, что говорят, потому что это правда. Но именно поэтому я не могу тебя бросить здесь одну. Уже поздно, магазины закрыты, на улицах никого, и если с тобой что-нибудь случится, я себе не прощу. Меня зовут Мегги, а тебя? – Кира. – Привет, Кира. Приятно познакомиться. – Она пожимает мне руку. – Ну вот. Теперь мы знакомы. Я улыбаюсь. Она такая милая, она мне нравится. – Ну, пойдем же со мной, и если мы не найдем твою маму, мы позвоним в полицию, и они отведут тебя домой. Как тебе такой план? Я размышляю над ее словами. Домой идти очень далеко, а уже темнеет. Я беру симпатичную тетю за руку и иду с ней, хотя знаю, что домой – это совершенно в другую сторону. Семь Лондон, 2017 год Джек берет мою руку в свои. Он смотрит на меня через стол ресторана в гостинице, и мне кажется, что на нас обращены все взгляды. Невозможно остаться друг другу чужими в реальной жизни, когда столько месяцев проводишь вместе на съемках. Я знаю, что ему приятно держать меня за руку, и его прикосновение кажется более интимным, чем следует. Я боюсь того, что должно случиться, но теперь уже слишком поздно. Слишком поздно делать вид, будто мы не знаем, к чему все идет. Я вижу, что люди смотрят в нашу сторону, люди, которым известно, кто мы. Джек, кажется, чувствует мое беспокойство и ласково сжимает мне пальцы, чтобы придать уверенности. В этом нет необходимости. Когда я приняла решение, меня уже не переубедить – это не под силу даже мне самой. Не говоря больше ни слова, он расплачивается наличными и поднимается из-за стола. Я беру салфетку с колен и вытираю рот, хотя почти ничего не ела. На кратчайшее мгновение я вспоминаю о Бене – и тут же об этом жалею, потому что стоит мыслям о нем появиться в моей голове, как от них очень сложно избавиться. Я уже и не помню, когда в последний раз Бен звал меня на романтический ужин, когда я, находясь рядом с ним, чувствовала себя привлекательной. С другой стороны, настоящее время главенствует над остальными. Оно свысока смотрит на прошлое и не обращает внимания на соблазны будущего. Я отмахиваюсь от страха, который пытается меня остановить, и иду за Джеком. Несмотря на сомнения, я всегда знала: когда придет время, я пойду за ним. Джек первым заходит в гостиничный лифт. Двери начинают закрываться, но я не ускоряю шаг, это не обязательно. Железные челюсти открываются снова, и как раз вовремя. Я делаю шаг внутрь, и они проглатывают меня целиком. В лифте мы не разговариваем, просто стоим рядом. Наш биологический вид развил способность скрывать желание, как будто его следует стыдиться, хотя мы созданы именно для того, чтобы нас привлекали другие люди. Так или иначе, ничего подобного я раньше не делала. Я чувствую, что в лифте мы не одни. Чувствую, что на нас смотрят. С каждым новым этажом я все яснее ощущаю, зачем мы здесь. Когда мы выходим на седьмом этаже, его рука касается моей – вероятно, случайно. Не возьмет ли он меня за руку? Не берет. Никакой романтики. Мы оба знаем: мы здесь не за этим. Он вставляет карточку в щель на двери, и сперва мне кажется, что карточка не сработает. Потом я уже надеюсь, что не сработает. Тогда у меня было бы еще время в запасе. На самом деле я не очень хочу это делать и удивляюсь, зачем же делаю. Кажется, я всю жизнь провожу, делая то, чего не хочу. В номере Джек снимает пиджак и швыряет его на кровать резким движением, словно сердится на меня, словно я в чем-то виновата. Его красивое лицо оборачивается ко мне; черты искажены чем-то вроде ненависти и отвращения, как будто они выражают мое собственное мнение обо мне в этот момент, в этой комнате. – Я думаю, нам нужно поговорить. Ты согласна? – говорит он. – Я женат, – эти слова звучат как обвинение. – Я знаю, – шепчу я в ответ. Он делает шаг ко мне. – И люблю свою жену. – Я знаю, – снова отвечаю я. Мне не нужна его любовь, пусть она принадлежит жене. Я отворачиваюсь, но он берет мое лицо в свои руки и целует меня. Я стою абсолютно неподвижно, словно понятия не имею, что делать, и на секунду мне становится страшно, что я не вспомню как. Сначала он так нежен, так осторожен, как будто боится меня сломать. Я закрываю глаза – с закрытыми глазами проще – и отвечаю на поцелуй. Он переходит к решительным действиям быстрее, чем я ожидала: его руки скользят с моих щек на шею, на платье, скрывающее грудь, его пальцы нащупывают границу лифчика под тонким слоем хлопка. Он останавливается и отстраняется. – Черт. Что я, черт возьми, делаю? – говорит он, и я пытаюсь вспомнить, как дышать. – Я знаю. Извини, – отвечаю я, как будто это моя вина. – Ты как будто завладела моей волей. – Извини, – говорю я опять. – Я думаю о тебе все время. Знаю, что это неправильно, и, честное слово, изо всех сил старалась не думать, но у меня ничего не вышло. – Мои глаза наполняются слезами. Он старше меня как минимум на десять лет, и рядом с ним я чувствую себя неопытным ребенком. – Ничего страшного. Что бы это ни было, ты не виновата. Я тоже о тебе думаю. После этих слов я прекращаю плакать, как будто эта последняя фраза меняет все. Он берет меня за подбородок и обращает мое лицо к своему. Я изучаю его, пытаюсь понять, есть ли хоть капля правды в его словах. Потом я тянусь поцеловать его, в моих глазах молчаливый призыв. Теперь он не колеблется. Теперь наши жизни – все, кроме этого момента, – похоронены и забыты. Руки Джека двигаются все ниже по моей груди, умелые пальцы освобождают меня из платья, обнажают черный шелк лифчика. Он поднимает меня и сажает на стол, в процессе сметая на пол меню обслуживания номеров и телефонный аппарат. И не успеваю я сообразить, что происходит, как он уже сверху, он удерживает мои руки и оказывается у меня между ног. – Стоп! Снято, – говорит режиссер. – Спасибо, ребята. Мне кажется, мы здесь закончили. Восемь Голуэй, 1987 год Мегги держала меня за руку все время, пока мы не дошли до летнего домика на берегу. Держала так крепко, что иногда было капельку больно. Наверно, она просто боялась, что я снова убегу и что меня, как она говорила, найдет какой-нибудь плохой человек. Но если я и бежала, то только чтобы успевать за ней. Она очень быстро ходит, я ужасно устала. Она все время оглядывалась по сторонам, как будто чего-то боялась, но, пока мы шли закоулками, нам никто не попался, ни плохой, ни хороший. Домик очень красивый, совсем как Мегги. Нарядная синяя дверь, белые кирпичи – он совсем не похож на наш дом. Внутри почти нет вещей, и когда я спрашиваю почему, Мегги отвечает, что это просто домик, куда приезжают отдыхать. Я этого не знала, потому что ни разу не ездила отдыхать. Сначала Мегги занята, она складывает одежду в чемодан. Потом я думаю, что она будет звонить в полицию, но вместо этого она решает, что мы должны попить чаю и что-нибудь съесть. Это очень приятно. По пути сюда я рассказала Мегги, что нам, по словам брата, еле хватает на еду. Наверное, она и решила, что я голодная. – Хочешь кусок имбирного пирога? – спрашивает она из маленькой кухни. Я сижу в самом большом кресле, какое когда-нибудь видела. Мне пришлось на него карабкаться, чтобы сесть. Оно как гора из подушек. – Да, – отвечаю я. Я очень довольна, ведь я сижу в удобном кресле и собираюсь поесть пирога с доброй тетей. Она появляется в дверях. Улыбка, которая все время была на ее лице, теперь исчезла. – Что «да»? Сначала я не понимаю, чего она ждет, но потом мне в голову приходит идея: – Да, пожалуйста? – пробую я. Улыбка возвращается на ее лицо, и я рада. Она ставит передо мной пирог, а еще стакан молока, потом включает мне телевизор, а сама уходит в соседнюю комнату звонить по телефону. А я-то уже думала, что она забыла про звонок в полицию, и теперь мне грустно. Мне тут нравится, я бы с удовольствием побыла тут подольше. Мне не слышно, что говорит Мегги по телефону: слишком громко говорят Зиг и Заг[4] по телевизору. Я доедаю пирог и облизываю пальцы, а потом пью молоко. По вкусу оно напоминает мел, но мне так хочется пить, что я выпиваю все до конца. Когда Мегги возвращается в комнату, мне очень хочется спать. – В общем, я поговорила с твоим папой и боюсь, что твой брат сказал правду: дома на тебя больше не хватит еды. Но ты не волнуйся. Я сказала твоему папе, что ты можешь пожить несколько дней здесь, со мной, а когда там у них все наладится, я отведу тебя домой. Здорово я придумала? Я размышляю. Тут телевизор, пирог и уютное кресло. Мне кажется, будет приятно пожить тут немного, хотя я буду очень скучать по брату и капельку – по папе. – Да, – отвечаю я. – Что «да»? – Да, пожалуйста. И спасибо. И только когда она снова выходит из комнаты, я задумываюсь: как она могла поговорить с моим папой? Ведь у нас дома нет телефона. Девять Лондон, 2017 год Перед тем как выйти из машины, я снова смотрю на телефон. Я уже три раза пыталась дозвониться до агента, но все время попадала на автоответчик. Я даже позвонила ему в офис, но помощница сказала, что Тони занят, – и произнесла это таким тоном, словно знала что-то, чего не знаю я. Или у меня просто паранойя. Столько всего происходит, что это не исключено. Попробую позвонить завтра.