– Давай с уроков сбежим? – А куда? – Есть одно место. Но далеко. До Симферополя ехать надо. – Зачем? – Подарок буду тебе дарить. – В Симферополе? – Ближе нету. Все-таки Янка – особенная. Ну кто бы еще согласился поехать? А она поехала. В Симферополе он взял напрокат у знакомого пацана скутер, тот ему уже сто лет обещал дать покататься, вот и пригодилось. – На этот? Мне? – уставилась на скутер Янка. – Ты с ума сошел? Я в юбке! – Я же буду впереди. Никто ничего не увидит. Она глаза сузила, сказала: – Я тебя убью. Но села. Прижалась. Таль чувствовал ее колени. И думал, как она отнесется к его подарку. Наверное, он где-то читал про такое, а может, видел в кино. Он точно знал, что не сам это придумал, а потому доверял этой идее больше, чем своей. Ехать недолго – в горы, на Долгоруковскую яйлу, до Кургана славы. А там уже рукой подать. У Талиного отца не было родственников, и родителей своих он не знал. Он в детдоме вырос. Но на Курган славы – памятник погибшим в Крыму партизанам – он привозил их каждое 9 Мая, будто здесь воевал его отец или дед. А может, и воевал, кто знает? Или отцу хотелось так думать. У Кургана Таль повернул скутер к скамейкам под яблонями, там остановился. – Дальше пешком. – В лес?! – Ага. – А предупредить? – Не переживай, – усмехнулся Таль. – Тут недалеко. Не пройдешь – на руках понесу. Янка только головой качнула. Они стали спускаться в ложбину. Там был родник Ладошка. Так его все называли. На каменной плите было высечено лицо партизана и стихотворение, а в самом роднике – две каменные ладони, всегда наполненные водой, что текла из-под камней. – Разве здесь шли бои? – удивилась Янка. – Конечно, – удивился и Таль. – Крым же оккупирован весь был. Это партизанские места, знаешь, сколько их тут полегло! – Я даже не знала, что здесь фашисты были… – Что у тебя по истории? – усмехнулся Таль. Янка промолчала. Она думала о том, что каждое лето приезжала в Крым, но нигде, кроме Поселка и Феодосии, не была. Ну, съездили один раз в Ялту, ну, были в Ливадийском дворце. Ну, в Симферополе, конечно. На вокзале и в аэропорту. А чтобы куда-то еще… Ни родители, ни бабушка с дедом не считали нужным их возить. А сама она? Даже книжку никакую про Крым не прочитала! Даже путеводитель какой-нибудь! А всегда хвалилась, что Крым ей дом родной и она его как свои пять пальцев знает! – Ну, хоть про оборону Севастополя слышала? – надавил Таль. – Конечно слышала! – возмутилась Янка и поняла, что знает это просто как факт. Была оборона Севастополя. Кажется, их было две. Одна – в Великую Отечественную, а вторая – еще когда-то. Она дала себе слово, что обязательно возьмет что-нибудь в библиотеке про Крым. – Ты мне это хотел показать? – кивнула она на родник. – Нет, – замялся Таль. – Пойдем. Они стали спускаться еще ниже, вдоль ручья. Янкины каблуки тонули во влажной земле. Ее любимый буковый лес был будто нарисован коричнево-серой краской. И вдруг Янка остановилась. Среди опавших коричневых листьев появились зелено-белые острова. – Подснежники, – выдохнула она. – Это тебе. Ну, вроде подарка. Просто их нельзя рвать, они в Красной книге и вообще… Да и не довезти, завянут. А посмотреть ведь можно. Подснежников было целое море. Янка с Талем шли, а их становилось все больше и больше, до самого края леса, докуда хватало взгляда. Настоящие, те самые подснежники, которые она раньше видела только в учебнике по биологии! – Это крымский эндемик. Ну, то есть только здесь растет, в Крыму, – сказал Таль. Ему было неловко. Янка молчала, и он нервничал, что вся его затея – большая глупость. Вдруг она остановилась. – Таль… Я не могу по ним идти. А ступить некуда, они везде. – Да ладно… ну, их же много, пойдем… – Нет. Давай тут постоим. Янка присела на корточки. От подснежников шел тихий, очень нежный запах, почти неуловимый. Так пахли проснувшиеся ручьи. Так пахла земля, влажная и прохладная от стаявшего снега. Так пахло утреннее небо, кора весенних буков. Так пахла весна. – Спасибо, Таль. Они постояли еще немного и повернули обратно. Янка достала телефон и сфотографировала подарок. Таль чуть нахмурился. Ему казалось, что никакой фотоаппарат это не передаст, ведь можно просто запомнить. Но он ничего не сказал. Это же ее подарок. Это же Янка. Она взяла его за руку и сказала: – Знаешь, первый раз мне действительно стало жалко, что люди летать не умеют. Мы бы с тобой полетели над ними и рассмотрели бы каждый цветочек. На обратном пути, сидя за рулем скутера, Таль улыбался. Ему казалось, что Янка прижималась к нему сильнее, чем по дороге туда. Он не знал, о чем она думала. Но подарок ведь ей понравился, да? Здорово все получилось! И тут Таль понял, откуда пришла эта идея: однажды отец с утра повез их в холмы – смотреть, как цветут маки. Он тогда еще работал на грузовике, развозил почту из Симферополя по всему Крыму и вот приехал с утра, погрузил их в свою машину и повез куда-то. А на все вопросы только улыбался. Солнце освещало холмы, и так много было на них диких маков, что они горели огнем. Мама засмеялась, а отец сказал: – Дарю тебе миллион алых маков! Глава 5. Опустевшая шкатулка Глеб приехал в конце апреля. К тому времени зацвели холмы, Пашуня подрос, узнавал уже всех своих и даже Янку, а Янкина заветная шкатулка совсем опустела. Она сама не заметила, как это получилось. Брала и брала оттуда не глядя: то конфет Маруське купить, то игрушку Пашуне, то меда тете Нияре… и все казалось, что там еще много, что хватит и на подарок Ростику на день рождения, и на новые туфли Анюте. И вот вдруг там ничего не осталось, мелочь одна. Янка чуть не разревелась: она полгода пахала как проклятая в этом клубе, ничего себе даже не купила особенного, а теперь… Но плакать было бесполезно. А главное, как теперь Конопко? И до зарплаты еще полмесяца… И тут судьба послала Глеба. Он пришел к ним с автовокзала. Веселый такой, в модном черном плаще, с чемоданом на колесиках. Шумно поздоровался, пожал деду руку, обнял бабушку, будто свой, будто родственник. – Пустите? – Да уж ты дорожку сюда протоптал, живи, – улыбнулась бабушка. Она метнула на сияющую Янку настороженный взгляд, но промолчала. Все-таки начать сезон раньше остальных – хорошая примета. Значит, летом не будет пустовать скворечник ни дня. Но у Янки давно созрел другой план. И, как ни трудно было отказаться от присутствия Глеба здесь, совсем рядом, другого выхода она не видела. – Ба-аб… – Чего тебе, стрекоза? – А вы ремонт в скворечнике делать не будете? – А вы? – Ну, ба-а-аб… – Да что ты юлишь все? Бабушка у Янки такая, с ней напрямик надо, она все эти вокруг да около не выносит. Но напрямик сейчас нельзя. Как-то так намекнуть бы, незаметно, чтобы нечего было предъявить Глебу, но и чтобы она заподозрила неладное да и выгнала его… тактично. – Чего это ты вдруг домашними делами озаботилась? Своих, что ли, мало? – Да нет, так… – Янка стояла, прислонившись к дверному косяку. Как же сказать-то? – Просто странно: скоро лето, разве не надо ремонтировать? – Ну, так ведь постоялец у нас, куда его? – Да вот его бы куда-нибудь… – и Янка закусила губу. Бабушка бросила посуду, вытерла руки о фартук, посмотрела на Янку в упор. – Ты давай не юли. Пристает он, что ли, к тебе? – Нет, ты что! – тут же испугалась Янка. – Просто… смотрит. – Понятно. Ты иди, Яночка, иди, детка… Янка пошла. Было ей страшно.