– Не обязательно именно с политикой, Анна. Возможно, этот Штайнхаузен – важный осведомитель, засланный в наркокартель, и через несколько недель он должен сдать преступников. Но теперь кто-то убил его подружку, и он вынужден сразу потихоньку смыться, потому что иначе операция провалится. Лучше оставь это дело. Или испортишь работу своим же людям. Она возмутилась: – Так вот что ты мне советуешь? Даже ты? Я должна сдаться? – Да, это я тебе и советую. С осведомителями бывает непросто отличить добро от зла. Их нельзя назвать по-настоящему нашими людьми, и иногда это просто обманщики, аферисты и трусливые преступники. И этот Дикопф – наглядный тому пример. Когда кончилась война, он утверждал, что сбежал в Швейцарию. Примкнул к движению Сопротивления. Другие говорили, что его направили туда в качестве агента против немецких иммигрантов, а бегство – только легенда, придуманная для него нацистами, чтобы он мог беспрепятственно работать в Швейцарии. И это вечная проблема. С этими людьми непонятно, где правда, а где – манипуляции. Задача уголовной полиции проста – выяснять правду. Разоблачать ложь и обман. Карола Гейде тоже очень разволновалась. – После войны, – сказала она, – все вдруг стали участниками Сопротивления. Только что они еще объявляли смертные приговоры, выступая в качестве судей Третьего рейха, и вот резко стали убежденными демократами. Нет, я никогда в это не верила. Уббо согласился с женой: – Несколько десятилетий ведомство уголовной полиции оставалось слепым на правый глаз, и мы все прекрасно знали почему. – Стало быть, речь все-таки о политике? – Нет, но, вероятнее всего, о важном осведомителе. Теперь Анна Катрина смотрела на Каролу Гейде, словно хотела спросить у нее совета, в котором ей отказал Уббо. Повисло напряженное молчание. Анна Катрина не выдержала: – И что ты хочешь делать? Она разговаривала с ним, словно он по-прежнему на службе и несет полную ответственность, но он спокойно ответил: – Я? Сидеть здесь и любоваться стихией. Говорят, Вангероге больше не относится к Остфризии. Но думаю, Северному морю все равно. Или ты когда-нибудь слышала, чтобы море заботили государственные реформы? Анна Катрина не совсем понимала, что он хочет этим сказать. С одной стороны, она сердилась на старого шефа, но с другой, от души радовалась за него – что он наконец обрел покой, мог сидеть здесь до скончания века и ничего не делать, только пить чай и смотреть на море. Он взял еще один кусок марципана. – Сегодня ты уже не вернешься на материк, Анна, – сказал он. – Хочешь переночевать здесь? У нас есть место на диване. – Да, но это не слишком вас затруднит? Карола поспешила заверить ее: – Нет-нет. Напротив. Я же знаю, какую радость доставляет мужу твое присутствие. * * * Пока Франк Веллер, Хольгер Блём и Петер Грендель чокались друг с другом возле киоска с глинтвейном и благодушно ворчали на ветер, они не подозревали, что могут проснуться в кошмаре, который потрясет их жизнь и изменит целую прибрежную область. В это самое время в Норден направлялась велосипедистка в непромокаемой одежде, она везла с собой три посылки. Одну – в почтовый ящик журнала «Остфризия», Штельмахерштрассе, 14, лично в руки Хольгеру Блёму, еще одну – в департамент водоснабжения, природной и береговой охраны Нижней Саксонии, на Шпортплатц, 23. Она тщательно спрятала выбившуюся прядь светлых волос обратно под капюшон своей темной толстовки. Потом спокойно подъехала к зданию полицейского участка Нордена и положила прямо на лестницу третью посылку. Отсюда ей было видно Остерштрассе, где было еще открыто несколько киосков рождественской ярмарки. Ветер принес аромат жареных сарделек и глинтвейна. Она решила, что может заслуженно отдохнуть и подкрепиться. Ей понадобилось некоторое время, чтобы дождаться очереди – так много желающих толпилось возле киоска Тео. Все тянулись через чужие головы, заказывая яичный пунш. Петер Грендель забрал напиток и протянул ей. За это она положила несколько монет в его широкую ладонь каменщика. – Без сдачи! – весело воскликнула она. Петер передал деньги Тео, который даже не посмотрел, сколько там. Ей нравились остфризцы, которые сбивались в непогоду вместе, словно табун лошадей, и закрывали друг друга от ветра. Ей нравились их сдержанные, спокойные манеры. Хольгер Блём рассказывал, как брал интервью у одного остфризца, который эмигрировал с родителями в Индию тридцать лет назад. Там у них во владении было столько земли, что у него уходило пять часов, чтобы просто объехать ее на машине. – У меня в свое время тоже была такая колымага, – посочувствовал Петер Грендель. Под всеобщий хохот она заказала себе еще пунша и подумала: завтра вы все уже будете делать, что я прикажу. Или вы все умрете. Все! Ей нравилось разглядывать их лица, представляя, что все они уже трупы. * * * Проснувшись, Анна Катрин услышала шум Северного моря и почувствовала аромат яичницы с крабами и черного чая. Карола Гейде уже приготовила завтрак на троих и расставила стулья так, чтобы каждый мог свободно любоваться морем. Широкими, плавными движениями она разливала по стаканам воду из графина, словно в мире не было занятия важнее. Уббо Гейде поднял стакан, приветствуя заспанную Анну Катрину: – Жена говорит, утро всегда следует начинать с большого стакана воды. И демонстративно выпил воду. – Да, – рассмеялась Карола, – это словно принимать душ изнутри. – Она указала на накрытый стол: – Мы могли бы позавтракать в кафе «Пуддинг» или «Упстальсбум». Но я подумала, так тоже будет неплохо. Она уже принесла свежие булочки из пекарни «Больте», и Анна Катрина набросилась на еду с волчьим аппетитом, прежде чем отправиться в душ. «С этой парочкой, – думала она, – я чувствую себя удивительно свободно, как дома. У них всегда найдется для меня местечко, и здесь я могу сидеть за столом заспанная, в растянутой футболке. Как здорово!» Она выпила еще один стакан воды. Ей понравилась идея о душе изнутри. * * * Хольгер Блём любил ездить по утрам на работу на велосипеде. Прекрасный способ проветрить голову и размять тело. Он ехал против ветра. Хорошая тренировка для мышц ног, подумал он. Он открыл посылку не сразу и заметил, что на ней нет ни марки, ни почтового штампеля. Когда он взял ее, по руке у него пробежали мурашки, словно посылка была заряжена электричеством. * * * Сотрудница департамента водоснабжения, природной и береговой охраны Нижней Саксонии еще не утратила надежду, что кто-то сыграл с ними очень дурную шутку. И при этом боялась вдохнуть. Ей даже было страшно прикоснуться к себе кончиком собственного пальца. Она оставила все лежать на рабочем столе, вышла из кабинета в уборную и помыла руки так тщательно, как не мыла еще никогда в жизни. Потом она позвонила начальству. * * * Посылка лежала на рабочем столе, рядом с пакетиком арахисовых хлопьев. Хольгер Блём открыл её и вытащил сначала записку. Прочитал и тут же набрал номер 110. Марион Вольтерс ответила: – Полиция! Экстренный вызов! – Меня зовут Хольгер Блём. – Тот самый Хольгер Блём? – переспросила Марион Вольтерс, преисполнившись уважения. Она выписывала журнал «Остфризия», и ей нравилась его внятная манера письма. – Да, Хольгер Блём из журнала «Остфризия». У меня тут в редакции есть кое-что, – деловым тоном продолжил он, – что должно вас заинтересовать. Кто-то угрожает отравить питьевую воду во всей Остфризии и, если я не ошибаюсь, приложил к записке образец яда, которым он собирается нас всех убить.