– За 1-й. – Значит, между нами сто одиннадцать реинкарнаций? – Я – последняя, вы – первая, во всяком случае в моем коридоре. У нас много шансов встретиться. – Знай, мощь твоего сознания гораздо больше, чем тебе кажется. Главное – ясно сформулировать запрос. Это не так просто, когда не знаешь последствий своего выбора. Человек в бежевой юбке как будто доволен этим разговором. – Многие ничего не предпринимают, потому что не имеют представления о своих возможностях. Это проблема. У нас говорят: «Хочешь – значит, можешь». Считается, что происходит все, чего по-настоящему желаешь. Единственная проблема – это что порой, когда наше желание сбывается, оказывается, что это не то, чего хотелось, или же удивление от обретения желаемого так велико, что человек не перестает желать еще и еще. – Хотелось бы мне, чтобы все было так просто. – Что делать, если все просто? Единственные пределы – те, которые мы сами себе устанавливаем, – говорит удивительный человек уверенным тоном, предлагая Рене сесть напротив. Они осматривают одежду и облик друг друга. Геба, кажется, удивляет его обувь, очки, часы, но он ничего об этом не спрашивает. Должно быть, я для него – человек будущего, олицетворение научной фантастики. Наверное, если бы я сам увидел какое-нибудь свое будущее воплощение, то тоже немного растерялся бы. – Рене, ты должен был высказать пожелание, чтобы здесь оказаться. Чего ты попросил? – Попасть в жизнь, в которой у меня была величайшая любовь. Гебу смешно. – Выходит, жизнь, в которой случился величайший любовный роман всех «наших» существований, – моя? – Выходит, так, – соглашается Рене. – А почему вы пожелали встретиться со мной? – Я захотел познать жизнь, в которой я сильнее всего повлиял на историю человечества. Оба молчат. – И эта жизнь… моя? – выдавливает Рене. – Я больше никого здесь не вижу. Рене машинально оглядывается, но никаких других людей вокруг нет. – Должен вам признаться, мсье Геб… – Просто Геб. – Так вот, Геб, моя профессиональная деятельность позволяет мне влиять не более чем на четыре класса по тридцать человек в каждом ежегодно. Я преподаю историю, учу детей познанию прошлого. То есть в весьма ограниченном масштабе влияю на моих современников. А чем занимаетесь вы? – Я астроном. Забавно, что мы с тобой друг друга дополняем. Ты знаешь, что происходит во времени, я знаю, что происходит в пространстве. Мне это нравится. Я хочу сказать, что мне нравится стать однажды… тобой. – Мне тоже нравится, что однажды я был… вами, – отвечает Рене любезностью на любезность. – Почему? – У вас такой непринужденный вид! Никогда не видел настолько расслабленного человека. Место, где вы живете, тоже симпатичное, погода лучше не придумаешь, ваша деятельность не очень утомительна, вы, похоже, ею увлечены. Но где и когда вы, собственно, живете? Внезапно земля начинает дрожать. Все движется. Валятся деревья. Второй толчок, слабее первого. Потом все стихает. Откуда-то доносится звук трубы. – Мне бы хотелось поговорить с тобой еще, Рене. Безусловно, мы можем многое друг другу сказать. Но у нас тут, как ты обратил внимание, дрогнула земля. – Землетрясение! – Время от времени так бывает. Без этого было бы скучно. Не беда, ничего страшного, если разобраться. Раз выжил, значит, все хорошо. Это произнесено так безмятежно, как будто дело ограничилось заурядным ливнем. – Но даже если нет трагедии, труба зовет нас идти восстанавливать рухнувшие жилища. Давай встретимся завтра, в этом же месте и в этот же час. С поправкой на расхождение во времени здесь и у тебя, конечно. Голубоглазый человек в бежевой юбке отворачивается и уходит по тропинке с пляжа. Рене остается один. На песке стоит дверь. Он проходит через нее. Снова он в коридоре с дверями, на каждой медная табличка с цифрой. Он находит дверь 112, переступает порог своего бессознательного, видит лестницу. Он поднимается по ступенькам. Снаружи звучит женский голос, ведущий обратный счет: – 10, 9, 8… 18. – …2, 1, 0. Он не открывает глаз. – Ноль, – повторяет она. Он соглашается медленно разжать веки и первым делом смотрит на часы. На них 23:23. – Ну? Как все было в этот раз? Коридор обладает большой силой. Коридор очищает. Коридор все проясняет. Коридор оказывает невероятное действие. Он задает гораздо более широкую перспективу. Даже фраза «я убийца» утрачивает важность. Да, я убийца, но далеко не только. Я также молодой солдат Первой мировой войны. Еще я разочарованная старая графиня. И полный надежд галерник с Сицилии. И еще я – 111 других жизней. Я начинаю понимать. Теперь мое сознание расширяется от нового понимания: я – не только сам я. Я гораздо больше этого. Гипнотизерша волнуется: – Все хорошо, Рене? Рене встряхивается. Он старается вспомнить все подробности своего последнего погружения. – Прогресс продолжается. С Ипполитом я мог видеть то, что видел он. С Леонтиной я мог видеть ее глазами и слышать ее мысли. Став Зеноном, я мог видеть, как он, слышать его мысли, беседовать с ним извне. Геба я не только видел, не только с ним говорил. Он тоже меня видел, и мы беседовали, как два разных человека. Она приглаживает свои длинные рыжие пряди. – Вы слышали наш диалог? – спрашивает он. – Вы каждый раз описываете то, что видели, пересказываете, что говорили и что вам отвечали. В этот раз все это было удивительно, ведь все происходило, как вы утверждаете, гораздо раньше III века до нашей эры. – Кое-что от вас, наверное, ускользнуло: насколько Геб непринужденный. Никогда еще не видел такой непосредственности и расслабленности. От него исходит поразительная беззаботность и такая же сила. Я могу измерить это спокойствие, сравнив его со стрессом солдата Ипполита, с отвращением графини де Виламбрез, с болью Зенона. Геб был совершенно безмятежен. Ничто его не страшит, ничто не заботит. Не знал, что можно быть настолько расслабленным. Я просил спокойной жизни, но это превосходит мое воображение. Как описать вам эту степень довольства? Можно подумать, что Геб с самого рождения не знал ни малейших трудностей… – Ваши достижения поражают. – По сравнению с другими испытуемыми? – Я уже вам говорила, вы первый, до вас никого не было. Вы видели, как провалилась Каролин, сегодняшняя доброволица. Ее бесстрашие не увенчалось успехом: то ли скепсиса было многовато, то ли одаренности маловато, не то, что у вас. Помявшись, она продолжает: – Я должна кое в чем вам признаться. До вас я знала весь этот протокол только в теории, изучать изучала, но никогда не пробовала применить. Поэтому вы – самый настоящий первопроходец. Я думала, что броситься в воду – верный способ поплыть, но теперь убеждаюсь, что с такими опытами можно и утонуть. Бывает – как сегодня, с женщиной, – что ничего не получается, сами видели. – Вы отправляете людей к их зарытым воспоминаниям, не имея представления, что они там раскопают. Воспользуюсь вашим сравнением: вы – как инструктор подводного плавания, впервые отправляющий новичков под воду. – Потому я и согласилась вас «отремонтировать». Я не отдавала себе отчета, что при исследовании самых глубоких слоев можно наткнуться на чудовище из преисподней. Пожалуй, я поменяю название своего представления. Хватит слова «гипноз», обойдусь без «погружения в прежние жизни». В этом погружении всё во власти случая и, судя по вашему опыту, чревато травмами. Я не смогу обеспечить послепродажное обслуживание всем тем, кто случайно угодит в свое ужасное прошлое. – Каким же будет новое название? – «Гипноз и иллюзионизм». Ну и магический суперфокус, я научилась ему от отца, называется «Помимо меня». Он успешно заменит регрессию. Этим волшебством я, по крайней мере, отлично управляю. Рене все это одобряет, и она продолжает: