Я оставила портфель и сумку на столе, прошла через двор к Генри и заглянула в кухонное окно. Диц сидел в кресле-качалке, нога задрана, демонстрируя больное колено. Опухоль ощутимо уменьшилась, и по жестам, которые он делал, можно было смело предположить, что ему откачали жидкость. Даже пантомима, показывающая иглу, воткнутую в его колено, заставило мои ладони вспотеть. Сначала он меня не заметил. Это было как в немом кино, двое мужчин серьезно вовлечены в разговор на медицинские темы. Генри, в свои восемьдесят пять, был таким знакомым и близким — красивый, добрый, стройный, интеллигентный. Диц был замешан из более крутого теста — прочный, сильный, упрямый, импульсивный, такой же умный, как Генри, но больше природным умом, чем интеллектуально. Я поймала себя на том, что улыбаюсь им обоим. В то время как Генри был мягким, Диц был беспокойным, резким, без хитростей. Я ценила его честность, не доверяла его делам, возмущалась его страстью к перемещениям, и жаждала определенности в наших отношениях. Во всех переживаниях, которые на меня свалились, Диц был закваской. Он поднял глаза и заметил меня. Поднял руку в приветствии, не вставая с кресла. Генри подошел к двери и впустил меня. Диц кратко рассказал о посещении клиники в Санта-Круз. Генри предложил кофе, но Диц отказался. Я даже не помню, о чем мы втроем говорили. В процессе пустого разговора, Диц положил руку на мой локоть, вызвав волну тепла. Краем глаза я заметила его насмешливый взгляд. Что бы я ни чувствовала, видимо, передалось ему по проводам. Должно быть, я жужжала, как линия электропередач, потому что даже легкий поток разговора начал спотыкаться и иссяк. Диц посмотрел на часы, издав озабоченный звук, как будто куда-то опаздывал. Мы торопливо извинились, вышли через заднюю дверь дома Генри и дошли до моей квартиры, не обменявшись ни словом. Дверь закрылась за нами. В квартире было прохладно. Бледный солнечный свет проникал через затененные окна серией горизонтальных полос. Интерьер выглядел и ощущался как каюта корабля: компактная, простая, с темно-синими стульями и стенами из полированного тика и дуба. Диц расстелил кровать в нише у окна, освобождаясь от обуви. Я сбросила одежду, чувствуя, как желание нарастает с каждой снятой вещью. Одежда Дица присоединилась к моей на полу. Мы тонули вместе, в крутящемся движении. Сначала простыни были холодными, синими, как море, и нагревались от контакта с нашими обнаженными телами. Его кожа светилась, гладкая, как внутренняя поверхность морской раковины. Что-то в игре теней вносило в окружающее морской элемент, погружая нас в прозрачное сияние. Как будто мы плыли в неглубокой воде, мягко и грациозно, как две морские выдры. Все происходило в тишине, за исключением периодического гудения у него в горле. Обычно я не думаю о сексе как об антидоте от боли, но это то, чем он был, и я полностью признаюсь — я использовала близость с одним мужчиной, чтобы облегчить боль от потери другого. Это был единственный способ утешиться. Даже в тот момент я испытала странное замешательство, пытаясь понять, какого из мужчин предала. Позже я спросила Дица: — Есть хочешь? Я умираю от голода. — Я тоже. Будучи джентльменом, Диц встал и подошел к холодильнику, где стоял голый, под холодным светом, изучая содержимое. — Как может быть, что у нас кончились продукты? Ты все съела, пока меня не было? — Еда есть, — сказала я, защищаясь. — Банка маринованных огурцов. — Я могу сделать сэндвичи. Там есть хлеб в морозилке, а в шкафчике — полбанки арахисового масла. Он посмотрел на меня так, будто я предложила приготовить садовых слизней. Закрыл дверцу холодильника и открыл морозилку, оглядывая какие-то завернутые в целлофан пакеты, покрытые кристаллами льда. Закрыл морозилку и вернулся в постель. — Я так долго не протяну. Мы должны поесть. — Не могу поверить, что ты вернулся. Я думала, ты едешь путешествовать с мальчиками. — Оказалось, у них были планы идти в поход с друзьями в Йосемит, и они не знали, как мне сказать. Когда я прочел в газетах об убийстве, то сказал им, что должен вернуться. Чувствовал себя виноватым, но они были рады до смерти. Не могли дождаться, когда я сяду в машину. Я уезжал и смотрел в зеркало. Они даже не остановились, чтобы помахать. Помчались по лестнице, чтобы забрать спальные мешки. — Вы провели несколько дней вместе. — И это было здорово. Теперь расскажи мне о себе и о том, что здесь происходит. Пройдя тренировку с Лонни, я описала события кратко и эффективно, слегка спотыкаясь при упоминании Гая. Даже от звука его имени сжималось сердце. — Тебе нужен план игры, — сказал Диц оживленно. Я покачала рукой, может да, может нет. — Джеку, наверное, завтра предъявят обвинение, если уже не предъявили. — Будет Лонни тянуть время? — Понятия не имею. Наверное, нет. — Что значит, он будет настаивать на предварительном слушании в течение десяти судебных дней. Это не дает нам много времени. Как насчет этого дела с Максом Аутвейтом? Мы можем им заняться. Я отметила «мы», но решила оставить неподтвержденным. Он серьезно предлагает помощь? — Чем там заниматься? Я проверила все записи и регистрацию для голосования. И карты города. Имя такое же фальшивое, как и адрес. — Старые телефонные книги? — Я проверяла. — Сколько лет назад? — Шесть. — Почему шесть? Почему не проверить все, начиная с года, когда Гай уехал? Даже раньше. Макс Аутвейт может быть жертвой его подростковых криминальных лет. — Если имя фальшивое, не имеет значения, как далеко заглядывать. — Другими словами, ты была слишком ленивой, — сказал он мягко. — Правильно, — признала я, не обижаясь. — Как насчет самих писем? — Одно мне прислали по факсу. Другое напечатано на обычной белой бумаге. Никаких отличительных отметок. Я могла попробовать снять отпечатки пальцев, но не видела смысла. Мы не можем их проверить в системе, и нам не с чем сравнивать. Я положила письмо на всякий случай в пластиковую папку. Потом сняла с обоих копии. Один комплект оставила в офисе, заперла в столе. У меня уже паранойя. — Другой комплект у тебя здесь? — В портфеле. — Давай посмотрим. Я откинула простыню и встала. Взяла портфель с кухонного стола, рассортировала содержимое и вернулась в постель с пакетом католожных карточек и двумя письмами. Нырнула снова под простыню и передала Дицу бумаги, повернувшись набок, чтобы наблюдать за его работой. Он надел очки. — Это очень романтично, ты знаешь об этом, Диц? — Мы не можем трахаться весь день. Мне пятьдесят. Я старый. Мне нужно сохранять силы. — Ага, конечно. Мы приподняли подушки и расположились рядышком, пока Диц читал письма и просматривал карточки. — Что ты думаешь? — спросила я. — Думаю, что Аутвейт — хорошая тема. Кажется подходящим объектом для разработки, чтобы найти другого кандидата и, в любом случае, отвлечь внимание от Джека. — Лонни сказал то же смое. Улики выглядят убедительно, но они все косвенные. Лонни надеется, что мы найдем кого-нибудь еще, чтобы показать пальцем. Думаю, он предпочитает Донована или Беннета. — Чем больше, тем лучше. Если копы думают, что мотивом Джека была доля Гая в наследстве, то у других двоих мог быть тот же самый мотив. Для любого из них было бы так же просто проникнуть в комнату Гая. Он перебирал карточки. Вытащил одну. — А это что значит? О каком мошенничестве ты пишешь? Я взяла карточку и изучила ее. Надпись гласила: «У вдовы выудили последние сбережения». — О. Я не уверена. Я записывала все, что могла вспомнить из моей первой беседы с Донованом. Он рассказывал о переделках, в которые Гай попадал в юные годы. Большинство были мелкими актами вандализма и угоном машин, чтобы покататься, но еще он был вовлечен в какое-то надувательство. Я тогда не спрашивала, потому что только начинала поиски и думала только о том, как его найти. Меня не интересовало, что он натворил, если это не относилось к делу. — Может быть стоит как следует присмотреться к его прошлому. Люди знали, что он вернулся. Возможно, кто-то решил свести счеты. — Мне это тоже приходило в голову. Почему бы еще Марк Аутвейт проинформировал газету? Еще я подумывала, не написал ли письма один из братьев Гая. — Почему? — Чтобы изобразить, что у него были враги, кто-то кроме родственников, кто хотел бы его смерти. Кстати, Бадер хранил папку с газетными вырезками, описывающими эскапады Гая. Диц повернулся и посмотрел на меня. — Что-нибудь интересное? — Ну, ничего сходу не припомню. Они у меня в офисе, если хочешь посмотреть. Кристи разрешила мне забрать, когда я была у них в доме.