Я подняла взгляд. Он застенчиво улыбался. От Винценца Брендфейра такой застенчивой улыбки ожидаешь меньше всего. – Ты о чём? Он откашлялся. – Что, если бы и ты стала частью моей книги, Эмма? – Винц… – Ты не волнуйся, я бы позаботился, чтобы тебе там было комфортно. Чтобы тебя никто не обидел. Моя приёмная мать, конечно, очень порочная женщина, но в целом это можно вынести. А отец… – Винц, – перебила я и в отчаянии посмотрела на него. – Я не могу! – Но почему? – Моё место здесь, с папой. Он уже потерял маму. Если он потеряет ещё и меня, он этого просто не переживёт. Винценц помолчал. Затем медленно кивнул: – Я всё понимаю. Тогда, полагаю, нам нужно быть благоразумными. – Он выпрямился и помог мне встать. – Но всё же давай забудем о благоразумии хотя бы сегодня ночью. В последний раз. А потом он притянул меня к себе и поцеловал. Глава 29 Следующая неделя прошла удивительно неспокойно. Вероятно, это также было связано с тем, что мы с Винценцем старались теперь как можно меньше разговаривать друг с другом. Я ходила в школу, делала домашнее задание и притворялась, что ничего необычного не происходит. Ну подумаешь, он всегда где-то поблизости… Выбора-то у нас не было. Но всякий раз, когда мы всё же разговаривали, я тут же мысленно возвращалась на школьный бал. Больше всего на свете мне хотелось бы забыть тот вечер… и всё же – навсегда сохранить его в своём сердце. Скоро должна была приехать Ханна, и после её визита нам предстояло расстаться навсегда. Если, конечно, не случится ничего из ряда вон выходящего. Чувства по-прежнему одолевали меня, я ничего не могла с ними поделать. Чаще всего это происходило по ночам. Я долго не могла уснуть, наблюдая за спящим на диванчике Винценцем, и спрашивала себя, почему случилось так, как случилось. Почему он не мог быть простым парнем? Чтобы этой дурацкой связи не существовало. Не существовало этой книги, в которую он вскоре должен вернуться. Чтобы я не напоминала себе сто раз на дню: «Тебе нельзя целовать его, Эмма!» В общем, чтобы над нами не висели эти чёртовы дамокловы мечи, готовые в любой момент сорваться и разбить моё сердце вдребезги. И вот в пятницу в дверь позвонили. Неизбежное приближалось. Я поспешила в коридор и открыла дверь. Ханна Рудерер (которую у нас теперь звали просто Ханной) стояла на пороге квартиры с ярко-розовым чемоданчиком. – Привет, Эмма. – Её голос, как всегда, звучал приторно-сладко. – Здравствуй. – Я внимательно смотрела на неё. Она была в коричневых сапогах, доходивших до колен, а пальто, видимо, было подобрано в тон к чемодану. Сначала она вкатила в прихожую чемодан и только потом вошла сама. В руке она что-то сжимала. – Вот, это тебе, – проговорила она и натянуто улыбнулась. Было видно, что она нервничает. Я, честно говоря, тоже волновалась, помня о нашей последней встрече, но всё же попыталась улыбнуться. В конце концов, я обещала папе, что буду с ней вежлива и любезна. Я перевела взгляд на её подарок. Швейцарский цельный молочный шоколад с нугой. Хм. А быть вежливой будет проще, чем я предполагала! Сейчас только шоколад и мог помочь моему страдающему сердцу. – Спасибо, – тихо проговорила я. – Папа на кухне. Ханна радостно потёрла руки. – Ух ты, он готовит что-то вкусненькое? Я уже в предвкушении. Похоже, она ещё не знала, что папа и кулинария – понятия несовместимые. Я хмыкнула. – Да, он готовит. – Это замечательно, я просто умираю с голоду. Я же к вам прямо из Цюриха. У тебя всё в порядке? – Да, только устала немного, – ответила я и закрыла за ней дверь квартиры. – Значит, нас таких уставших две. – Ханна пригладила волосы. – Школа утомляет, да? – Ну бывает иногда. – Твой отец сказал мне, что у тебя был первый школьный бал. Тебе понравилось? Господи, да по сравнению с ней даже бабуля Фрида уже не кажется самым дотошным человеком на свете! – Да, было очень мило, – ответила я. Какая ложь… Это был самый прекрасный вечер в моей жизни. Но я бы никому об этом не сказала. – Рада за тебя, – вздохнула Ханна. – Когда я вспоминаю свой первый бал, просто слёз не могу сдержать. Ты обязательно должна мне всё подробно рассказать! К счастью, папа как раз вышел из кухни и спас меня от необходимости рассказывать. – Ханна! – Не успела я опомниться, а он уже забирал у неё чемодан. – Как прошла поездка в Швейцарию? – Всё хорошо. – Ханна сняла розовое пальто. – Но я очень хочу отдохнуть. Расслабиться. Ни о чём больше не думать. – Что ж, ты пришла по адресу. – Папа поцеловал её в щёку, но я видела, что целился он прямо в губы. Ханна довольно улыбнулась. – А чем это так пахнет? У меня уже прямо слюнки текут. – Она втянула воздух. – Это спагетти с тунцом, – сказал папа, вешая её пальто на последний свободный крючок гардероба. – Эмма, ужин через десять минут, хорошо? Это был такой намёк, чтобы я пока посидела у себя и не мешала взрослым. Я кивнула и прокралась к себе. Но прежде чем закрыть дверь, я успела заметить, как Ханна повисла на папиной руке. – О Корнелиус, мне кажется, эти спагетти станут моим новым любимым блюдом! Папа, конечно, думал, что Валентин давно ушёл домой. На самом же деле Винценц по-прежнему сидел в моей комнате на раскладном диванчике с книгой в руках. Заметив меня, он отложил чтение и чуть склонил голову набок. – Кто-то умер? – Ханна Рудерер приехала. А папа сейчас готовит. – О, мои соболезнования. Не принесёшь мне пару булочек? Я села на кровать и переплела пальцы друг с другом. – Там нет булочек, только спагетти с тунцом. – Тогда понятно, почему ты такая мрачная. – Проблема не в этом. – А в чём? – Ни в чём. Винценц мягко улыбнулся. – Раз ни в чём, тогда, может, и нос вешать не стоит? Я посмотрела в сторону, чтобы не встречаться взглядом с Винценцем. – Я ненавижу прощания… Особенно если они навсегда, – еле выговорила я, чувствуя, как глаза медленно распухают от слёз. Сейчас они просто взорвутся. Нет. Только не плакать. Только не плакать. Только не плакать. – Шоколадку хочешь? – попыталась я быстро собраться с мыслями и протянула ему плитку. – С нугой. – Не плакать. Не плакать. Не плакать. Бесполезно. По щеке скатилась слезинка. Я шмыгнула носом и поспешно вытерла глаза, надеясь, что Винценц ничего не заметит. Но от него это, конечно же, не ускользнуло. Я уронила шоколадку, он тут же наклонился и поднял её с пола. – Эмма, милая, мы ведь всё обсудили. Мы должны быть благоразумны.