Они встретились снова через неделю. Девушка опять вышла раньше и стояла около лестницы, нервно куря. Альберт пребывал в благостном расположении духа: Лили говорила с ним почти нормально, – и при виде новой знакомой улыбнулся. Он знал, что выглядит старше своих лет. Что хорош собой. И подумал, что их встреча может что-то изменить. Когда они впервые поцеловались, он чуть не лишился остатков разума. Они встречались несколько месяцев. Сначала каждую неделю. Потом чаще. Говорили обо всем на свете. А потом провели друг с другом одну летнюю ночь. Ту летнюю ночь. Когда она сбежала с лестницы клинического центра, а он приветственно взмахнул рукой и улыбнулся, предвкушая многочасовую прогулку. Тайра казалась счастливой. Она должна была быть счастливой. Но в моменты, когда он ее касался, девушка дрожала и с трудом сдерживала слезы. Альберт не стал продолжать. Он обнял ее, поцеловал и принялся гладить по волосам, согревая своим теплом. Как Лили. – Я человек без души, – сообщила Тайра, этой простой фразой перевернув само естество. Он так удивился, что чуть не отшатнулся в сторону, но вместо этого только крепче прижал ее к себе. – Я даже не могу открываться любимому парню. – Любимому? – улыбнулся он. Тайра откинулась в его объятиях и заглянула в глаза. Эта минута ярко светилась в памяти и спустя года. Ее бледное лицо, светлые волосы и яркие прекрасные глаза. Ему казалось, что и он любит ее. Но пружина уже начала свой смертоносный разворот. – Я никогда не смогу быть счастливой. Не хочу жить. Она заплакала, снова спряталась у него на груди. А потом рассказала все. Про то, как погиб отец, когда ей было тринадцать. Он разбился на автомобиле. Увидев его переломанное тело, она поняла, что жизнь закончена. И чуть не отправилась следом за ним. Мать спасла. Мать горевала недолго и уже через год привела домой нового мужика. Они сыграли свадьбу. Тайру заставляли называть его «папочка». Он требовал, чтобы она обращалась к нему «папочка» и тогда, когда насиловал ее, пользуясь моментами, когда жены не было дома. Жизнь Тайры превратилась в кромешный ад. Даже после её совершеннолетия. Она рассказывала все Альберту, а он чувствовал, как снова раскалывается с таким трудом собранный мир. Он держал в объятиях девушку, которую минуту назад целовал и с которой хотел бы провести ближайшее время, а то и всю жизнь, и понимал, что на самом деле решение уже принято, а пружина уже развернулась. Тогда же он узнал, что Тайра наркоманка. Она показала ему целый арсенал таблеток. И говорила, что только так держится на краю. Сейчас отчим уехал из города. Она попыталась все рассказать матери, но та ее высмеяла. Альберт осознал, что до сих пор был слишком наивен. Он за несколько месяцев не понял, что его девушка наркоманка. Не считал, что она – как Лили. Больше такой ошибки он повторить не должен. Он освободил ее в конце лета. Тайра отвела его к своей ночлежке, где перебивалась, когда скандалы дома становились невыносимыми. Она легла на матрац, посмотрела ему в глаза и попросила помочь ей уснуть. Он не понял, что именно она имела в виду. Тогда еще не было морфия. Но девушка где-то раздобыла героин. Альберт сделал ей смертельную инъекцию. И долго смотрел на то, как жизнь вытекает из ее тела, надеясь, что ей не больно. А может, и было больно. Он тщательно вытер шприц и принадлежности, потом вложил их ей в руки, оставил рядом с трупом. И достал туристическую горелку. Огонь очищает. Пока пламя слизывало ее боль и остатки былого унижения, он плакал. И строил план. Который и реализовал два месяца спустя, когда отчим Тайры вернулся в город. – Я хочу, чтобы ему вырвали глаза, – шептала она в ту ночь, когда рассказала Альберту обо всем. – Я хочу, чтобы он никогда никого не смог отыметь. Я хочу, чтобы у него отсохли руки. Чтобы он страдал. Чтобы страдали все они. Альберт все исполнил в точности. Без такой помпезности, как Лили. Без лишних движений, без криков. Спокойно и методично. Сначала вырубил его. Потом связал. Привел в чувства. Отрезал руки хирургической пилой с электроприводом, предварительно вставив в рот кляп. Мужчина обливался потом, краснел и бледнел. Потерял сознание от боли. Альберт снова привел его в чувства. Выколол глаза. А потом рассек штанины и кастрировал. Руки, глаза и член сжег. А тело подбросил в одну из наркоманских ночлежек в предрассветный час. Он не чувствовал ничего. Даже удовлетворения. Потому что осознавал, что начал священную войну. 17. Аксель 22 октября, пятница Центральное управление полицией Треверберга Аксель сжал руками ноющие виски. Кажется, пятая за утро чашка кофе была лишней. Он довел себя до той степени возбуждения, когда оно становилось полностью моторным, а разум отключался. Теперь нужно было пить воду, а еще лучше дать организму несколько часов сна. Только вот со сном получалось плохо. Вчера вечером он успел врезать замок в дверь спальни, а Сара почти до утра колотила в косяк, то приговаривая проклятия, то срываясь в плач. Грин думал, позвонить ли в неотложную психиатрическую помощь. Или дать женщине время адаптироваться к его присутствию. Наконец ближе к четырем он не выдержал, встал, открыл дверь, молча взял плачущую женщину за руку, отвел ее к себе, сделал инъекцию успокоительного. Вернулся в спальню и отключился, чтобы подскочить на месте в шесть утра, когда прозвонил третий или четвертый будильник. Мысли никак не собирались, ни организм, ни сознание не хотели включаться. Детектив не понимал, где он находится и что от него надо этому миру и противно орущему телефону, в ненависти к которому он укреплялся каждый день. Даже короткая поездка на мотоцикле до работы в чувства его не привела. Он зашел в кофейный дом, где взял вопреки обыкновению двойной эспрессо. Потом закрылся в кабинете. Еще трижды сходил за кофе к автомату. Проклял все на свете. И сейчас сидел и тупо смотрел на стену, увешанную фотографиями. Теперь в центре располагалась не Лоран. Треть стены была отведена Тайре Тувински и ее отчиму. Еще треть – найденным Катариной случаям. И последняя – Лоран и Саманте. Все это должно уложиться в одну картину. И оно уложилось. Дела связывал психологический потрет жертв. У Грина не было доказательств, которые можно было бы предъявить суду. Но он знал, что это так. Но должно же быть что-то еще. Хоть что-то. Аксель не любил такое состояние, когда сознание балансировало на краю, а способность соображать воспринималась как чудо. Он редко доводил себя до подобного истощения, но это дело и домашние проблемы выбили из седла, и он чувствовал себя ослепшим. Вокруг бушевал бой, а он просто стоял и пытался рассмотреть, кто где. Чтобы не перепутать союзника с врагом. Чтобы случайно не сломать ногу о чье-то тело. Или не упасть в обрыв. Он устало протер глаза чуть дрожащими от передоза кофеина пальцами и откинулся на спинку стула, заставляя себя сосредоточиться на стене. В голову предательски лезла мысль о том, что было бы неплохо вздремнуть. Или сходить в бассейн и попробовать проснуться через физическую нагрузку. Он понимал, что после такого рискует сломаться, и тогда потребуется несколько дней, чтобы восстановить силы. Но ясная голова ему нужна здесь и сейчас. В дверь постучали. Он попросил войти и посмотрел на Дилана так, будто увидел привидение. Айтишник выглядел так же хреново, как он сам. – Его самого я не вычислил, – с ходу сообщил Оуен. – Но я знаю имена и ники тех, кого он обнаружил. Потому что в совпадения я не верю, и вы, детектив, вряд ли поверите. У нас три двойных входа на форум. В разных частях города и в разное время. Немыслимыми усилиями мне удалось восстановить кое-какие переписки, кое-какие следы. – Сядь, Дилан, – чуть хрипло предложил Аксель. – Ты на ногах не стоишь. – А какой сегодня день? – Пятница. Айтишник буквально упал в кресло, вытянул ноги, но тут же собрался и вытащил из рюкзака бумаги с отпечатанными строчками кода, IP-адресами, датами, пометками и еще чем-то, совершенно недоступным мышлению Грина. Бумаги мгновенно завалили стол для совещаний, и Акселю показалось, что прямо сейчас откуда-то сбоку должен приползти шредер и всосать в себя все это бумажное неистовство. Немыслимым усилием воли он заставил себя вернуться делу. – С ума сойти, – пробормотал Дилан. – Кажется, дома я был во вторник. Ну да ладно, оно того стоило. Итак, наш Инквизитор точно был в тех же клубах, которые посещают трое из наших красавиц. Кстати, Инквизитор – это Скалли. – Дилан протянул детективу несколько листков с распечатанными диалогами на форуме. – Ну по меньшей мере под логином «Скалли» входили из разных точек города и этот же логин дублировал присутствие других. – Кто под ударом? – Имхотеп уже под нашим присмотром. Потом Крепкий Орешек. Это Дженна Покрус. Жасмин. Смешно, но ее действительно зовут Жасмин. Жасмин Пурье, судя по всему, эмигрантка из Франции. Ну и Клео. – Клео? – Кейра Коллинс. Наша дорогая стажерка. Если верить восстановленным архивам посещений. Я бы понаблюдал. И поставил бы охрану ко всем. Аксель недоверчиво посмотрел на айтишника. Усталость и сонливость испарились, уступив место тревоге. Он взял телефон с желанием немедленно позвонить Карлину, но притормозил. А если Дилан ошибается? Что, если его гипотеза неверна? Что, если эти самые IP-адреса можно менять, и убийца знает об этом? Он же смог как-то попасть на форум, значит, он в этом что-то понимает? Да и где они возьмут столько людей? Старсгард, конечно, может многое, но он не всесилен. Управление расследует не одно дело. Ему не дадут столько людей. Обученные заняты. А необученные бесполезны. Грин посмотрел на Оуена внимательнее. А что, если этот парень пытается им спутать карты? Он что-то нарыл и скрывает? А это уже паранойя, вызванная недостатком сна. Он чуть не подскочил, чтобы отправиться за очередной чашкой кофе, вспомнил, что на сегодня все возможные лимиты уже исчерпаны, и расслабленно откинулся на спинку кресла. Его начало подташнивать от напряжения, а где-то у затылка билась мысль, за которую он никак не мог ухватиться. – Кейра может стать приманкой, – негромко сказал детектив. – У нее нет оперативной подготовки, но мы можем приставить к ней охрану. Повесить на нее оборудование. – У нас Кейра, Элионора, Жасмин и Дженна. Четыре возможные жертвы, – резонно заметил Дилан. – И я не могу предугадать, на кого падет выбор Инквизитора. Если рассуждать логически, это не будет Эли. Но разве у серийных убийц есть логика? Не уверен. Значит, нам надо следить за всеми. И следить так, чтобы он не заметил этого. То есть сами потенциальные жертвы не должны ничего знать. – Неужели он собирается убивать так много? – негромко спросил детектив, будто не услышав большую часть монолога Оуена. Дилан посмотрел на него с удивлением. Обычно Грин подобных вопросов не задавал. Аксель впервые за время расследования понял, что происходящее цепляет его за живое. Обычно он максимально абстрагировался как от жертв, так и от убийцы. А сейчас не мог. Он смотрел на доску и видел не имена и улики, а судьбы и трагедии отдельно взятых девушек, оказавшихся в капкане. Семья – это то, что учит человека отделять безопасное от опасного, свое от чужого. А эти девушки дома жили в состоянии войны. Как вообще можно казаться нормальным после такого? Грин видел смерть вблизи сотни раз. Он приносил смерть десятки раз и никогда об этом не задумывался. Он просто выполнял миссии, какими невероятными они бы ни были. Пройдя все горячие точки, о которых говорили СМИ и о которых не расскажут еще лет пятьдесят, пока не истечет срок международной тайны, в период с 1987-го по 1993-й, Грин думал, что видел все. А оно вот как повернулось. – Я не специалист по психологии, детектив, – сказал айтишник, вырывая его из цепких лап прошлого. Аксель встрепенулся и посмотрел Дилану в глаза. – Но я свою работу на данном этапе выполнил. – Он протянул очередную стопку бумаги. – Теперь ваша задача принимать это к сведению или нет. Вы можете наплевать на мои выводы или построить на них расследование. Лично мне от этого ни жарко, ни холодно. Я просто невыносимо хочу спать. И выпить. Но сначала все-таки спать. А потом вы не хотите выпить? Я знаю пару прекрасных мест в Ночном квартале. – Старсгард не погладит нас по головке за работу в ночную смену, – улыбнулся Грин, пропустив мимо ушей приглашение. – Старсгард разорится, если будет выплачивать нам сверхурочные согласно реально потраченным на расследование часам. Я же вижу, ты тоже не спал. А, детектив? Аксель неопределенно пожал плечами, взял бумаги и принялся их просматривать, чувствуя, как постепенно тонет в обилии информации. – Спасибо, Дилан, – сказал он, чувствуя, что айтишник сверлит его взглядом. Тот криво улыбнулся. – Дай мне несколько часов. Вернусь как огурчик и проверю. Мои пока мониторят форум. Может еще что произойдет. – Скалли не объявлялся? – В последнее время что-то как-то молчит. Может, понял, что его вычислили, когда Имхотеп, она же Элионора Линас, внезапно пропала? Или совпадение? Ха. Слово «совпадение» нужно вычеркнуть из лексикона, если ты пришел работать в полицию. За время службы здесь Грин ни разу не сталкивался с тем, чтобы то, что казалось ему подозрительным, в реальности оказалось совпадением. Всегда была связь, всегда была причина. Даже если происходящее не относилось к делу. Распутывая клубок, он перебирал нити, не зная, какая из них позволит выйти из лабиринта. Аксель не заметил, как Дилан ушел. Детектив погрузился на тот уровень размышлений, когда граница мысли и яви стирается.