Сидевшую за кассой Веру она узнала сразу, отчего-то обрадовалась и робко спросила: – Вы меня не помните? Я Маша… – Машка! – радостно ахнула Вера. Маша успела забыть, что Вера постоянно чему-то радовалась. Вера радовалась, а Юля при этом кривилась и смотрела на подругу как на ненормальную. – Как жизнь-то? Покупателей в тот вечер было немного. Маша, стоя у Веры за спиной, рассказала, что работает в детском саду, что сестра живет в Москве и видятся они нечасто. Потом Маша вспомнила, что Вера училась на парикмахера, и удивилась, что видит ее за кассой. – Ой! – махнула рукой Вера. – Пандемия проклятая! Клиентов не было почти, парикмахерская наша закрылась. Мне тут место предложили, я и пошла. Пусть маленькая зарплата, зато стабильная. А в парикмахерской никаких гарантий не было. – Ты же хорошим мастером была, – пожалела Маша. – Что же теперь делать! Старые клиентки мне звонят, я их обслуживаю, – понизила голос Вера. – Хочешь, тебя постригу? – Хочу, – засмеялась тогда Маша. Она так и не собралась постричься, волосы уже ниже плеч. Маша перешла дорогу, решительно направилась в супермаркет. Сегодня Веры на кассе не было. Взяв тележку, Маша проехала с ней между рядами полок с молочкой, увидела молодого человека, с хмурым видом раскладывающего на полки продукты. – Извините, Вера Филиппова сегодня работает? – спросила Маша, с тоской ожидая услышать, что парень никакой Веры не знает. – Сейчас позову, – не глядя на Машу, буркнул парень, оттолкнул тележку с продуктами и медленно куда-то ушел. Веселая запыхавшаяся Вера с небрежно сколотыми на затылке рыжими кудрявыми волосами появилась через несколько минут и, увидев Машу, радостно всплеснула руками. – Ой! Как хорошо, что это ты! А я уж испугалась, что покупатели жаловаться будут. Кудри у Веры были свои, природные. Раньше она распрямляла волосы, а Юля ее от этого отговаривала. Маша обрадовалась, видя доброе улыбающееся лицо, но почему-то заплакала. * * * Сегодня у Ильи была всего одна пара. Он прочитал лекцию и, не зайдя на кафедру, поехал домой. Ему очень не хотелось, чтобы полиция явилась в его отсутствие. Люба и в обычной жизни не любила общаться с чужими одна, Илья старался быть дома, даже когда они вызывали электрика, а уж разговор с полицией мог стать для жены настоящим испытанием. Так повелось давно, много лет назад. Они вместе ходили с маленьким Геной в поликлинику, потом он, а не Люба, являлся на родительские собрания в школу. Гена учился хорошо, что-то неожиданное на родительском собрании услышать было невозможно, но жена обычно встречала его тревожными глазами, и Илья ее успокаивал, рассказывая, что в школе сына хвалят. Это была игра, и она обоим нравилась. Гена не был трудным ребенком, и никакого особого беспокойства Люба испытывать не могла, с интеллектом у нее было все в порядке, тревожные глаза были просто частью игры. Игра перестала нравиться, когда в семью пришло горе. – Илюша, Геночка ведь поправится, правда? – хватала Илью за руки Люба. – Будем надеяться, – старался Илья ее успокоить. – Мы живем в двадцать первом веке… Ну неужели нет хороших лекарств! – Конечно есть. Жена веселела, включала телевизор. А Илья ловил себя на том, что смотрит на нее с изумлением. У нее было медицинское образование, и она не могла не понимать, что вылечить сына нельзя. Можно только продлить ему жизнь на несколько месяцев или лет. Впрочем, если бы она погрузилась в тоску, было бы еще хуже. Илья отпер дверь квартиры, позвал: – Люба! В квартире стояла тишина. – Люба! – он, не разуваясь, заглянул в комнату, где жена обычно смотрела телевизор. Прошел в спальню. – Люба! – Ты уже пришел? – Люба лежала поверх покрывала, укрывшись пледом. – Плохо себя чувствуешь? – Такая тяжелая голова! – пожаловалась она и протянула ему руку. Илья подошел, сел рядом с ней. – Никто не приходил? – Н-нет, – растерялась она. – Кто должен прийти? – Полиция наверняка к нам наведается. – Зачем? – жена непонимающе отшатнулась. Неожиданно ему стало противно оттого, что она разыгрывает непонимание. Сейчас не то время, чтобы притворяться друг перед другом. – Юля жила с нашим сыном, – напомнил он. – Пусть приходят, – к его удивлению, жена равнодушно пожала плечами. Илья потрепал ее по руке, встал, переоделся в домашний костюм. – Обедать будем? – Попозже, – отказалась она. – Совсем нет аппетита. Жена потянулась за лежащей на тумбочке книгой, он отправился на кухню. Когда он впервые увидел Юлию, она показалась ему поразительно похожей на молодую Любу. Вообще-то, особого сходства не было, разве что обе были невысокие, светловолосые и светлоглазые. Общее было в чем-то другом, что Илья затруднился сформулировать. Жена к сиделке отнеслась благосклонно. – Дурочка какая-то, – улыбнулась Люба, когда они ехали домой. – От нее большого интеллекта не требуется, – заметил тогда он. – Надо, чтобы она хорошо готовила и делала все, что Гена попросит. Из коридора послышались шаги, Люба вошла, села за стол. – Помнишь, Гена расследовал дела по коррупции? – жена провела пальцами по столу. Это было давно, еще до болезни. Жене тогда очень не нравилось, что сын занялся опасным делом. Она плакала и уговаривала Гену быть осторожным. Вообще-то, осторожности сыну было не занимать. В своих публикациях он взвешивал каждое слово и был скорее провластным журналистом, чем оппозиционным, хотя сам причислял себя к последним. Расследования тогда ничем не завершились. Гена давал понять, что о тайных схемах ему известно многое, но публиковать ничего не стал. Люба считала такую его покладистость собственной заслугой. Ей нравилось думать, что она имеет на сына влияние. – Почему ты спросила? – удивился Илья. – Юля могла найти его записи. – Ну и что? – Она могла сунуть нос куда не надо. – Теоретически могла, – согласился Илья. – А практически вряд ли. Ей ума не хватит разобраться в банковских схемах. И вообще… Зачем ей это? Шантажировать сильных мира сего? Как раз на то, чтобы понять, куда не нужно совать нос, ей ума должно было хватить, уверяю тебя. – Но ведь почему-то ее убили…