– Как ты? – ласково спросила Нина, беря его за руку. – Я же сказал, что нормально, – Гена недовольно выдернул руку. – Хочешь, сходим погулять? – спросила Нина. – Врач говорил, тебе надо двигаться, даже если тяжело. – Я ходил с Юлей. И еще одна страшная и жестокая мысль пришла тогда Нине в голову. В тот вечер ей приходили в голову только честные мысли. Это был не тот человек, за которого она выходила замуж. Это был совсем другой человек, и его она не любила. – Гена, я тебя раздражаю? – спросила Нина. Этого не надо было спрашивать. С больными надо разговаривать терпеливо и ласково и не задавать провокационных вопросов. – Это я тебя раздражаю, – усмехнулся он. – Как ты можешь? – опешила Нина. – Гена, как ты можешь!.. Я… Ты же видишь, я все делаю!.. – Ты ушла в работу, чтобы поменьше быть со мной. – Я ушла в работу, чтобы у нас были деньги! Он дернулся и на секунду прикрыл глаза. Зря она это сказала. – Геночка, не надо ссориться, – попросила Нина. – Я знаю, как тебе тяжело. Но ты хоть иногда будь со мной поласковее. Мне это очень нужно. Он молчал, и тогда она спросила: – Гена, я вообще-то тебе нужна? Он опять промолчал, и это было ответом. Я накликала беду, с тоской поняла Нина. Она накликала беду, когда помечтала, чтобы все скорее закончилось. – Я тебе нужна? Гена! – Мы оба друг от друга немного устали. – Гена, не уходи от ответа! Тебе нужна Юля? Я слышала, как вы с ней смеялись! Он промолчал. Это был ответ. Нина молча вышла в прихожую и начала одеваться. Она одевалась медленно, надеялась, что муж ее позовет. Но он не позвал. На улице с ней началось что-то похожее на истерику. Подбородок дрожал, а губы дергались. И она не понимала, плакать ей хочется или смеяться. А потом позвонил Виктор. Нина отъехала от компьютера, достала телефон и набрала маму. – Мам, ты на работе? – спросила Нина. – На работе, но разговаривать могу. Как дела? – Дела удивительные, – усмехнулась Нина. – Убили Юлю. * * * Когда всех детей разобрали, уже совсем стемнело. В свете фонарей асфальт казался мокрым, хотя дождя не было. Ветра тоже, вечер выдался тихим и теплым, но Маша зябко кутала пальцы в рукава куртки. Человека за воротами сада она заметила, только когда он к ней шагнул. – Добрый вечер, – вежливо и весело сказал участковый Анатолий. – Добрый вечер, – буркнула Маша. – Ты торопишься? – спросил он. – Тороплюсь, – кивнула она и быстро пошла к дому. – Мама целый день одна. Она злилась, потому что ей нравилось идти с ним по вечерней улице. Нравилось, когда он весело на нее косился. Она для него только потерпевшая, а ей хотелось… Черт знает, чего ей хотелось. – Мы выяснили, завещание было, – вздохнул Анатолий. – Кто это «мы»? – уточнила Маша. – Я же тебе говорил, – удивился он. – Люди работают по этому делу. Впереди светофор мигал зеленым. Маша пошла медленней – перейти улицу они уже не успевали, а в следующий раз светофор зажжется не скоро. Сестра называла этот светофор долгоиграющим. – Завещание подписал главврач больницы, в которой лежал твой зять. Такое практикуется. Если человек не может вызвать нотариуса, главврач имеет право заверить завещание. Я сам с врачом разговаривал. Хороший дядька, и память у него крепкая. Геннадий ваш ему объяснял, что хочет завещать гражданской жене деньги на вкладах, а сам даже в названии банка сомневался. Врач ему и посоветовал написать про все свое имущество, раз, кроме вкладов, имущества никакого нет. Так что не врала Нина. – Такие, как она, не врут, – пожала Маша плечами. Такие, как Нина, не врут, они кичатся своей честностью. – Какие такие? Удивлялся Анатолий забавно, широко открывая глаза. Как ребенок. – Такие… – буркнула Маша и отчего-то засмеялась. – Такие, у которых все есть. – Не понял. Светофор зажегся зеленым, Анатолий тронул Машу за руку – пойдем. – Все ты понял, – вздохнула Маша. У таких, как красивая Нина, все есть. Есть деньги, пусть не миллионы, но и не такие копейки, как у Маши. Есть хорошее образование, есть умение себя держать. А главное, есть уверенность, что новый день никогда не принесет им нищеты или чего-то такого, с чем они не смогут справиться. Юля когда-то призналась, что она завидует таким, у которых все есть. Маша догадывалась, что сестра им не только завидует, она их ненавидит. Маша не испытывала ни ненависти, ни зависти, только безнадежную грусть оттого, что жизнь устроена так несправедливо. – Пока, – перейдя улицу, попрощалась Маша. К отделению полиции надо было идти в другую сторону, не туда, где ее дом. – Я тебя провожу. – Зачем? – Маша не тронулась с места. – Поздно уже, темно, – объяснил он. – Я каждый день здесь хожу! – Маш… Ты чего злишься-то? Она злилась, потому что он ей нравился. Он был высоченный, ему приходилось наклоняться, чтобы заглянуть ей в лицо. По росту он куда больше подходил красавице Нине. – Я не злюсь. – Ну и не злись. – Он потянул ее в сторону дома. – Когда похороны?