– Никак не думаю, – пожал парень плечами. – У нас при входе камера висит, но через ворота не все ходят. Здесь в заборе проход, – он отошел на несколько шагов, показал небольшую щель между бетонными плитами. К пролому вела утоптанная тропинка. – Кто часто на кладбище ходит, про проход знают. Отсюда к автобусной остановке ближе. Если убийца через проход прошел, не найдут. – Найдут, – машинально возразила Нина. Парень помялся, посмотрел на нее, потом на понуро стоявшую рядом Машу и тихо предложил: – Я девушку сфоткал. Хотите посмотреть? Маша встрепенулась, испуганно заглянула ему в глаза. – Хотим, – кивнула Нина. Молодой человек достал телефон, открыл фото. Маша, схватив его за руку, повернула экран к себе. Нина заглянула ей через плечо. Юля лежала лицом вниз. Нина не стала рассматривать фотографию, отодвинулась. Маша тоже оторвалась от экрана, отпустила руку парня, в которой он держал телефон. – Здесь след, – рабочий раздвинул пальцами изображение. Нина и Маша снова склонились над экраном. Молодой человек ткнул пальцем в плохо различимый отпечаток подошвы рядом с телом Юли. Отпечаток был у края посыпанной песком дорожки. На утоптанной дорожке его совсем не было бы видно, в растущей рядом с дорожкой траве тем более. – Я след не заметил, менты увидели. Женский отпечаток. Менты сказали, тридцать восьмой размер. На фото можно было разобрать только, что отпечаток оставлен не кроссовками и не туфлями на каблуке. Такой отпечаток, например, могли оставить мокасины Нины. – Отпечаток не обязательно принадлежит убийце, – заметила Нина. – Не обязательно, – согласился молодой человек, сунул телефон в карман и отошел от растущих у забора кустов на дорожку. Кусты уже облетели, на голых ветках сиротливо висели сморщенные красные ягодки. Парню кто-то позвонил. Он торопливо сказал в трубку: – Сейчас подойду, – объяснил Нине и Маше: – Извините, меня зовут, – и быстро зашагал между могилами. Маша стояла, уставившись себе под ноги. Вид у девочки был несчастный. Нине стало неловко, что для своей неприязни она выбрала такой неподходящий объект. Девушка ее не то стеснялась, не то откровенно боялась, как будто Нина была ведьмой. Быть ведьмой оказалось неприятно. Нина привыкла считать себя доброй и отзывчивой. – Как ты думаешь, кому Юля могла сказать, что едет на кладбище? Маша, не глядя на Нину, пожала плечами – не знаю. Ей не хотелось разговаривать с Ниной. На дорожке показался пожилой мужчина, равнодушно скользнул по ним взглядом, прошел мимо. Маша поправила на плече сумку, не глядя на Нину, тихо сказала: – До свидания, – и быстро пошла по направлению к выходу. Нина, вздохнув, вернулась к могиле Геннадия. То ли оттого, что еще не было памятника, то ли потому, что в загробную жизнь Нина не верила, могила не вызывала никаких эмоций. Это было место, куда полагается периодически приходить, и только. Место не помогло избавиться ни от вины, ни от тревоги. На дорожке, ведущей к выходу, народу прибавилось. Нина отступала в сторону, пропуская желающих навестить своих умерших. Телефон она достала, сев в машину. Пропущенных звонков было три. Звонила секретарь, то есть офис-менеджер фирмы, ей перезванивать Нина не стала, а номер свекра набрала. – Вы звонили, Илья Никитич? – глупо спросила Нина, прекрасно зная, что электронная память не ошибается. – Звонил, – подтвердил свекор. – К нам вчера приходили из полиции. Задали формальные вопросы. Ясно, что помочь им мы ничем не можем… Нина, я хочу кое о чем тебя спросить. Свекор говорил тихо. Не хочет, чтобы слышала Любовь Васильевна, поняла Нина. – Перезвоню через несколько минут. Не возражаешь? Сможешь разговаривать? – Конечно. Стоянка была уже заполнена машинами. Какой-то «Рено» покрутился, выискивая место, и втиснулся у самого края, почти въехав в растущие рядом со стоянкой кусты. Еще остававшиеся на ветках листья, кружась, посыпались вниз. Заметно теплело. Прохожие расстегивали куртки. Свекор перезвонил через восемь минут. – Ниночка, как ты нашла сиделку? Я понимаю, тебе не хочется об этом говорить… Голос свекра звучал виновато. Она не помнила, чтобы Илья Никитич когда-либо говорил виновато. И с Геной, и с ней он обычно разговаривал с еле заметной иронией. Впрочем, ирония не была обидной. Свекор всегда Нине нравился. В отличие от свекрови. – Мне не хочется, – грустно усмехнулась Нина. – Но обстоятельства не спросили моего желания. Вы правы, кто-то Юлю убил, и нас всех это касается. Юля работала у кого-то из маминых знакомых. Хотите, узнаю, у кого? – Хочу, – твердо решил свекор. – Узнаю у мамы, перезвоню. – Извини, что загружаю. – Ничего страшного. Нина покрутила телефон, решая, не позвонить ли маме прямо сейчас. Бросила телефон в сумку и поехала на работу. * * * Еще можно было пойти на работу, сменить Ольгу Николаевну. У заведующей своих дел много, ей тяжело работать еще и за Машу. Маша сознавала, что пойти на работу нужно, и понимала, что не пойдет. Странное у нее появилось чувство. Как будто времени совсем мало и, если она прямо сейчас не выяснит, почему умерла Юля, не узнает это никогда. Она всю оставшуюся жизнь будет мучиться, пытаясь понять, что случилось с сестрой, и не сможет думать о ней со спокойной тихой грустью, как положено вспоминать ушедших родственников. И мама будет мучиться. И вообще… Убийца должен сидеть в тюрьме! Маша вышла из электрички, вместе с небольшой толпой пассажиров спустилась с платформы. Кроме как с Верой, поговорить было не с кем, и она медленно двинулась к супермаркету. Телефон зазвонил, когда она стояла у пешеходного перехода. Загорелся зеленый, Маша пошла через улицу, на ходу доставая телефон из сумки. Звонил Анатолий. Наверное, у него возникли вопросы. – Привет, – сказал участковый. – Ты на работе, да? – Здрасте, – поздоровалась Маша. – Нет, я не на работе. А что? Солнце светило в глаза. Маша отошла под деревья, растущие вдоль тротуара. Листья на них заметно поредели. – Ничего. Захотелось с тобой поговорить. Можешь разговаривать? – О чем? Он вздохнул и неожиданно сказал: – Давай встретимся вечером. Сейчас я не могу, а вечером давай встретимся. А? – Зачем?