Хорошо, что об этом никто не знает. Это очень стыдно – выцарапывать глаза. Она снова подошла к столу, выключила компьютер. Потянулась к внутреннему телефону: нужно предупредить Виктора, что она уходит. Она будет бесцельно бродить по городу, чтобы мысли пришли в порядок. Она так делала, когда Геннадий ей сказал, что ему нужна Юля. Опять зазвонил мобильный. Нина положила на место снятую трубку внутреннего аппарата. Звонок был от мамы. – Сейчас звонила Любовь Васильевна, – мамин голос прозвучал устало. – Гена умер. – Знаю. Илья Никитич только что позвонил. – Нина усмехнулась. – У них разделение труда, он позвонил мне, она тебе. – Нина! Не ерничай! Господи! Как мне их жалко… Нине давно не было жалко никого, кроме себя. – Жалко, – подтвердила Нина. Они знали, что сын смертельно болен. У них было время привыкнуть к этой мысли. Это у Нины жизнь оборвалась неожиданно и мгновенно. Только ее никто не жалел, когда у нее не стало Геннадия и заботиться стало не о ком. – Похороны будут во вторник или в среду. – Какая мне разница, мама! – Нина не сдержалась, повысила голос. – Нина! Опомнись! Вы много лет были вместе. Ты должна похоронить мужа! – Я никому ничего не должна! И он мне давно не муж! Как ты себе это представляешь? В каком качестве я там появлюсь? Будем вдвоем с Юлькой у гроба стоять? – Надо пойти, Ниночка, – Нине показалось, что мама всхлипнула. – Всегда надо поступать по-людски. Вы много лет были вместе… – Я подумаю, – перебила Нина. – Пока, мама, я занята. Нина распахнула платяной шкаф, надела куртку и неожиданно опустилась на ближайший стул. Желание бродить по улицам пропало. * * * Илья Никитич боялся смотреть на жену. Люба не плакала, сидела в кресле и молча смотрела в окно. Уж лучше бы плакала. Илья вышел на кухню, заварил жене чай. Сделал его по своему вкусу, крепкий и почти не сладкий. – Выпей, – вернувшись в комнату, сунул жене чашку. – Спасибо, – она послушно обняла чашку пальцами, не отрывая глаз от окна. Кроме темного серого неба, за окном ничего не было. Врачи еще месяц назад, пряча глаза, сообщили, что прогноз неблагоприятный. Ничего нельзя было сделать не только у нас, за границей тоже. Несколько лет назад Илья, собрав все имеющиеся деньги, отправил сына в Германию. Немецкие врачи тоже не обещали чуда, но здоровье сына после лечения заметно улучшилось. Все понимали, что улучшение ненадолго, и Гена тоже, но сын тогда повеселел и даже сделал то, чего Илья от него совсем не ожидал, – разошелся с Ниной. Поступок был отвратительный. Не столько потому, что поменять женщину, с которой прожил десять лет, на более молодую некрасиво само по себе, сколько потому, что Нина долго, самоотверженно и преданно за ним ухаживала. Люба сноху недолюбливала, выискивала в Нине недостатки. Находила, конечно. В каждом человеке можно найти недостатки, если постараться. – У нее опять новое пальто! – зло сжимала губы Люба. – Она бизнесмен, ей нельзя плохо выглядеть, – пытался заступиться за сноху Илья. – На переговоры надо являться в подобающей одежде. Получалось только хуже. – Она думает об одежде!.. Не о Гене, а об одежде! О переговорах! Люба начинала плакать, Илья молча ее обнимал. Нине приходилось думать о делах, потому что семью содержала она. Илья, конечно, совал сыну деньги, оторванные от скромной профессорской зарплаты и двух пенсий, его и Любиной, но суммы были явно недостаточными. Сын деньги брал. Когда встал вопрос о лечении за границей, Илья и Люба продали дачу. Если бы не эта проданная дача, после развода с Ниной Гене совсем не на что было бы жить. Люба отпила чай, поставила чашку на журнальный столик. – Померь давление, – посоветовал Илья. – Не хочу! Он принес тонометр, сунул руку жены в манжету. Давление оказалось повышенным, но не слишком. Как ни странно, новая Генина подруга не вызывала у Любы явного неприятия. Люба смотрела на новую сноху как на не очень умного ребенка и совсем ее не обсуждала. Илья сына не понимал. Не только потому, что поменять умную преданную Нину на пустышку Юлю казалось ему чем-то просто ненормальным, но и потому, что он, не считая себя хорошим психологом, не мог не видеть того, чего не замечали жена и сын. Юля была не только неумной, она была злой и хитрой. Впрочем, может быть, тогда он просто себя в этом убедил, потому что Нина ему нравилась. Нина нравилась, а Юлю он с трудом выносил. О том, что Юля действительно наглая и бессердечная, он узнал позже. – Я позвонил Нине, – сказал Илья, стараясь поймать глаза жены. Она равнодушно кивнула. – Хочешь послушать музыку? В последнее время слушать музыку стало любимым Любиным занятием. Она включала что-то симфоническое и блаженно закрывала глаза. Илья подозревал, что под звуки фортепьяно жена попросту дремлет. Сам он к классической музыке был совершенно равнодушен и с удовольствием послушал бы что-нибудь другое. Какие-нибудь старые советские песни. А еще лучше совсем ничего бы не слушал, потому что готовиться к лекциям с каждым годом становилось труднее, и времени на отдых в тишине требовалось больше. – Не хочу! Что еще предложить жене, Илья не представлял. – Принеси мне трубку. Он послушно сходил за трубкой городского телефона. – Хочу позвонить Наталье. – Какой Наталье? – не понял Илья. – Нининой матери! – Люба поморщилась. – Странно, что ты ее забыл. Она же тебе так нравилась! О том, что родители Нины ему симпатичны, Илья сказал лишь однажды, после первого знакомства. Спокойная дружелюбная пара ему действительно понравилась. Больше он об этом не заикался, потому что жену положительная характеристика отчего-то возмутила. О причине Илья догадывался. Он и Наташа когда-то учились в одном институте и, конечно же, какое-то время пообсуждали и вуз, и современное состояние инженерного дела. Люба такие разговоры терпеть не могла. Илья ее понимал и жалел. Люба не работала с тех пор, как родился Гена, и в глубине души завидовала работающим женщинам. Особенно тем, кому их работа нравилась.