У нее было медицинское образование, она могла устроиться на работу в любой момент, но предпочитала сидеть дома. Илья понимал, выслушивать жалобы больных утомительно, и выстраивать отношения с коллегами утомительно, он только не понимал, почему у нее вызывают раздражение те, кому кажется утомительным сидеть дома. – Наташа, это Люба, – сказала жена в трубку. У нее совсем нет подруг, с тоской осознал Илья. Нет коллег, с которыми можно поговорить о пустяках и о чем-то серьезном. У нее нет никого, кроме Ильи. – Гена… Он умер. Жена наконец заплакала. Илья пошел на кухню, достал валидол. Сердце тянуло со вчерашнего дня, но он не знал, какие таблетки нужно принимать в таких случаях. От валидола, по крайней мере, вреда не будет. Он не может позволить себе умереть, Люба останется совсем одна. * * * Телефон зазвонил не вовремя. Виктор собрал небольшое совещание, трое программистов, выполняющие разные части схемы, как обычно, переругивались, а он, как обычно, их мирил. На современном языке это называется решать вопрос. – Витя, я ухожу, – быстро сказала в трубку Нина. Так быстро и сухо она разговаривала, когда еще была для него никем. Собственно, она и сейчас была для него никем. Приятельницей с работы. – Подожди минуту, – попросил он, а программистам сказал: – Все, ребята, расходимся. Расходиться было рано, вопрос, по которому они собрались, окончательно решен еще не был, но он, не дожидаясь, когда парни выйдут, быстро прошел к кабинету Нины. Она сидела на стуле в распахнутой куртке. На него посмотрела жалко и виновато. – Что случилось? – он привалился спиной к косяку двери. – Плохо себя чувствуешь? Когда-то она ему не нравилась. Неприязни не вызывала, но и симпатии тоже. Она была слишком деловая и суровая, словно не женщина, а робот, у которого нет никаких чувств, только заложенная внутри программа. Программа предполагала выполнение как можно большего количества работы. Сейчас он затруднился бы объяснить, какие чувства она у него вызывает. То ли жалость, то ли что-то еще. Иногда она напоминала ему дворовую собаку, которую он по доброте душевной изредка подкармливал. Впрочем, в Москве давно не было дворовых собак. – Умер мой бывший муж. – Она отвела глаза и уставилась в стену. На стене висел календарь с логотипом фирмы. Такие календари висели во всех офисах и никому не были нужны. Нужно прекратить их заказывать. Он не стал выражать соболезнования. Он хорошо помнил тот вечер, когда она в первый и единственный раз к нему пришла. Тогда он уже знал, что у нее тяжело болен муж и за любую работу она хватается, потому что ей нужны деньги. Тогда он ей уже сочувствовал. К тому времени они уже были не просто коллегами, они стали компаньонами. В тот вечер он позвонил ей, потому что случайно узнал, что завтра к потенциальным заказчикам приезжают конкуренты. Послушать, о чем пойдет разговор, было необходимо, и никто не умел ненавязчиво являться на такие мероприятия лучше Нины. У нее был поразительный талант переговорщика. Виктор тогда ехал домой, он очень устал и о проблеме говорил торопливо и неохотно, стараясь поскорее отключиться от служебных дел. Нина молча слушала. Она всегда слушала его внимательно и молча. Как он уловил, что с ней что-то не то, он не понимал до сих пор. – Нин, ты слушаешь? – спросил тогда Виктор. – Да, – сказала она и тут же поправилась: – Нет. – Не понял. – Она молчала, и он, вздохнув, спросил. – Ты где? – Не знаю. – Тебя похитили? – он попытался свести все к шутке. Ему хотелось домой. – Нет. В тот момент она походила на робота гораздо больше, чем тогда, когда он считал, что она запрограммирована на бесконечную работу. – Где ты находишься? – обреченно уточнил Виктор. – Дома? На улице? – На улице. – Она помолчала, хихикнула и прочитала название улицы. Он как будто видел, что улица ей незнакома и название она прочитала. Она больше не казалась ему роботом. Черт знает кем она ему тогда показалась. Он забрал ее с незнакомой улицы через полчаса. Она послушно ждала его, стоя у тротуара. – Садись, – открыв дверь машины, велел тогда Виктор и повез ее к себе домой. Теперешняя Нина напоминала ту, давнюю. – Вставай, – велел он сейчас и тут же передумал. – Нет, посиди пока. Я пойду оденусь. Она послушно ждала, пока он наденет куртку и запрет кабинет, а потом послушно шла за ним к его машине. Как бездомная собачонка, которую приласкал временный хозяин. Шел дождь, слабый, но холодный. Мелкие капли падали ей на волосы. Виктору хотелось поднять капюшон ее куртки, но делать это на виду у коллег он отчего-то не рискнул, как будто в этом было бы что-то интимное и не предназначенное для чужих глаз. Непонятно, отчего не рискнул, на мнение коллег ему было наплевать. Да и коллеги не имели обыкновения глазеть в окна. * * * Сегодня из-за дождя детей на прогулку не выводили, и день казался более длинным, чем обычно. Дети визжали, прыгали, Маша легонько их одергивала. Как ни странно, дети ее любили, хотя сама она особых чувств к своим подопечным не испытывала. Она от них уставала. О том, что дети ее любят, говорили родители. Впрочем, они могли и преувеличить. Родители для Маши делились на две группы: одни были постоянно чем-то недовольны, другие, наоборот, перед ней заискивали. И то и другое было лишним, она ко всем детям старалась относиться ровно. – Все, ребята, кончаем играть, – объявила Маша. – Скоро обед. За лето она надеялась найти работу получше, в Москве, но это ей не удалось, и она продолжила работать воспитательницей в обычном районном детском саду. О том, какая у нее зарплата, Маша предпочитала не только не говорить, но и не думать. Жалкая у нее была зарплата. И с голоду не помрешь, и жить нельзя. Что-то очень несправедливое было в том, что в Москве за ту же работу платили почти в два раза больше. А в частных детских садах еще больше. Впрочем, Маша к несправедливости давно привыкла. Если, конечно, к этому вообще можно привыкнуть. Свободная минутка выдалась, только когда она уложила детей спать. Многие не спали, и тех, которым уснуть не удавалось, Маша жалела. Себя помнила ребенком и не забыла, как тяжело маленькому человечку тихо пролежать полтора часа. Маша тихонько вышла из спальни, достала телефон и удивилась, увидев пропущенный звонок и эсэмэску от сестры. Юля не звонила и не писала в рабочее время, знала, что телефон Маша ставит на тихий режим. Эсэмэска была короткой: «Гена умер». Маша немного постояла, сжимая телефон. Знала за собой такое неприятное качество – впадать в ступор, когда случается что-то непредвиденное. Впрочем, это следовало предвидеть, здоровые мужики не нуждаются в сиделке. Они с сестрой давно не были дружны. Юля приезжала редко, о себе сообщала мало, выпивала чашку чая, сидя на кухне с Машей и мамой, и снова исчезала на пару месяцев. То, что сестра живет с женатым мужчиной, не нравилось ни Маше, ни маме, но и у Маши, и у мамы хватало ума Юле свое мнение не высказывать. Жизнь такова, что не всем счастье сваливается на голову. Иногда за него приходится побороться. Юля боролась.