— У меня всё подтвердилось, — сказала Гана. — Разум нашего типа, базовые концепции совпадают, так что общаться мы, скорее всего, сможем. Кен, Лена, вам нужно будет изучить новый конструкт, но сначала вы дадите подписку о неиспользовании его в отношении граждан княжества. Мы с Ленкой удивлённо уставились на неё. — Это запрещённый семантический конструкт, — неохотно объяснила она. — Усиливает эмпатические способности до такой степени, что эмпат может даже влиять на человека. Потому этот конструкт и является запрещённым. Для нас важно, что он позволяет ясно транслировать и принимать образы — визион работает по схожему принципу. Это, конечно, не полноценное общение, но довольно близко. — А вы? — спросила Ленка. — Для нас с Линой он почти бесполезен, мы не эмпаты. У нас он просто усилит чувствительность, позволит немного ощущать эмоции. В обычной жизни это может пригодиться, но здесь восприятие эмоций чуждого вида может только сбить с толку. Нужно подбирать набор реперных эмоций, чтобы правильно их интерпретировать. Вряд ли у нас будет возможность этим заниматься. А желания точно не будет. — Какие интересные конструкты есть у наших лучших граждан, однако, — поудивлялся я. — Очень, очень перспективное направление. — Кеннер, это не шутки, — нахмурилась Алина. — Не вздумайте потом этот конструкт использовать, а лучше всего забудьте его, когда выйдете из пещеры. — Всё, всё, никаких злоупотреблений, — поднял я руки. — Будем вербовать крыс в воинство Добра. Глава 17 — Очень сложный конструкт, — вздохнул я. — И ещё я не совсем понимаю, как через него взаимодействовать. Надо бы его отработать. — Отрабатывай, кто ж тебе мешает, — пожала плечами Гана. — Я его не могу в одиночку отрабатывать, — со значением заметил я. — Ты что, на меня намекаешь? — изумилась Гана. — Да с чего ты взял, что я тебе позволю у себя в голове ковыряться? — Слушай, вот только глупостей не надо, а? — с раздражением отозвался я. — Даже если представить невероятную ситуацию, что я в самом деле решил бы поковыряться у тебя в голове — неужели ты всерьёз веришь, что у меня это получилось бы? — Ничего бы у тебя не получилось, — хмуро отозвалась она. Что-то я не понял… у неё что — какой-то комплекс на это дело? Нет, ну ведь даже смешно представить, что кто-то ей там в мозгах сможет что-то поправить. Я прекрасно помню наши с ней встречи раньше и совсем не обманываюсь тем, как она ведёт себя сейчас, в нашей тесной компании. Да она без всяких конструктов способна раздавить обычного человека волей. Я вздохнул и попробовал объяснить спокойно: — Я не собираюсь вообще куда-то там лезть. Всего лишь отработать передачу и приём образов. Нужно понять, как обмениваться более или менее абстрактными понятиями. С крысами некогда будет учиться, там уже надо будет общаться. Гана молчала, находясь в каких-то непростых раздумьях. Я продолжил: — Ну хочешь, я поклянусь, что ограничусь исключительно передачей образов? В визионе же ты бываешь? Здесь то же самое. Просто образы, и ничего больше. — С Леной отрабатывай, — поморщившись, предложила Гана. — С Леной не получится отрабатывать, мы с ней и так постоянно связаны, — сказал я. — Причём связаны сильнее, чем любым конструктом. Мне нужно научиться взаимодействовать с кем-то, с кем у меня связи нет. — У вас с Леной нет связи, у вас на самом деле единение душ. — Результат всё равно тот же самый — мы чувствуем друг друга и можем общаться без всяких конструктов. А кстати, что это за единение? Чем оно отличается от связи? — Связь — это когда две души подстроились друг под друга, что-то вроде резонанса, — взялась объяснять Гана. — Так примерно происходит, когда супруги счастливо прожили вместе всю жизнь. Они чувствуют друг друга без слов, думают одинаково, часто бывает, что начинают говорить одновременно одно и то же. Вот и у Владеющих похожая настройка, только намного сильнее. А у вас такого нет, у вас души практически слились. Они, конечно, не стали одной, но их, пожалуй, уже и не две. К вам из-за вашего положения никак не подобраться, а то вас уже замучили бы тестами. Кое-кто у нас даже считает, что если вашим душам случится реинкарнировать, то они обе будут связаны с одним человеком. Как тебе перспектива стать женщиной, Кеннер? — Не знаю, — сказал я озадаченно. — Если у меня душа переместится в женщину, то возможно, у меня и психика станет женской, и я никаких неудобств ощущать не буду. Но в целом такая перспектива меня не очень привлекает. А что, реинкарнация с сохранением памяти возможна? — Очень редко, но да, несколько таких случаев было зафиксировано. Хотя на самом деле мы не знаем, насколько часто это происходит. Вот если ты реинкарнировал, к примеру, ты же не бежишь всем про это рассказывать? — А я реинкарнировал, что ли? А то, может, мне как раз и надо бежать рассказывать. — Не знаю, — усмехнулась Гана. — Тебе видней, а предположения насчёт тебя всякие были. Очень уж вы из общего ряда выделяетесь, особенно ты. Но опять же, человека твоего положения так просто не заставишь проходить тесты и отвечать на вопросы. Так что наши умники понастроили кучу теорий, да на этом дело и закончилось. — А что насчёт тех, кто реинкарнировал? — Мне три случая известны. Два очень давно были, а ещё один произошёл лет пятьдесят назад. Мужчина, шестьсот лет назад был преподавателем геометрии в университете у англов. Учебник написал, по нему даже у нас студенты учатся. А здесь стал виолончелистом, говорит, надоела ему геометрия до смерти. В прямом и переносном смысле до смерти, хе-хе. — И что с ним сделали? — Опросили и по тестам прогнали. — И всё? — удивился я. — А что ещё с ним делать? — в свою очередь удивилась Драгана. — Заплатили ему компенсацию за беспокойство и попрощались. Он у нас в филармоническом оркестре играет, можешь сходить познакомиться. Только ты от него вряд ли что-то стоящее услышишь. Разве что тебе будет интересно узнать про бытовые нюансы жизни в королевстве англов шестьсот лет назад. Хотя с другой стороны — а чего я ждал? Что здесь попаданцев будут на кострах сжигать? Однако про себя я в любом случае ничего рассказывать не собираюсь. Не потому, что боюсь каких-то преследований, а просто затем, чтобы не осложнять отношения с семьёй. Как отреагируют мои жена и мать на новость, что Кеннер, которого они знают с младенчества, не совсем Кеннер, а немолодой мужик из другого мира? Вполне возможно, что наша семья сможет это пережить, но радости нам всем это точно не добавит. А вот чего бы мне очень хотелось, так это почитать отчёты по всем этим попаданцам. Но ведь их и не попросить никак… Драгана сразу же начнёт меня подозревать. Да она, собственно, и так подозревает, трудно не заметить намёк, да ещё настолько толстый. что его и намёком-то не назвать. И скорее всего, она меня к этим отчётам не допустит, если я не смогу свой интерес убедительно обосновать. Придётся ждать и искать возможность. — Вернёмся всё же к нашему разговору, — сказал я. — Лена здесь в самом деле не поможет, мне нужно твоё содействие. Точнее, нам всем это нужно, и тебе тоже. — Не доверяю я этой затее, — недовольно сказала Гана, явно уже начиная сдаваться. — И очень правильно делаешь, — одобрительно заметил я. — Людям верить вообще нельзя. Она с любопытством посмотрела на меня, вопросительно подняв бровь. — Мне можно, — проникновенно заключил я. — Ладно, — засмеялась Гана. — Давай попробуем, но имей в виду, что я за тобой внимательно наблюдаю. Я демонстративно закатил глаза, но развивать эту тему дальше не стал. Конструкт мне построить удалось, хоть и с большим трудом. Поместил я его, как было сказано, точно между нами, а затем усилием воли толкнул его на Драгану. Конструкт тут же разделился, и его копия понеслась ко мне. Ощущение было как от удара подушкой — мягкий толчок, от которого зазвенело в голове. — Как видишь, использовать незаметно его не получится, — с намёком подчеркнула Гана. — Я и не собираюсь, — откликнулся я. — Зачем он мне? Если мне что-то такое понадобится, я просто прикажу Кельмину. Он и без всяких конструктов менталист ещё тот, в его подвале всё рассказывают, и со всем соглашаются. — Ну-ну, — хмыкнула Гана, — ты, главное, не зарывайся. Передача простых образов действительно не вызвала у нас заметных проблем. Однако когда мы попробовали передавать более сложные понятия, дело резко застопорилось. — «Жители снегов плачут, когда поднимается ветер», — объявил я. — Ты это сказала? — Нет, — ответила Гана, — я передавала фразу: «Ветер с севера приносит печаль». — Да, некоторое сходство есть, но как-то не совсем, — озадачился я. — Давай-ка теперь я попробую что-нибудь этакое передать. Я сосредоточился и послал цепочку образов. — «Растения продолжают жить в семенах». Правильно? — Нет, неправильно, — вздохнул я. — Исходная фраза: «Дети — цветы жизни». — Странная фраза, — с сомнением сказала Гана. — И что она означает[34]? — Ну, это значит, что дети — это замечательно, и вообще сплошная радость. — Да? — с сомнением откликнулась Гана. — Насчёт этого есть очень разные мнения, знаешь ли. Сначала попробуй вырастить своих детей, прежде чем рассуждать на эту тему. Хотя, конечно, очень интересно, что за дети получатся у вас. На них многие захотят взглянуть. — Не думаю, что позволю кому-то разглядывать моих детей, — проворчал я. О том, что я уже успел вырастить двоих детей, я предпочёл не сообщать. — Ну и правильно, — кивнула Гана. — Ладно, давай продолжать, раз уж взялись. Надо добиться уверенной передачи смысла, иначе общение будет слишком примитивным. Крыс не заставил долго себя ждать. Уже на другой день — условный день, разумеется, в пещере никаких суточных циклов не наблюдалось, — я услышал призывный писк от того самого валуна. При этом из колодца он точно не вылезал. По всей видимости, колодец был крысам нужен только затем, чтобы выскочить оттуда толпой, а для маленького крысёныша здесь хватало и других щелей. — Сидите здесь и не высовывайтесь, — отдал я распоряжение спутницам. — Ещё непонятно как он отреагирует на этот ваш запрещённый конструкт, так что не будем его нервировать без нужды. Позже я всех вас с ним познакомлю. — Иди давай, — проворчала Драгана. — С крысами он собрался нас знакомить, честь-то какая. Я засунул в карман несколько сухарей и пару шариков сыра, и не торопясь двинулся к камню. Там я уселся по-турецки и дружелюбно обратился в ту сторону: — Я пришёл, мой пушистый друг. Всё повторилось по той же схеме — сначала из-за камня высунулся нос и глаз, а затем, убедившись, что никаких подвохов не ожидается, крыс вылез целиком. Присев напротив, он выложил передо мной три тёмных сатурата и один светлый, почти прозрачный.