— Меня вполне устроил бы вариант с вирой. Но иногда нам приходится делать совсем не то, что мы хотели бы сделать. — А что насчёт вашего ратника? Вы действительно верите, что его убили мы? — Я нахожу это крайне маловероятным, — признал я. — Думаю, это те же люди, кто убил господина Остромира. С ними я, конечно, не отказался бы побеседовать. Вы так и не выяснили, кто это сделал? — Никаких следов, — помрачнел Грек. — А у вас? — Только смутные предположения, ничего конкретного. Ищем, но пока безуспешно. Грек покивал. — Скажите, господин Кеннер — а что, если мы просто заплатим вам виру? — Вы только напрасно потеряете деньги, — откровенно сказал я. — Когда я сочту, что сделал для князя достаточно, я объявлю об отзыве своих претензий вне зависимости от этой виры. А до тех пор я буду продолжать, опять же вне зависимости от виры. — Ваши защитники тоже прекратили активные действия, — заметил он. — Я настоятельно попросил их ограничиться тем, что они получили. Чрезмерная жадность вредит, знаете ли, и у меня есть настойчивое ощущение, что это как раз тот случай. — О да, она вредит, — с горечью усмехнулся он. — Но если ни вы, ни ваши защитники ничего делать не будут, то как вы дальше видите развитие событий? — Неужели вы не понимаете, что ни я, ни мои защитники не являются главными участниками? Я просто помог своим родственникам перехватить для себя то, что у вас и так отобрали бы. А дальше защитников — в кавычках, разумеется, — будет назначать князь. Вас начнут щипать со всех сторон. С вами воюет князь, а вовсе не я, господин Акил. Я просто вывеска, не более того. И если я устранюсь, тут же найдётся другая вывеска. — А что вы можете нам посоветовать? — Я не рискну ничего советовать, — решительно отказался я. — Советовать — это брать на себя ответственность, а я к этому не готов. — Хорошо, пусть не советовать. Как вы эту ситуацию видите? Я немного подумал, прикидывая возможные последствия своей разговорчивости. — В принципе, я не вижу ничего страшного в том, чтобы изложить своё личное мнение, — наконец решился я. — Вы знаете, почему у князя появились претензии к Остромиру Греку? — Я знаю, — Акил помрачнел. — Теперь знаю. — Как вы сами понимаете, это бросило тень на всё ваше семейство. И это понятно — ясно ведь, что Остромир этим занимался не в одиночку, и его поддерживала как минимум часть семейства. Грек с явной неохотой кивнул. — Говоря прямо — это измена, и я думаю, что князь больше не позволит вам иметь какое-то влияние в княжестве. Все заметные активы у вас будут так или иначе изъяты. На вашем месте я бы всё продал — деньги сами по себе не дают влияния, так что князь, я думаю, вполне позволит перевести ваши активы в деньги. Просто не вкладывайте эти деньги в княжестве. Есть много других мест, где к вам будет вполне доброжелательное отношение — да тот же Владимир, например. Акил слушал меня, не перебивая и мрачно разглядывая свою тарелку. Наконец он решился заговорить. — Господин Кеннер, наше семейство просит вас передать князю нашу просьбу. — Меня? — поразился я. — Господин Акил, вы явно выбрали неподходящего посредника. Я не настолько близок к князю. Какие бы слухи насчёт этого ни ходили, я уверяю вас, что они совершенно ложные. Да и вообще — мы же, кажется, воюем. — Люди, которые действительно близки к князю, вроде Драганы Ивлич, со мной просто не станут разговаривать, — указал Грек, и я вынужден был с ним согласиться. — Ну а что касается вражды, так друзья что-то не спешат нас поддержать, да и вообще они все вдруг куда-то подевались. — Хорошо, я поговорю с князем, — нехотя согласился я, не будучи вполне уверенным, что для меня это кончится хорошо. — Если он, конечно, захочет меня выслушать. Что вы собираетесь ему передать? — Наша ветвь, которая не участвовала в авантюре Остромира, выделится со сменой фамилии и останется в княжестве. Мы готовы принять определённый контроль со стороны князя. Остальные переведут их долю имущества в деньги и покинут княжество. Я бы назвал это полной капитуляцией, впрочем, это капитуляция на хороших условиях, и это явно лучше того, что их ждёт в ином случае. Вопрос только в том, согласится ли на это князь, но это меня уже не касается. — То есть вы хотите расколоть семью? — поинтересовался я. — Мы уже раскололись, — хмуро ответил Грек. — Вы же видите, что мы не в состоянии даже прийти к согласию относительно нового главы. Уже ясно, что и не придём. — Ну что же, я передам ваше предложение князю, — согласился я. — Но не ждите от меня какого-то заметного содействия, просто потому, что для князя моё слово весит очень мало. Я не прибедняюсь, это так и есть. Глава 16 Селектор коротко пискнул, и раздался голос секретарши: — Госпожа, к вам почтенный Антон Кельмин. — Я его жду, пусть заходит, — ответила Кира. — Вызывали, госпожа? — спросил Кельмин, заглядывая в кабинет. — Да-да, заходи, Антон, — рассеянно отозвалась Кира, роясь в бумагах. — А, вот он где. Она положила перед собой какой-то документ, пристально взглянула на Кельмина и начала зачитывать официальным голосом: — Приказ господина. Антону Кельмину, — (сердце Антона непроизвольно пропустило удар). — Пункт один. Назначить вспомоществование в размере десяти тысяч гривен в качестве компенсации физических, моральных и имущественных утрат, понесённых на службе семейства. Пункт два. Вычесть пять тысяч гривен в качестве штрафа за действия, повлёкшие вышеперечисленные утраты. Так, вроде о тебе всё, остальное о семье того ратника. — Спасибо, госпожа, — с признательностью сказал Кельмин. — Благодари не меня, благодари господина, — строго сказала Кира. — Это он наказывает и награждает. — Голос её смягчился, и она продолжила уже другим тоном: — Я тебе вот ещё что хочу сказать, Антон. Прими дружеский совет — сделай выводы из происшедшего. Господин очень тебя ценит, но он больше не потерпит неподчинения приказу. — Я сделал выводы, — серьёзно ответил Кельмин. — Этого больше не повторится. И всё-таки спасибо, госпожа — за дружеское участие. — Хорошо, хорошо, — смутилась Кира. — Вот здесь распишись и можешь быть свободен. Деньги девочки на твой счёт уже перечислили. * * * Ночью опять, как всегда неожиданно, разыгралась метель, и снега она насыпала порядочно. Коммунальщики расчистить дороги к утру, естественно, не успели, да они и расчищали-то в первую очередь маршруты общественного транспорта. Словом, к князю я опаздывал, и по лестницам в Ярославовых Палатах мне пришлось подниматься уже бегом. Решительно отворив дверь княжеской приёмной, я стремительно ворвался туда, и не выскочил обратно лишь потому, что растерялся от неожиданности. В приёмной стоял ор. Точнее, орал только князь, а его собеседник — здоровенный жрец с золотым знаком Перуна на груди, — гудел в ответ что-то несогласное. Секретарь князя спокойно листал какие-то бумаги, как будто происходящее было в порядке вещей. — Твой бог — покровитель князя и дружины, а ты что творишь, пёс? — орал князь. — Не дело князя в божьи дела мешаться, — гудел в ответ верховный. — Так это ты в дела князя мешаешься, поросячий сын! Может, ты забыл, что в Пскове с христианами было? Так я могу и тебе что-нибудь такое устроить. — Воины не одобрят, княже. — Ты за моих воинов не решай! — взвился князь. — Мои воины и Тору помолятся. Или ты думаешь, что твоему Перуну замены не найдётся? — Воины не одобрят, — упрямо настаивал жрец. — А ведь верно говоришь, Храбр, может, и не одобрят, — вдруг согласился князь, внезапно успокоившись, а жрец немедленно насторожился, почуяв неладное. — Да и за что Перуна изгонять? Это же не он лезет в государственную политику, а его жрец-дурак. Проще уж жреца убрать — вот, например, Кеннера попросить. Что, Кеннер, избавишь меня от Храбра Перуна? — Как прикажешь, княже, — пожал я плечами. — И не смотрите на меня так возмущённо, священный — дворяне служат княжеству. Князь приказывает — дворянин исполняет. Пока я говорил, князь пристально смотрел на жреца, и на губы у него постепенно наползала злая усмешка. — Иди, Храбр, — сказал он насмешливо, — и если вдруг у тебя опять появится мысль устроить свои проповеди, то лучше сразу беги к Воиславу. Верховный хмуро посмотрел на меня, повернулся и вышел не прощаясь. — Я, пожалуй, не вовремя, княже, — сказал я. — Может, мне лучше позже зайти? Князь только махнул рукой. — Заходи, что уж там, — И добавил, обращаясь к секретарю: — Далимир, успокоительного сделай. — Уже, — отозвался тот, протягивая бокал. Князь долго устраивался в кресле морщась. — Понял, что здесь было? — наконец спросил он. — Понял, что тут не понять, — отозвался я. — Затея Воислава ещё отзывается. — Воислава, — фыркнул князь. — Воислав тупой вояка, ему такую затею в жизни не придумать. Это дядюшка Твердислав затеял, вот уж тварь была улыбчивая. Ему новгородский престол не светил пока я жив — лествицы[36]-то у нас со времён Окаянного нет. Я уж и не верил, что выживу — думал, сумеет он меня отравить в конце концов или убийц подошлёт. Но мне повезло — как раз тогда Владимирское княжество стало выморочным. Большой сбор был, решали. Драчка была ещё та, кое-кто и в самом деле не выжил. Дядюшка там хорошо подсуетился, много обещаний раздал, ну у нас на Владимир и права тоже кое-какие были. В общем, сумел он всё-таки получить Владимир на княжение. Я уж думал, что всё, можно про него забыть и жить спокойно, а он-то, оказывается, про Новгород совсем не забыл. Сорок лет всё это готовилось понемногу! Хорошо хоть, сам Твердислав не дожил — уж он-то бы маху не дал! Воиславу всё же до папаши далеко. [36 — По лествичному праву Древней Руси княжеский престол наследовался от старшего брата к младшему, а не от отца к сыну.]