– Я что-то не понял, – удивился я. – Мы что, не будем разделяться по курсам? И как мы можем победить старшие курсы? – Не можете победить – значит, будете страдать, – пожал плечами Генрих. – Им тоже нужны болваны для отработки конструктов. Не хотите страдать – тренируйтесь. Шансы победить есть и у вас, особенно если объединитесь с пятикурсниками. А что это у вас такие нерадостные физиономии? Не хотите сразиться и победить? Ты что – не хочешь победить, Арди? – Я, между прочим, вообще противник насилия, – ответил я. – Насилие ничего не решает. – Ну надо же, – поразился Генрих. – Очень, очень возвышенно. А кстати, сколько на тебе уже трупов? – Это другое, – отверг я обвинение. – Понимаю, – с ухмылкой покивал Менски. – Все они были сторонниками насилия. – По сути, да, – неохотно подтвердил я. – Сторонники насилия, конечно же, заслуживают смерти, – серьёзным видом согласился Генрих. – И желательно убивать их превентивно, пока они ещё не успели совершить никакого насилия. – Вы меня поняли, наставник, – с кислым видом отозвался я. – Знаешь, тебе, наверное, понравилась бы последняя затея Приказа духовных дел. Они пытались сократить боевую практику вдвое, но Драгана Ивлич всё-таки сумела эту идею зарубить. Кстати, ты не спрашивал её насчёт реформы? – Спрашивал, – ответил я. – Она отозвалась о ней практически вашими словами. Но у нас не было возможности обсудить это в деталях. Как-нибудь, когда у нас выдастся случай просто посидеть и поболтать, я попрошу её рассказать об этом подробнее. – Просто посидеть и поболтать, – хмыкнул Генрих, покрутив головой. – Ну-ну. А к князю ты тоже забегаешь поболтать? – С князем у меня исключительно формальные отношения, так что нет, – ответил я серьёзно, делая вид, что не уловил сарказм. – Так чем же они хотели заменить боевую практику? – Какой-то чепухой. Курс гуманизма, очерки истории княжеств, что-то ещё. – Курс гуманизма на боевом факультете? – удивился я. – У них там, похоже, сидят люди с воображением. Что-то эта тема становится всё любопытней. Я, пожалуй, всё-таки загляну на днях к сиятельной Драгане, да порасспрашиваю её. * * * У нас уже давно вошло в обычай обсуждать наши учебные дела в «Цыплёнке», вот и в этот раз мы собрались там же. – Я так и не понял, что это за ежегодные игры, – заговорил я, когда мы, наконец, закончили с обедом. – Прошлые мы, похоже, пропустили из-за поездки в Рим, а на первом курсе я никаких игр не помню. – Первокурсников туда не допускают, – ответила мне Дара. – Наверное, чтобы не пугать их раньше времени. – Так что там за игры? – Да месилово, – с раздражением отозвалась она. – Бой, приближённый к реальному, только что убивать запрещено. А раз по курсам деления нет, значит, это будет просто избиение. – Я не так уж уверен насчёт избиения, – заметил я, припомнив слова Менски. – Во-первых, Генрих сказал, что у нас есть шансы победить, и я ему верю. А во-вторых, я не думаю, чтобы они устраивали просто избиение третьекурсников, всё-таки бессмысленной жестокости я в Академиуме ни разу не замечал. Раз серьёзные боевые конструкты запрещены, стало быть, силы немного выравниваются. Разве что у старших курсов опыта побольше, но Генрих не зря нам говорит, что надо больше тренироваться. Здесь в разговор вмешался Иван, который весь вечер молчал и хмуро на меня посматривал. – А скажи, Кеннер – с кем вы будете участвовать? С пятикурсниками? Вся группа дружно уставилась на меня. Правда, Ленка слегка при этом улыбнулась – в отличие от наших одногруппников, она прекрасно знала, что я отвечу. – А вы? – поинтересовался я в ответ. – Сами-то как предпочитаете? Сельковы переглянулись, а потом Дара выразила общее мнение: – Нас смущает, что Генрих очень настойчиво говорил о пятикурсниках. Но мы хотели бы остаться вместе с вами. Разбегаться – это выглядит как-то неправильно. – Мудрое решение, – кивнул я. – Мы тоже считаем, что нам лучше участвовать своей группой. А звать в свою команду пятикурсников для нас вообще неприемлемо. – Почему? – не понял Ваня. – Это было бы уроном чести, – ответил я. – Недостойным поступком по отношению к нашим товарищам. То есть к вам. Иван, забывшись, совсем по-крестьянски почесал затылок. – Я так и не могу понять все эти заморочки с дворянской честью, – пожаловался он. – А вот жёны твои, по-моему, поняли, – я посмотрел на девчонок, и они дружно кивнули. – Они тебе потом объяснят. Но мы бы не стали звать в свою команду пятикурсников, даже если бы вы не захотели остаться с нами. Мы бы с Леной тогда участвовали только вдвоём. Здесь на меня с удивлением посмотрели уже все, включая Ленку. – Чтобы было ясно, что раскол группы произошёл не по нашей инициативе. Вы что, так и не поняли, что это была провокация? – в свою очередь удивился я. – От нас никто не ждёт побед, а вот за составом групп будут очень внимательно наблюдать. Я даже не удивлюсь, если все без исключения пятикурсники окажутся свободными – чтобы спровоцировать раскол младших групп. Я думаю, к нам уже начали внимательно присматриваться, особенно к мещанам. Вы же знаете, что многие после окончания Академиума отказываются от дворянства? Так вот, я недавно совершенно случайно узнал, что большинство это делает не так уж добровольно. Им просто выставляют такие условия, что им приходится отказываться. Так что имейте в виду – каждый ваш поступок тщательно анализируется. И кстати, ваш будущий командир получит ваше личное дело, так что основы своей будущей карьеры вы закладываете уже сейчас. Отношение к своим боевым товарищам в вашем личном деле будет занимать не последнее место. Все потрясённо молчали. Они что – всерьёз думали, что до них никому дела нет? Наивные. Владеющие-боевики – это основа военной мощи княжества, и их никто без внимания не оставит. Тем более что их, в общем-то, не так уж много. – Ну хорошо, к нам присматриваются, – наконец решила спросить Дара, – а для вас-то какая разница? Вам дворянство не нужно, и командиров у вас не будет. – У нас своя иерархия, – пожал я плечами. – Даже князь вовсе не свободен, ну а мы тем более далеко не самые большие лягушки в этом болоте. Разница только в том, что ваши личные дела будет читать сотник, а наши – князь, ну и Драгана, наверное. Для нас тоже многое будет зависеть от того, что там напишут. А личное дело Анеты, к примеру, будет читать Алина. – Ты Анете скажешь про это? – тут же спросила Ленка. – Не скажу, и тебе не советую. Это дело рода Тириных, и нам не стоит туда влезать. Если Анете нужно это знать, то пусть ей скажет сама Алина. Но я уверен, что Анете эти предупреждения и не нужны, у неё и так всё будет в порядке. – Нас-то ты предупредил, – заметила Дара. – Только после того, как вы решили участвовать вместе с нами. Но я в любом случае имел право вам это сказать, потому что вы будете служить нашему семейству, и именно я первым ваше личное дело и увижу. – А нам покажешь? – Нет, – улыбнулся я. * * * Гаврила Коршевых взяли достаточно просто и незатейливо – когда он выходил из своего самобега возле «Бронницы», к нему подошли двое крепких парней, и подхватив его под руки, потащили к стоящей рядом машине с гербами. Выскочившему из машины шофёру Коршевых продемонстрировали пистолет в подмышечной кобуре, и тот остался стоять на месте, беспомощно разевая рот. Протесты самого Гаврила никакого успеха не имели – ему просто сунули под нос кулак размером с небольшую дыню и посоветовали заткнуться, если у него нет лишних зубов. Попытку сопротивляться физически похитители даже не заметили – его несли как несли, не обращая внимания на его жалкие попытки затормозить, и оставалось только успевать перебирать ногами. Особое беспокойство у него вызвал герб на двери машины, куда его довольно бесцеремонно закинули. Гаврил не особо интересовался всей этой дворянской символикой, но некоторые гербы просто невозможно не знать. Ну то есть, если ты не живёшь где-нибудь в глухом лесу, где по тропинкам бегают только лоси без всяких гербов. Именно данный герб часто фигурировал в разных происшествиях, связанных с неумеренным применением насилия, и способ доставки как бы намекал на вероятность ещё одного подобного происшествия. Недолгий путь скоро подошёл к концу. Его пронесли по устланной ковровой дорожкой широкой мраморной лестнице, и занесли в большую комнату, которая была чем-то средним между приёмной и секретариатом. Несмотря он обуревавшее его возмущение, Гаврил почувствовал изрядное облегчение. Конечный пункт мог оказаться и каким-нибудь подвалом, а стало быть, дела пока что были не настолько плохи. – Коршевых доставили, почтенная Мира, – вежливо обратился один из конвоиров к очень красивой женщине, сидевшей немного отдельно от остальных за самым большим столом. Та сказала в трубку переговорника: «Господин, здесь Гаврил Коршевых», – и выслушав короткий ответ, кивнула на дверь кабинета. Гаврила так же занесли в кабинет и усадили за приставной стол. Его конвоиры остались стоять за спиной, отчего он чувствовал себя очень неуютно. Напротив него сидела дорого одетая женщина, рассматривающая его с холодным любопытством сквозь очки в тонкой золотой оправе. Справа за столом руководителя сидел молодой человек, которого Гаврил сразу узнал по многочисленным портретам в газетах. Смотрел он, впрочем, довольно дружелюбно, однако Гаврил был не настолько наивен, чтобы этим дружелюбием обманываться. – Так вот вы какой, почтенный Гаврил, – по тону Арди можно было подумать, что он, наконец, встретил своего кумира и сейчас попросит автограф. – Как вы, вероятно, уже поняли, моё имя Кеннер Арди. Позвольте вам также представить почтенную Есению Жданову, заведующую канцелярией семейства. Я попросил её присутствовать в качестве эксперта в договорной области. Ну а теперь, раз уж мы все перезнакомились, давайте перейдём к делу. Я пригласил вас... – Это называется «пригласил»?! – не выдержав, прервал его Гаврил. Вероятнее всего, ему стоило промолчать, но накопившееся напряжение наконец вырвалось наружу, и он уже не мог остановиться. – Это похищение, и не думайте, что на вас не найдётся управы! Я дойду до князя, и если вы считаете, что вам всё позволено, то вы ошибаетесь! Коршевых говорил и говорил. Его не прерывали – Жданова смотрела на него всё с тем же холодным любопытством, а взгляд Арди оставался таким же дружелюбным. Гаврил говорил всё тише и тише, и в конце концов замолк буквально на полуслове. – Мы приняли к сведению ваше недовольство, почтенный, – кивнул ему Арди. – И если наше поведение основано на какой-то ошибке, мы принесём вам все возможные извинения. Но прежде всего давайте выясним – а в самом ли деле имеет место ошибка? Скажите, вам знаком этот договор? Жданова пододвинула ему открытую папку. Коршевых хватило буквально одного взгляда, чтобы понять, о чём идёт речь, и он приободрился. – Да, знаком. И что здесь такого? Он был заключён в такой форме для оптимизации налогов по просьбе владельца предприятия. – Под владельцем предприятия вы имеете в виду Горана Ивлич? – Разумеется, его. – Я так понимаю, имеется ещё и дополнительный договор, по которому вы переводите ему часть оплаты по этому договору, так? – Да, мы платим ему за консультационные услуги, – подтвердил Гаврил. – И это совершенно законно, во всяком случае, с моей стороны. Вы не сможете мне ничего предъявить, все бумаги в порядке, а все налоги аккуратно платятся. – Ваше утверждение только отчасти верно, почтенный Гаврил, – Арди откинулся на спинку кресла, по-прежнему доброжелательно на него глядя. – Такая схема сомнительна, и в целом предосудительна, но безусловно ненаказуема. Точнее, она была бы ненаказуемой, если бы Горан Ивлич и в самом деле был владельцем предприятия. Но видите ли в чём дело, почтенный – господин Горан владельцем не является и никогда не являлся. Он всего лишь управляющий, а вы с ним делите чужие деньги. – То есть как не является владельцем? – ошеломлённо пробормотал Коршевых. – Вам следовало бы задуматься, зачем владельцу применять такой странный способ оптимизации налогов, по сути, отдавая вам часть своих денег совершенно ни за что. А задумавшись, навести справки. Но вы этого не сделали, и в результате оказались участником сговора с целью кражи. Кстати, раз уж вам неизвестно, кто является настоящим владельцем предприятия, то позвольте вас просветить. Вы умудрились обокрасть сиятельную Драгану Ивлич, и я бы назвал это крайне неосмотрительным шагом. – Но я этого не знал, – совершенно растерялся Гаврил. – Боюсь, что для Суда дворянской чести, перед которым вам вскоре предстоит предстать, это вряд ли окажется аргументом. Они будут рассматривать только факты, а факт состоит в том, что вы участвовали в сговоре, обокрав сиятельную Драгану на внушительную сумму. Кстати, Есения – что там за сумма? – С момента перезаключения договора на новых условиях, по нему было выплачено сорок четыре тысячи гривен, – откликнулась Есения. – Закон относит суммы свыше одной тысячи гривен в категорию особо крупного ущерба. – Знаете, почтенный, мне даже не надо консультироваться с поверенным, чтобы предсказать, каким будет приговор, – заметил Арди. – Дело настолько ясное, что суд вряд ли станет выслушивать ваши оправдания. – Но вина здесь исключительно Горана, – возразил Гаврил, уже начиная с ужасом осознавать масштаб проблемы. – Это была его затея, я всего лишь оказал небольшую услугу старому партнёру по его просьбе.