14 июля 2019 года, Республика Беларусь, город-герой Минск. С двенадцатого июля на всей территории Республики Беларусь был введен карантин. Все массовые мероприятия отменили, закрыли крупные торгово-развлекательные центры, запретили на массовые собрания и объявили о необходимости носить на улицах и в общественных местах маски. В первые два дня милиция на улицах крупных городов активно останавливала нарушителей карантинного указа и на первых порах выносила им предупреждение. Мол, сейчас, пока зверь-вирус не разгулялся у нас, как в Западной Европе, лучше поберечься, а то потом будет хуже – и в смысле драконовских штрафов, и в смысле того, что больным новой инфекцией, прежде уличенным в игнорировании карантинных требований, придется возмещать государству стоимость своего лечения. Одновременно со всей этой вакханалией предприятия республики продолжали работать и отгружать продукцию заказчикам, по большей части находящимся в России. План американской операции «Горгона» предусматривал достижение полной готовности к майдану через две-три недели, примерно к началу августа, но столь удобный повод взбаламутить застоявшуюся выгребную яму в Лэнгли решили не упускать. Дело в том, что гражданские активисты к середине июля уже прибыли в Минск и другие крупные города и внедрились в оппозиционно настроенные круги белорусского общества, которые им предстояло поднимать на борьбу. При этом боевики – как леваки-антифа, так и правые радикалы – еще оставались в тренировочных лагерях по ту сторону границы, и лишь небольшая их часть находилась в пунктах сосредоточения на территории Республики Беларусь. Вливать такую бражку в майданные мехи следовало перед самым началом переворота, а иначе процесс грозил пойти вразнос гораздо раньше намеченного срока. И ведь никто из американских специалистов по цветным революциям так и не догадался, что упреждающее введение карантина – это хитрая провокация белорусских и российских спецслужб, стремящихся заставить противника действовать в спешке, ломая тщательно отработанные планы. И, несмотря на то, что пропускные пункты на границе с Литвой, Польшей и Украиной еще действовали, при ужесточении карантина через пару недель они могут закрыться точно так же, как это уже случилось в Западной Европе. Хватайте чемоданы, господа, вокзал отходит в неизвестном направлении. Господа и побежали, спотыкаясь и падая на поворотах. Тринадцатого числа в субботу все было еще тихо, а вот четырнадцатого утром – началось. Все оппозиционные[13] партии и движения (частью зарегистрированные в минюсте Белоруссии, а частью нелегальные) разом вывели на улицы свой актив и лохторат под лозунгами «Нет карантину», «Прочь от России» и «Мы – европейцы». Лозунги «Усатого – гэть» и «Мы тут власть» до поры оставались припрятанными подальше от людских глаз, ибо время им еще не пришло. Кого только среди революционеров не было: буквально все цвета спектра политической радуги от ультраправых до ультралевых – центристы, клерикалы, представители прогрессивной интеллигенции, белорусские националисты и социалистические интернационалисты. В придачу всю эту мутную пену, выступившую под бело-червоно-белым флагом белорусских прогитлеровских коллаборантов, своим «авторитетом» благословили Белорусская автокефальная православная церковь (белорусский аналог ПЦУ) и конференция католических епископов Белоруссии, напрямую управляемая из Польши. На стороне власти остались только патриотическое общественное объединение «Белая Русь», Компартия Белоруссии, Либерально-Демократическая партия и Федерация профсоюзов Белоруссии, но их массовку на улицы просили пока не выходить. Рано. На первом этапе, дабы не допустить столкновений «стенка на стенку», основную работу по пресечению попытки государственного переворота должны были проделать правоохранительные органы. В окрестностях Минска сконцентрировались заготовленные впрок автозаки, машины с водометами и автобусы с ОМОНом, экипированным для грязной работы. Основные события намечались именно в столице, без распыления сил на областные города. С утра и до начала темноты оппозиция гуляла по улицам со своими плакатами вполне беспрепятственно и мирно. Несмотря на то, что протестующие грубо нарушили режим карантина, правоохранительные органы не спешили хватать людей и выписывать им драконовские штрафы. Когда нарушителей от ста тысяч до миллиона (подсчеты оппозиции), пресекать такой праздник непослушания возможно только экстраординарными мерами. Все происходящее снималось камерами уличного наблюдения, и свои штрафы нарушители должны были получить потом, если, конечно, не огребут более серьезного наказания. При этом в парке Янки Купалы, расположенном в двух километрах от Дома Правительства, забурлил перманентный митинг. Там ораторы самой разной политической направленности произносили пылкие речи о приверженности белорусского народа ориентации на демократическую Европу, любви к украинскому народу и ненависти к Российской федерации, стремящейся построить на постсоветском пространстве коррумпированную лапотную империю. Не пускали подобную публику только к президентской резиденции «Дрозды» и другим государственным учреждениям. Но туда до поры и до времени никто особо и не лез. Особое внимание обращал на себя парад домохозяек, обряженных в платья оппозиционной бело-красной расцветки (цвета правительства – зеленый и красный). Холеные представительницы среднего класса, чем-то похожие на упитанных бройлерных кур, гордо вышагивали по улицам белорусской столицы, демонстрируя благополучие и достаток. Мол, смотрите, какие мы красивые, богатые и довольные, и как сильно мы не любим власть, обеспечившую нам такую сладкую жизнь. Для полного антуража не хватало только ценников в долларах, за которые эти женщины с пониженной социальной ответственностью исполнят иностранному клиенту все позы Кама-Сутры. И тут же обозначились перебежчики от Проклятой Влады к Восставшему Народу. Среди ораторов импровизированного гайд-парка, клеймивших все плохое и ратовавших за все хорошее, отметились экс-директор Парка Высоких Технологий (автор белорусского IT-чуда) Валерий Цепкало и директор театра имени Янки Купалы Павел Латушко[14] (экс-министр культуры и экс-дипломат). Очевидно, задницы пана Дуды и пана Науседы кажутся этим людям и их единомышленникам рангом поменьше значительно слаще, чем задница последнего диктатора Европы, которую они так тщательно вылизывали прежде. Начальная фаза протеста проходила относительно мирно, потому что его вожди, те самые тренированные по методичкам Шарпа гражданские активисты, получили от своих кураторов команду ожидать подтягивания к Минску групп подготовленных боевиков, чтобы потом те могли пользоваться массовкой как живым щитом. Но не срослось. Некоторые группы специально подготовленных боевиков спецназ КГБ взял прямо в арендованных кураторами маленьких пансионатах и туристических кемпингах, других перехватили на дорогах. Автобусы, по самую крышу набитые физически крепкими, тренированными мужчинами, останавливали на постах ГАИ, после чего блокировали бронетехникой. Когда из башни БРДМ прямо в лицо смотрит ствол крупнокалиберного пулемета Владимирова, а автобус окружают злые и прекрасно экипированные бойцы спецназа, не настроенные шутить, то даже самые буйные боевики антифа вели себя будто паиньки. К моменту наступления темноты количество превентивно задержанных превысило уже три тысячи человек. Просочиться в белорусскую столицу смогли только мелкие группы, использовавшие личный либо общественный транспорт, что позволило этим людям избежать внимания правоохранительных органов и захвата. В результате к моменту наступления темноты беспорядки в Минске все же начались, но их размах оказался совсем не тот, что планировался организаторами: те намеревались устроить революцию, а получилось мелкое хулиганство с элементами членовредительства. Хотя, было дело, в отдельных местах в милицию полетели коктейли Молотова, в других в ход пошла стальная арматура, на что правоохранители без всякой пощады ответили пластиковыми пулями, слезоточивым газом и тугими струями воды из брандспойтов. Бутылка с зажигательной смесью, разбитая пулей прямо в руке боевика – и человек на глазах своих приятелей, журналистов и случайных зевак из массовки превращается в живой факел. Кадры этого события, снятые съемочной группой одного из фрондирующих российских телеканалов, в итоге облетели мир. Но чаще всего бывало так, что под пластиковые пули, электрошокеры и тугие струи воды, сбивающие с ног, попадала как раз та самая гребаная массовка, а отнюдь не прикрывающиеся ею боевики. И массовка же (вкупе с журналистами, в том числе и российскими), по принципу «кто попался, того и винтим» в основном оказывалась в неласковых объятиях белорусского ОМОНа. Бойцы белорусских спецподразделений и в обычных-то условиях не привыкли особо церемониться с задержанными, а при подавлении мятежа и подавно могли дать сто очков вперед даже самым грубым американским копам. Результатом этой неразборчивости и уже ненужной после задержания жестокости станут несколько скандалов (в том числе и на межгосударственном уровне) с ближайшим союзником. Вот так первый день майдана закончился тактической победой белорусской власти, не допустившей захвата протестующими инициативы, и морально победой оппозиции, сумевшей выставить себя невинными жертвами в глазах части российских и подавляющего количества мировых СМИ. Но это было только начало… 15 июля 2019 года, 12:15. Московская область, государственная дача «Ново-Огарево». Президент Путин смотрел по телевизору вчерашние репортажи из Минска и матерился как последний извозчик. Сначала транслируемая картинка очень сильно напоминала «белоленточные» протесты в Москве зимой 2011-12 годов, когда несистемная либеральная оппозиция российской власти была максимально сильна. Разница была только в том, что «многисисечные массы», гуляющие по улицам белорусской столицы, были одеты в легкие в легкие летние платья, а в Москве во время известных событий была зима. Потом стали проявляться веяния времени и белорусский национальный колорит. Сначала в ОМОН полетели камни и бутылки с зажигательной смесью, а некоторые протестующие с арматурными прутьями в руках полезли драться с милицейским оцеплением врукопашную. Итогом того кровавого вечера стали двое убитых (один сгорел на собственной бутылке с бензином, в другого неудачно попала пластиковая пуля), до сотни травмированных, и плавающие повсюду облака слезоточивого газа. Заводилы белорусского майдана сами в драку не лезли, а вместо того держались в задних рядах протестующих, чтобы вовремя исчезнуть, а потому никто из них не был задержан. Но события вечера в Минске были только началом – быть может, только чуть более жестким, чем знаменитый «штурм фонтана» с господином Тютютким в главной роли, потому что тогда обошлось без жертв. Тошнотворные особенности белорусской правоохранительной системы стали проявляться потом, за толстыми стенами переполненных минских СИЗО. Схваченную сгоряча пузатую мелочь – женщин, подростков и стариков – начали выпускать почти сразу, и едва выйдя за ворота, эти люди сразу же попали в объятия российских и западных журналистов. Их душераздирающие рассказы о том, что белорусские силовики творят с задержанными, заполонили телеэфир и социальные сети. Что-то из этих рассказов могло быть эмоциональным преувеличением, но президент понимал, что в целом эти сообщения соответствуют истине. Были уже похожие случаи в прежние времена, когда даже видавшие виды следователи из НКВД крутили у виска пальцем и спрашивали: «А что, товарищи, так можно было?». Кроме того, появились сведения, что в эту молотилку попали и российские журналисты (причем не только либерально-оппозиционных «Медузы» и «Дождя», а также независимого интернет-издания Daily Storm, находящиеся в Минске на птичьих правах), но и вполне легально аккредитованные корреспонденты агентств «Спутник Беларусь» и RT-Ruptly. Такое поведение союзника не лезло ни в какие рамки и требовало немедленной реакции со стороны самых высоких инстанций. Демарш чрезвычайного и полномочного посла Российской Федерации Дмитрия Мезенцева белорусским властям был явлением само собой разумеющимся, как и протесты со стороны российского журналистского сообщества, но чтобы решить этот вопрос быстро и с наименьшими потерями в имидже, требовалось вмешательство самых высших инстанций. Ибо пока гром не грянет, деятели в Минске не только креститься не станут, но даже не почешутся. Президент досмотрел новостную подборку до конца, прочел сухой отчет специалистов (как тех, что находились в контакте с белорусскими товарищами, так и тех, что наблюдали ситуацию со стороны), потом взял трубку прямого телефона, соединяющего его с главой Белоруссии, и сказал: – Алло. Доброе утро, Александр Григорьевич, если, конечно, его можно так назвать. Ты как, успел уже полюбоваться на то, что за ночь успели натворить твои держиморды, или пока еще в неведении? Между прочим, я не о вчерашнем побоище с двумя жмурами и кучей искалеченных, которого тоже, наверное, можно и нужно было избежать. Я о том, что сейчас творится в твоих СИЗО, да о российских журналистах, которых твои оглоеды похватали на улицах заодно с соросовской гопотой и случайными зеваками. Что, молчишь, последний диктатор Европы? Начал ты вчера хорошо, но потом обгадился так, что кучу с разбегу не перепрыгнешь… – Э-э-э, Владимир Владимирович… – ответила трубка голосом белорусского президента, – но ты же сам говорил… – Я тебе говорил, что нужно задушить прозападную оппозицию как явление, – отрезал Путин, – показать пример ее никчемности, вторичности и продажности, и вместе с тем проявить решимость в соблюдении закона, а не устраивать на весь мир кровавые бои без правил и обнаженные мужские БДСМ-шоу с групповыми избиениями. Такое могло прийти в голову только человеку с крайне нездоровыми эротическими фантазиями. И самое главное – всех граждан России, а особенно журналистов, необходимо немедленно передать представителям наших властей, со всеми полагающимися извинениями. Союзники мы или нет? В противном случае, когда я стану оказывать тебе поддержку словом и делом, мое общество меня просто не поймет. Скажет, что Лукашенко зверь и тиран, не уважает Россию, ату его! Ферштейн? – Но, Владимир Владимирович! – воскликнула трубка. – Мы так не договаривались… – О том, что ты натворил, Александр Григорьевич, мы тоже не договаривались, – глухим голосом ответил российский президент. – Сделай то, что я тебе сказал, а потом будем думать, как вместе вылезать из этого дерьма. Ты хоть понимаешь, что навороченное твоими людьми осложнило ситуацию до крайности? Проявления твердости, и даже жесткости, при пресечении беспорядков говорят о силе государства, а вот жестокость по отношению к арестованным – о слабости. Теперь то, что могло угаснуть за два-три дня, максимум за неделю, даже в самом лучшем варианте будет продолжаться несколько месяцев, и ко всему прочему на знаменах твоих врагов добавится еще лозунг об освобождении невинных страдальцев за свободу. Ты показал своим оппонентам, что зверства палачей в застенках – твой единственный аргумент в разговоре с недовольными. Хуже этого нет ничего. Власть, которая вместо поддержки народа опирается на голое вооруженное насилие, называется тиранией. И именно в таком качестве тебя теперь будут воспринимать люди и у тебя в Беларуси, и в России, и на Западе, где тебя уже видят в гробу и белых тапках. Теперь ты понимаешь, что натворил? – Ну хорошо-хорошо… – сказала трубка, – я все исправлю. – Да, Александр Григорьевич, – сказал Путин, – будь добр взять ноги в руки, сесть в свой членовоз и лично отправиться в поездку по всем злачным местам, чтобы лично пресечь все злоупотребления и нарушения закона. Ори на своих держиморд, таскай их за усы, бей по мордам как ты умеешь, и так далее – но только верни ситуацию в более-менее нормальное русло. Как говорят мои специалисты, сегодня вечером тебя ожидает продолжение банкета, но только теперь против твоего ОМОНа будут стоять не профессиональные боевики, которых в Минске на свободе осталось очень мало, а родственники тех, кого сейчас твои тонтон-макуты[15] с таким усердием метелят в кровавых застенках. И, кстати, что это за история с корреспондентом «Спутника», которого сначала избили за то, что тот сфотографировал автозак, а потом, чтобы скрыть этот факт, скрутили и сунули в камеру вместе со всеми прочими несчастными, вышедшими поглазеть на бесплатное зрелище? Ну и что, что он гражданин Белоруссии? Он работает на наше важнейшее в смысле воздействия на заграничную аудиторию средство массовой информации, а потому его следует выпустить, извиниться и материально компенсировать неудобства. И кстати, сколько было задержано корреспондентов «Рейтерс», «Таймс» «Бильд», «Франс-пресс» или «Вашингтон пост»? Как мне доложили, ни одного, иначе вой бы уже стоял до небес, а пока мы наблюдаем в западных СМИ только злорадство и деланное сочувствие к страданиям «несчастного свободолюбивого белорусского народа». Значит, американский, британский, немецкий и другие западные паспорта пугают твоих людей до икоты, а с обладателем российского или белорусского паспорта можно делать все что угодно? Сейчас я позвоню Александру Васильевичу (Бортникову) и скажу ему, чтобы выслал в Минск следственную группу. Со всеми россиянами, схваченными твоими оглоедами, будем разбираться совместно, в посольстве, во вполне человеческих условиях. Кого-то надо будет, извинившись, вернуть к исполнению профессиональных обязанностей, кого-то выдворить на территорию России и закрыть за ними границу, а кого-то передать нашим правоохранительным органам, чтобы они начали разматывать ниточки уже на российской территории. Будь уверен, никто из виновных не уйдет от ответственности, вне зависимости от занимаемой ныне должности или материального положения. Это я тебе обещаю. – Понял, Владимир Владимирович! – воскликнул на том конце провода белорусский президент. – Действительно, как-то нехорошо получилось. Сейчас поеду и во всем разберусь… – Всего наилучшего, Александр Григорьевич, – сказал Владимир Путин и, дождавшись ответного «До свиданья, Владимир Владимирович», положил трубку. «Вот мало было у нас забот, – подумал он с досадой, – так теперь еще и белорусское порося в наше стойло. Обстановка опять осложнилась, и глаз теперь нельзя спускать с западного направления. Если пан Дуда, поделавшийся главным в Альянсе вне НАТО, решит, что Белоруссия достаточно ослабла из-за внутренней смуты, то военного вторжения на ее территорию можно ждать в любой момент. Ближайшие неделя-две станут крайне напряженными». Российский президент в этот момент даже не догадывался, что одной из составных частей американского плана «Горгона» было массовое инфицирование протестующих новой вирусной инфекцией – точно так же, как это было сделано в Европе, – и последствия от этого хода должны проявиться в срок от семи до десяти дней. Мол, пусть белорусское государство попробует бороться одновременно с раздуваемой с четырех концов смутой, и в то же время с эпидемией. А там, чем черт не шутит, болезнь массово перекинется через российско-белорусскую границу, пробив таким образом дыру в железном карантинном занавесе, устроенным Путиным для защиты своей страны от смертоносного порождения военных американских биолабораторий. 20 июля 2019 года, 14:15. Варшава, Бельведерский дворец. Присутствуют: Президент Польши Анджей Дуда Президент Литвы Гитанас Науседа Белорусская оппозиционерка Светлана Тихановская, она же Света-котлета С момента начала белорусских событий прошла уже почти неделя, но запланированного молниеносного свержения последнего диктатора Европы так и не произошло. Государство выстояло, осмотрелось и принялось отбиваться сколько было сил. Масштабные беспорядки в Минске с боями стенка на стенку, метанием коктейлей Молотова, и даже с попыткой штурма президентской резиденции, продолжались еще две ночи, теперь уже под главным лозунгом немедленной отставки президента Лукашенко и проведения «честных» выборов. По счастью, за это время никого больше не убило (травмированные, в том числе милиционеры, были не в счет). На четвертую ночь от былой ярости остались только тлеющие угли, а потом огонь протеста ушел вглубь народных масс, оставив на поверхности только мерзкое послевкусие сгоревшего бензина и автомобильных покрышек. После безумной судороги первой ночи белорусское КГБ получило выволочку от своего Первого, очнулось от ступора, распустило из следственных изоляторов наловленную сгоряча мелюзгу, и от методов каменного века «хватать и не пущать» перешло к высокотехнологическим способам отлова активных участников беспорядков и их главарей. Прибывшие из Москвы специалисты привезли с собой специальную аппаратуру и программное обеспечение, позволяющее вычислять телефоны участников оппозиционных чатов, через которые вожди протеста раздавали указания своей пехоте. Одновременно тысячи часов видеозаписей ночных боев прогонялись через программы распознавания лиц, что позволяло с достаточной точностью идентифицировать активных погромщиков. Ночь была временем мятежников, а с утра по адресам начинали ездить черные воронки, собирая отборный «урожай»[16]. При наличии доказательной базы закатать этих людей в тюрьму на вполне законном основании было уже делом судебной процедуры. Чекисты не обошли своим вниманием и лидеров протеста. Их склевывали по одному – кого по месту жительства, а кого и на конспиративных квартирах, запеленговав телефоны, находящиеся в черных списках. И вот тогда те, кого еще не арестовали, толпами побежали из страны, ибо границу с Россией никто и не думал закрывать. Простейшее же дело: от погранперехода в Томсино на российско-белорусской границе до автомобильного пункта пропуска Бурачки на границе между Российской Федерацией и Латвией по хорошим дорогам всего шестьдесят километров. Один час езды – и здравствуй, ЕС. Но с мадам Тихановской был не тот случай. Ее после ареста мужа вместе с детьми выдворили напрямую в Литву сотрудники КГБ – ибо задерживать ее было вроде не за что, и при этом появилось опасение, что эта особа, глупая как курица, но с претензиями, может стать удобным материалом для создания белорусской версии «головы Гонгадзе». Да и белорусскому президенту хотелось показать всему миру, что он не такой свирепый, как о нем пишут, а потому не ест на завтрак женщин и детей. Тем временем те лидеры белорусского майдана, которые были задержаны КГБ, стали своего рода иконами протеста, мучениками за демократию, а те, что сумели покинуть страну, продолжили активную подрывную деятельность. Силовой захват власти наскоком не удался; теперь оппозиция (а точнее, ее кураторы из ЦРУ) решили перейти к планомерной осаде с продолжением мирных дневных акций протеста каждое воскресенье под лозунгами освобождения политзаключенных, отставки президента и честных выборов. Одновременно было решено возбудить в Белоруссии самое широкое забастовочное движение. Из сейфов в Лэнгли извлекли пыльные папки с наклейкой «Солидарность» и начали перелицовывать старые песни о главном на новый лад. И первое, что понадобилось конструкторам этой химеры – аналог Леха Валенсы: простой парень, туповатый, но с претензиями, которого самые широкие народные массы с легкостью воспримут как своего вождя. Простого парня не нашлось, ибо все подходящие кандидатуры уже сидели на нарах, – не ставить же на эту ответственную роль господ Цепкало, Бабарихо или Латушко, от которых за километр несет интеллигентско-начальственной спесью. И тогда взгляд подчиненных Джины Хаспел упал на простую русскую (то есть белорусскую) бабу – Светлану Тихановскую, в девичестве Пилипчук. Все требуемые качества у нее имелись не просто в наличии, а даже в избытке, и к тому же она находилась на свободе, в безопасном месте, куда не смогут дотянуться кровавые руки белорусского диктатора. Быстренько была состряпана легенда о том, как будущая революционная вождиха тайными лесными тропами вместе с детьми бежала из объятой мраком диктатуры Белоруссии на территорию свободолюбивой Литвы. «Для этих белорусов сойдет», – сказала Джина Хаспел, и план «Горгона» превратился в план «Медуза». Именно после этого новоявленная предводительница команчей, то есть змагаров, выступила перед литовским телевидением с «откровенным» интервью, что она простая домохозяйка, всю жизнь мечтала жарить мужу котлеты, но вместо этого вынуждена сражаться с ужасным драконом-диктатором за демократическое будущее своей страны. Приз зрительских симпатий со стороны таких же (но европейских) домохозяек, сидящих в локдауне, был ей обеспечен. Эпидемия – это скучно и страшно, а тут такой интересный сериал. И вот теперь Света сидит рядом с президентами Польши и Литвы, лелеющими надежду стать сооснователями новой Ржечи Посполитой, и на хорошем английском языке[17] рассказывает им историю тех трех дней, что потрясли Белоруссию и весь мир. – Вы понимаете, господа, – говорила она, – белорусский народ так сильно хочет мира, демократии и свободы, но наш ужасный диктатор клещом вцепился во власть, и не отдает ее вот уже пятнадцать лет. В нормальных странах президенты меняются каждые четыре, максимум восемь лет, а мы вынуждены терпеть это усатое исчадие ада уже почти целое поколение – на шесть лет дольше, чем россияне терпят своего Путина. Господам президентам было глубоко наплевать на то, что там хочет или не хочет белорусский народ, тем более что сковырнуть диктатора так сразу не удалось, а значит, за ним имеется какая-никакая народная поддержка. Они знали, чего хотят их американские покровители, и эти желания вполне соответствовали их собственным интересам распространить свою власть и свое влияние дальше на восток (а быть может, чем черт не шутит, в разгоревшейся схватке и полностью уничтожить зловредную Россию, один раз уже обломавшую польско-литовские амбиции на господство в Восточной Европе). – Всей душой мы с героическим белорусским народом, – сказал пан Науседа, – и приложим все возможные усилия к тому, чтобы господин Лукашенко был низвергнут со своего трона, а белорусы вошли в дружную семью европейских народов. Можете на нас рассчитывать. Не чувствуйте себя как в гостях – в Европе вы дома. – Но, к сожалению, – добавил пан Дуда, – ваш белорусский диктатор располагает поддержкой гораздо более страшного и опасного врага, новоявленного русского императора господина Путина. Мы, европейцы, умудрились не заметить, как на месте мирной демократической России господина Ельцина возродился ужасный огнедышащий монстр, грозящий поглотить все наследство Российской империи и Советского Союза и утверждая свою претензию на мировое господство. Отныне весь смысл существования польского государства заключается в военной победе над русской армией и разрушении русского государства. Ради этой последней схватки мы готовы мобилизовать миллионы поляков, поднять на бой все силы ада, положить на алтарь победы жизни наших граждан и предпринять все возможное, чтобы приблизить триумф мировой демократии. – Да, это так, – подтвердил, вскочив с кресла, пан Науседа, – и мы рассчитываем, что белорусский народ будет с нами в этой жестокой бескомпромиссной борьбе. Или мы, или они. Свобода в наших сердцах. Поднялся на ноги и пан Дуда. – С этой минуты и до тех пор, пока диктатор Лукашенко не будет свергнут и в Белоруссии, – сказал он, – станет возможным провести демократические выборы, вы, пани Светлана, становитесь главой Белорусской Демократической Республики в изгнании. Мы будем оказывать вам все почести как главе независимого демократического государства, а также предоставим финансовые и иные возможности для продолжения борьбы. И неважно, что пока за вас не было отдано ни одного голоса – голосование мы устроим потом, после победы над двумя ужасными диктаторами. Настоящую власть не выпрашивают у плебса на выборах, ее берут силой в ненависти и крови побежденных врагов. Только так, и не иначе, пани Светлана. Когда-то наши предки жили в едином государстве от моря до моря, и мы рассчитываем вернуть это время, отбросив грязных московитов куда-нибудь за Волгу, а может, даже за Урал. Верьте в нашу победу, и мы победим. От этого проявления чувств высокопоставленных панов пани Тихановская прослезилась и ответила: – Я даже не знаю, что вам и сказать, ведь я простая домохозяйка, попавшая в жернова судьбы, а отнюдь не опытный политик, как вы двое. Сюда бы моего мужа, но он, к сожалению, сидит в тюрьме, где ему угрожает смертный приговор по обвинению в организации мятежа. Но, несмотря на это, я приложу все свои слабые силы для достижения нашей общей победы. Лукашенко будет низвергнут, Белоруссия станет свободной, мы победим. При этом никто из них – ни Дуда, ни Науседа, ни Тихановская – не интересовались не то что мнением основной части белорусского народа, который они держали за покорное быдло; им было неважно, чего хотят, на что надеются, чего боятся польский, литовский и другие народы Европы. Самое главное – в конце схватки, хлопая крыльями, взлететь на забор и прокукарекать о неизбежной победе демократии. 20 ноября 1942 года, полдень. Великобритания, Лондон, бункер Правительства, военный кабинет премьер-министра Уинстона Черчилля. Над Лондоном с завыванием дули свирепые ноябрьские ветры, хлестал мелкий ледяной дождь, и на душе у британского премьера было так же мерзко и тоскливо. Покончив все свои дела после победы у Эль-Аламейна, превратившийся в международного авантюриста фельдмаршал Роммель, совершив короткий бросок, победным маршем вступил в Каир. Остатки британских войск торопливо отступили к Суэцу, даже не взорвав за собой мосты через Нил, зато местное население, а вместе с ним египетский король Фарук и египетская армия, восторженно приветствовали итало-германские войска Африканской военной компании. И вместе с войсками Его Величества из Египта бежали югославское и греческое правительства в изгнании, дожидавшиеся возможности вернуться к власти на штыках британских солдат. При этом против англичан в египетском политическом классе объединились даже вчерашние враги: рядом с отставленным в феврале прогерманским экс-премьером Египта Хуссейном Сирри-пашой победителей генерала Монтгомери встречал нынешний глава правительства, условно пробританский Мустафа Наххас-паша. А все потому, что превратившийся в международного авантюриста Роммель, еще находясь в поверженном Эль-Аламейне, заявил египтянам: «Я принес вам свободу». Даже будучи генералом Третьего Рейха, Лис Пустыни считался в Британии кем-то вроде исчадия ада, но превратившись в кондотьера Сталина, он стал для Черчилля сущим наместником Сатаны на земле. И как только британские войска перестали представлять собой угрозу египетскому правительству[18], оно тут же объявило о денонсации англо-египетского договора 1936 года, фиговым листком мнимого союза прикрывавшего факт британской оккупации. С этого момента англичане в Египте стали вне закона, и спасение от ярости толпы они могли найти только в лагере Африканской военной компании, вождь которой заявил, что обеспечит безопасность любому, кто обратится за защитой. Это был удар сапогом ниже пояса, от которого Британская империя испытала такую же боль, как и после утраты Сингапура. Не было никакого сомнения, что жалкие остатки войск, отступившие восточнее Нила, не смогут удержаться ни на рубеже Суэцкого канала, ни за Синайскими песками на границе Палестины. Несомненно, взяв Суэцкий канал, который является целью его операции, Роммель двинется на восток не сразу, а только после того, как получит подкрепление в свои войска добровольцами и техникой, которую пришлют ему новые хозяева. Но он, несомненно, двинется – и тогда на Ближнем Востоке посыплется все. Имелись сведения, что на бывшей британской авиабазе «Сфинкс» западнее Каира уже приземлился самолет с советской дипломатической делегацией, которой предстояло провести переговоры как с египетским правительством, так и с кондотьером двадцатого века. Господин Сталин даже не скрывал, что это именно его усы так непринужденно торчат из-за занавески, а вместе с ним, должно быть, торжествовал посол русских из будущего господин Иванов. Сделав предложение войти в русскую оборонительную зону, от которого нельзя было отказаться, и не дождавшись ответа, эти люди не стали объявлять Британии войну, как было положено в прошлом, а принялись делать ей больно чужими руками, тем более что и подходящий инструмент для этого уже был у них наготове. Прежде большевики, да и их царские предшественники, действовали гораздо грубее и прямолинейнее. Тонкие ходы (как с фельдмаршалом Роммелем), просто не приходили в их головы. Как, наверное, в этот момент благодарили Бога турецкий президент Иненю и его подручные – за то, что отвел от них беду и не дал по британскому наущению напасть на Болгарию. Продвижение русских в Европу это, конечно, немного замедлило бы, но вот бедная Турция наверняка была бы побеждена и сильно урезана в размерах. Ведь большевики теперь имели возможность не принимать во внимание ни британские, ни чьи-нибудь еще интересы. То, что они до сих пор не тронули Турецкую республику, могло означать только то, что они уже добились от нее всего желаемого. Например, право беспрепятственного и бесплатного прохода своих торговых и военных кораблей, запрет на то же самое для военных флотов других стран и сильные военные базы в Босфоре и Дарданеллах. При таких условиях Сталин действительно может оставить турок в покое, обратившись к другим делам – например, к подготовке разгрома Японии, о которой британская разведка пока еще ничего не могла доложить. Или (Черчилль грязно выругался) весной следует ожидать внезапного рывка большевистских полчищ через Канал. Ведь Британия – это тоже такое дело, не доделав которое, дядюшка Джо не пожелает разворачиваться лицом на восток. …Два дня назад, в среду, когда самые страшные события в Египте были уже неизбежны, но еще не произошли, Черчилль на еженедельном королевском ланче получил от своего монарха суровую выволочку. – Вы, Уинстон, своим упрямством ставите под угрозу само существование Великобритании, – сказал король глядя на своего премьер-министра взглядом голодного василиска. – Эль-Аламейн может стать только первым в числе наших стратегических поражений. Утрата Египта вместе с Суэцким каналом неизбежна, на очереди Палестина и буквально пропитанный нефтью Ирак, где нас тоже воспринимают не иначе как детей шайтана. Ну а потом, к весне, если нам будет еще недостаточно больно, очередь может дойти и до Британских островов. Дядюшка Джо – это вам не Гитлер, который все пытался сделать с наскока. Он гораздо серьезней: во-первых, потому, что ему некуда спешить, во-вторых, в силу того, что под его рукой собралась совершенно неприличная мощь, в третьих – из-за тех знаний, которые он получил из-за Врат. – Но, Георг! – воскликнул Черчилль. – Мы не можем сейчас отступить перед русским ультиматумом, ведь это будет означать наше окончательное поражение! – Насколько мне известно, – произнес король, – господин Сталин не собирается устанавливать у нас диктатуру пролетариата и низвергать монархию. Ему будет достаточно гарантий того, что Британские острова в будущем не станут плацдармом для развертывания агрессии против Советского Союза. Там, в другом мире, даже не отступив ни на шаг, наша Великобритания потерпела в этой войне поражение, лишь слегка замаскированное флером общей победы над Гитлером. Понесенные потери и утрата авторитета всего через несколько лет привели к краху прежде могучей Империи, над которой никогда не заходило солнце. На то, что сейчас в другом мире называется Великобританией, невозможно взглянуть без слез, и развитие по этому пути следует предотвращать любой ценой. До недавнего времени наши потери были меньше, чем в другом мире, но сейчас счетчик снова завертелся со страшной скоростью, и виновно в этом именно ваше знаменитое упрямство. Сделав небольшую паузу, чтобы промокнуть губы салфеткой, король подумал и добавил: