– Пришло время признать, что и здесь мы потерпели поражение, принять выдвинутые нам условия почетной капитуляции и заняться минимизацией потерь. Иначе каждый последующий день будет хуже предыдущего, пока могучие удары извне не разрушат нас окончательно. Я своей стране такой судьбы не хочу. Подумайте об этом, Уинстон, пока не поздно. Дальнейший ланч проходил в полном молчании, только под стук вилок и ножей, ибо все слова уже были сказаны, а просто встать и уйти Черчилль не мог. Впрочем, ни выполнять требования короля, ни добровольно подавать в отставку Черчилль не собирался, ведь таким образом он признает не только поражение Великобритании, но и свое собственное. Пусть лучше его снимают через вотум недоверия или королевским указом, ведь в таком случае он уйдет непобежденным, а вся горечь поражения падет на его несчастного преемника – скорее всего, на этого пустоголового лейбориста Климента Эттли. Рецептов, как предотвратить грядущую катастрофу, у него все равно нет, так что пусть все идет так, как идет. 23 ноября 1942 года. Полдень. Турция. Анкара. Площадь Кызылай. Дворец президента Турции «Чанкая». Президент Турецкой республики Исмет Инёню, урожденный Мустафа Исмет-паша Черчилль ошибся в своих предположениях. Выдвижение ультиматума турецкой республике состоялось уже после того, как передовые части Роммеля форсировали Суэцкий канал и начали закрепляться на его противоположном берегу. Египетская операция закончилась, советская делегация в Каире добилась полного успеха, но для Москвы контроль над Суэцким каналом ничего не значил без Черноморских проливов. Для безопасности ближних подступов к СССР вопрос Проливов был одним из первоочередных. К тому же к середине ноября были завершены все дела в Хорватии и Албании, и под рукой командующего Восточно-Средиземноморским направлением генерала Рокоссовского оказалась армия в три миллиона солдат, восемь тысяч танков и САУ (все новых моделей), десять тысяч орудий и минометов крупных калибров и девять тысяч боевых самолетов. Учитывая семисоттысячную советскую группировку на Кавказе и в Иране, этого должно было хватить, чтобы несколько раз вдоль и поперек переехать турецкую армию стальным катком советских танковых дивизий. За год войны с небольшим генералы Сталина научились воевать, а их возможные турецкие оппоненты пребывали в ужасном пессимизме. Еще одна группировка чуть меньшей численности под командованием генерала Жукова концентрировалась на Пиренеях, готовясь прекратить существование одиозных режимов Франко и Салазара, а советская дальняя авиация вела активную воздушную разведку и сбрасывала партизанским отрядам, кое-где еще уцелевшим, грузы на парашютах. Ярость недавно минувшей гражданской войны лишь слегка подернулась пеплом, и десятки тысяч республиканцев, не успевших покинуть страну или выданных обратно буржуазным французским правительством, до сих пор томились в тюрьмах и концлагерях. Вот там все будет без дураков – в любимом жуковском стиле «двести орудий на километр фронта» и «если враг не сдается, то его уничтожают», – а в турецком вопросе, быть может, все еще обойдется миром. Нота советского правительства была образцом сухости и лаконизма, но потрясла турецких деятелей до глубины души. То, что они обсуждали в конце марта как возможную угрозу, через восемь месяцев воплотилось в жуткую реальность. Закончив в общих чертах все свои дела в Европе, уничтожив Третий Рейх Гитлера и незаконнорожденную Итальянскую империю Муссолини, Сталин, наконец, обратил свой взгляд на Турцию, собрав на ее границах просто неприличное количество сил. – Когда-то, – с горечью сказал президент Иненю, – князь древних русов, неистовый Святослав, перед войной сообщал своим будущим противникам: «Иду на вы». Сейчас нам предложено под угрозой уничтожающего удара склонить голову перед большевистским Колоссом и без боя отдать все, что ему нужно. И никто нам не поможет, ибо одни великие державы вовсе исчезли с карты мира, истребив себя в междоусобной войне, другие сильно ослабли и находятся на последнем издыхании, третьи очень далеко, и им не до проблем несчастной Турции. – Да, вы правы, господин президент, – сказал министр иностранных дел Нуман Меменчиоглы, – после разгрома англичан в Египте и утери ими Суэцкого канала у нас исчезла даже призрачная надежда на поддержку со стороны Британской империи. Сейчас у русских достаточно сил, чтобы без особого надрыва по одной решить все свои проблемы в Европе и на Ближнем Востоке, после чего всей мощью обратиться против Японской империи и потребовать оплаты старых счетов со всеми накопившимися за сорок лет процентами. Отдельно надо отметить ту легкость, с которой гитлеровский фельдмаршал Роммель превратился во владельца частной военной компании, обстряпывающей для господина Сталина не самые чистоплотные дела на окраинах цивилизованного мира. Очевидно, в этом есть влияние русских из будущего, научившихся у англосаксов здоровой наглости и неприкрытому цинизму. – Метаморфоза с Роммелем произошла уже после того, как Черчилль получил от русских аналогичное предложение и наотрез от него отказался, – заметил президент Иненю. – Но сейчас меня интересует, почему молчит наш военный министр. Неужели ему нечего сказать нам в такой критический момент? – А о чем тут говорить, господин президент? – сказал фельдмаршал Фавзи Чекмак. – Решения о войне и мире принимают политики, а дело армии – сражаться и умирать на указанных рубежах. Но если вас интересует мое мнение, то в грядущей войне нас не ждет ничего, кроме поражения. Хоть русские из будущего, иначе еще именуемые «марсианами», по большей части покинули наш мир, то их авиация еще здесь, и действует весьма активно. Сейчас их самолеты ведут разведку с недоступных для нас высот, но в случае начала конфликта мы будем иметь ужасающие бомбовые удары на всю глубину нашей территории. Самолеты русских из будущего, скорее всего, не будут атаковать городские кварталы, ибо подобное не в их обычае, а вот промышленность, военные части и административные здания пострадают изрядно. – Господин Сталин, волею Аллаха превратившийся в новое воплощение вселенского падишаха, царя других царей, – мертвенным голосом сказал президент Иненю, – также требует от нас, чтобы турецкое государство признало преступными деяниями геноцид армянского населения и депортацию из своих пределов понтийских греков и выдало бы всех виновных на суд Международного трибунала. Этому человеку до всего есть дело, в том числе и до событий, ярость которых остыла двадцать лет назад. И теперь старые векселя, выписанные на имя Энвер-паши и Кемаль-паши, предъявлены к оплате уже нам, сегодняшним правителям Турции. – В противном случае, – со вздохом добавил Нуман Меменчиоглы, – господина Сталина не поняли бы ни его старые подданные армяне, ни новые подданные – греки. – Кысмет! – вздохнул фельдмаршал Фавзи Чекмак. – Тогда мы все умрем, но не покоримся злой воле, и не выдадим наших людей на суд, потому что они составляют собой золотой фонд турецкой нации. Мы все так или иначе замешаны в то кровавое дело, и нет среди турок человека, который мог бы счесть себя к нему непричастным. – Если мы пойдем путем войны, – сказал президент Иненю, – то в последние дни своей жизни будем стоять по колено в крови уже не армян и греков, а нашего собственного народа. И наши потомки нас не защитят. Там, у себя, в мире будущего, они тоже не равны никому из Великих Держав, а потому пытаются выжить, сохраняя полный нейтралитет и торгуя сразу с двумя враждующими сторонами. Этот ультиматум – их единственная помощь нашей Турции; если бы не их влияние, то на нас напали бы внезапно, предъявив лишь требование безоговорочной капитуляции. – У нас есть сведения, – вкрадчиво произнес Нуман Меменчиоглы, – что подобные предложения о почетной капитуляции без ликвидации государственности, сделанные под влиянием соответствующих стран в будущем, в свое время получили Финляндия и Венгрия. И если финское правительство президента Рюти отвергло предложение господина Сталина, то венгерский диктатор Хорти пошел на предложенные условия. В результате Финляндия было разгромлена, ликвидирована как государство и включена в состав Советской России на правах национально-культурной автономии, и в то же время Венгрия сохранила свою государственность, пусть и в слегка урезанном виде. В Венгрии в результате правят сами венгры, дикая смесь правых консерваторов и местных коммунистов, а в Финляндии свирепствуют большевистские комиссары, напрочь выбивая из местного населения былой националистический дух. Господин президент, скажите, какой путь вы предпочтете для турецкого народа, финский или венгерский, раз уж ультиматум уже предъявлен и часы тикают? Фельдмаршал Фавзи Чекмак раздулся от ярости и покраснел. – Вы предлагаете капитулировать и выдать на расправу наших лучших людей? – рявкнул он. – Тех, что кровь от крови и плоть от плоти нашего народа? – Зачем кого-то выдавать? – елейно произнес министр иностранных дел. – Ведь есть же возможность заволокитить вопрос в комитетах, потерять архивные документы и выдвигать на первые роли людей, которые уже умерли, или тех, чье существование неприятно нам самим. Такие вещи мы, турки, умеем делать так хорошо, что сам шайтан потом не отыщет концов. Конечно, нам придется признать совершенные ошибки – немного больше в отношении армян, немного меньше по части греков. Нашим оправданием должно быть то, что тогда шла жестокая война, и наши предшественники никак не могли терпеть у себя в тылу нелояльное инородное и иноверное население. Нашему ведомству удалось выяснить, что там, в другом мире, где дела у Советского Союза шли гораздо хуже, господин Сталин тоже прибег к практике депортации в отношении собственного немецкого населения, а также дружественных нам крымских татар и вайнахского народа. Тут ничего подобного не было, потому что господин Путин, суровый, как посланец Аллаха, остановил и вразумил большевистского вождя. – Ну хорошо, – сказал, немного остыв, Фавзи-паша, – предположим, вы и правы, тем более что случай с армянами, симпатизирующими Российской империи, существенно отличается от того, что произошло с понтийскими греками, последней отрыжкой павшей пятьсот лет назад Византийской империи. Энвер-паша, будь он неладен, сам напал на российские пределы, польстившись на германские кредиты и желая вернуть Османской империи былые влияние и блеск. Да и репрессии против армян в основном совершали не турки, а грязные курды, которых в этих преступлениях можно будет обвинить в полной мере. Что касается греков, то это совсем другое дело. Они сами пошли войной на молодую Турецкую республику, надеясь оторвать от нее Восточную Фракию и область Смирны. К этому греков побудила их так называемая Великая Идея, повелевающая им захватить все наследство державы Александра Великого. Но благословленный Аллахом Кемаль Ататюрк, да длится память о нем в веках, разбил войска этих безумцев и обратил их планы в прах. Для Турции та война была священной и оборонительной, а ярость нашего народа против тех, кто поднял на него оружие – оправданной. Так и надо говорить на переговорах с господином Сталиным, и только в том случае, если он не будет слушать наших аргументов, понадобится решать вопрос между войной и миром. – Да, уважаемый Фавзи-паша, – кивнул президент Иненю, – так мы и сделаем. Не теряя времени, надо направить в Москву представительную делегацию для переговоров, и возглавит ее наш министр иностранных дел. Венгерский путь для нас гораздо предпочтительнее финского, но умнее всех прочих оказался болгарский царь Борис, сумевший сохранить свой трон, невзирая на нелюбовь большевиков ко всяческим самостийным монархам. Ему даже позволили оставить у себя новые территории, отвоеванные Болгарией в то время, когда та находилась в союзе с Третьим Рейхом. Если мы пойдем на все прочие условия господина Сталина, так, быть может, нам позволят вернуть в состав государства земли с преимущественно турецким населением, по Севрскому и Лозаннскому мирным договорам отошедшими[19] в пользу Франции и Великобритании? Господину Сталину такой подарок новым друзьям не будет стоить ровным счетом ничего, а для Турецкой республики это будет очень выгодное дело. Вы поняли меня, дорогой Нуман-паша? – Да, господин президент, – ответил Нуман Меменчиоглы, – мы приложим все возможные усилия, чтобы отдать поменьше и выторговать за это побольше. Если господин Сталин желает получить искомое без войны и избавить себя от хлопот по нашему погребению и последующему усмирению недружественного населения, то ему следует хотя бы частично пересмотреть в нашу пользу границы, определенные несправедливыми договорами с империалистическими державами. – Я тоже не возражаю против такого решения, – сказал Фавзи Чакмак, – если нам удастся избежать самых скользких мест, и к тому же разжиться новыми территориями, то можно сказать, что лучшего выхода из нынешнего положения нельзя и желать. А в рай к гуриям мы еще успеем, это от нас тоже никуда не денется. – Если удастся договориться на наших условиях, значит, так тому и быть, – сказал Исмет Иненю. – Да будет на то воля Аллаха! 29 июля 2019 года, 11:45. Московская область, государственная дача «Ново-Огарево». Присутствуют: Президент Российской Федерации – Владимир Владимирович Путин Генеральный директор ВОЗ Тедрос Аданом Гебреисус За те две недели, что прошли с момента начала белорусского майдана, обстановка в этой восточноевропейской стране по одним параметрам разрядилась, а по другим, наоборот, осложнилась до крайности. В прошлое ушли вандализм, погромы и ночные бои с ОМОНом, и дворники давно уже привели белорусскую столицу в обычный вид, так что ничего уже не напоминало о былом бесновании. С другой стороны, больше ничего не было слышно о зверствах надзирателей в СИЗО, избиениях и пытках. Пузатая мелочь, взятая под белы руки на основании данных видеонаблюдения, шла как по конвейеру – кто на месяц административного ареста, а кто и на два-три года тюрьмы. И только по поводу арестованных главарей белорусская Фемида никуда не спешила: судить их собирались публично, и лишь после того, как развеется дым и осядет вся пыль. За это время, быть может, ужесточат антиэкстремистское законодательство, и этой публике вместо двадцати лет тюрьмы намажут лоб зеленкой. И в то же время белорусский президент, едва схлынула горячая фаза противостояния, публично разнес некоторых самых ретивых деятелей, откровенно перегнувших палку, и выступил с инициативой либерализации и гуманизации законодательства, а также пересмотра Конституции. И в то же время Белоруссию накрыли две эпидемии: забастовок и новой вирусной инфекции. В первую очередь, забастовала Белорусская Телерадиокомпания – рассадник либерально интеллигенции в ее химически чистом виде. Забастовочное движение также охватило Белорусский металлургический завод, Минский электротехнический завод, Жабинковский сахарный завод и некоторые другие предприятия республики. 20 июля о забастовке объявили рабочие «Беларуськалия» (основного поставщика валюты в республику), потребовав отставки президента Лукашенко, проведения досрочных «честных» выборов и освобождения политзаключенных. О войне на Украине все давно забыли, теперь в ходу были новые методички. Одновременно с этим появились сообщения о формировании общенационального стачечного комитета, а в забастовочный фонд из-за границы рекой потекли доллары и евро. Сказать, что экономика полностью остановилась, было нельзя, и все же ущерб был ощутимым. Председатель «Федерации профсоюзов Беларуси» предостерёг рабочих от участия в забастовках, заявляя, что остановка предприятий будет выгодна конкурентам, а Генеральная прокуратура заявила, что забастовки с политическими требованиями незаконны, но пока никто не обратил на это внимания. В воскресенье 28 июля в Минске бастующие рабочие маршем прошли через весь город и, соединившись у здания Белтелерадиокомпании, устроили там грандиозный митинг. Особую пикантность ситуации придавало то, что рядом, в соседнем здании, располагался психдиспансер дневного пребывания № 2. Мол, правильным курсом идете, товарищи, вам как раз туда. Лечите мозг, иначе будет поздно. Вместе с тем Белоруссию накрыла волна вирусной инфекции. Больницы оказались переполнены, на аппараты искусственной вентиляции легких образовалась очередь, а кривая смертности поползла вверх. Все как в Западной Европе… но не совсем, поскольку власти и не подумали объявлять локдаун – еще чего не хватало. Вместо того президент Лукашенко в своем обращении к народу, которое транслировалось продолжившими работу местными радиокомпаниями, обвинил в наступившем бедствии власти западных стран и мятежную оппозицию. А то и в самом деле странно: в соседних странах – Польше, Литве, Латвии и той же России – ситуация угрожаемая, но никакой эпидемии еще нет, а в Белоруссии полыхнуло вдруг и сразу, ровно через то время, какое потребовалось для завершения инкубационного периода после распространения инфекции в толпе митингующих. И одновременно ко всем, кто был замечен в толпе без масок после объявления карантинного режима, стали приходить извещения о наложенных на них штрафах. Все строго по закону. Ситуация на фронте борьбы за Белоруссию застыла в неустойчивом равновесии. Мятежники твердо вознамерились добиться своего, не мытьем так катанием, но и белорусские власти, найдя прочную опору среди жителей восточных регионов, не намеревались сдаваться. Отступать было некуда, ибо, одержав победу, мятежные змагары уже обещали повесить президента Лукашенко с его присными на фонарях – по-революционному, без суда и следствия. Да и поддержка Москвы, выразившей одобрение стойкости белорусской власти, тоже никуда не делась. Президент Путин на весь мир заявил, что не оставит в беде братский белорусский народ. И вот в этот момент, после объявления о наступлении глобальной пандемии, в Москву прилетает долгожданный парламентер, засланец самых темных западных сил – Генеральный директор Всемирной Организации Здравоохранения Тедрос Аданом Гебреисус. Мол, русские, вам пора объявлять водяное, то есть пандемийное, перемирие, прекращать боевые действия, останавливать свою слишком уж ускорившуюся промышленность, распускать армию и вообще сдаваться, а иначе будет очень плохо. Очевидно, этот визит должен был состояться после установления в Белоруссии истинно демократической власти, дабы зафиксировать победу. Но раз не срослось, то господин Гебреисус примчался с поручением заморозить текущую ситуацию, ибо частичная мобилизация в России завершилась, маршевые пополнения на полигонах формируются, и в скором времени со стороны Москвы следует ждать встречных военно-технических шагов на обострение конфликта. – Господин президент, – при встрече заявил Путину заморский гость, – вы, наверное, уже знаете, что возглавляемая мною организация объявила на планете Земля состояние всеобщей пандемии. Болеют все. Скажите, вы не думали о том, чтобы в качестве жеста доброй воли объявить на это время состояние перемирия в вашей войне против Украины? От такой наглости заморского вояжера Владимир Путин чуть не поперхнулся. Хотя чему тут удивляться? Это родился и вырос господин Гебреисус в Эфиопии во времена правления просоветского диктатора Менгисту Хайле Мариам, а вот высшее образование этот персонаж заканчивал уже в землях просвещенных мореплавателей. Сначала он получил диплом магистра по специальности «иммунология инфекционных заболеваний» в Школе гигиены и тропической медицины при Лондонском университете, а потом обучался по специальности «общественное здравоохранение» в Ноттингемском университете, что принесло ему степень доктора философии. В ином случае, учись этот человек, например, в России, его бы и на пушечный выстрел не подпустили к креслу генерального зиц-председателя Всемирной Организации Здравоохранения – и не потому, что русское образование плохое, а потому, что кандидат не прошел британскую дрессуру по части подчинения и повиновения. Ответственное это дело – править классификатор болезней и в нужный момент объявлять эпидемии и пандемии. – А мы, собственно, с Украиной не воюем, – ответил президент Путин после секундной паузы. – Мы ее защищаем от своры воров и проходимцев, обсевших эту несчастную страну, будто мухи ком слоновьего помета. Даже та Украина, что существовала до февраля четырнадцатого года, была, с нашей точки зрения, не совсем законна, ибо наследовала петлюровской украинской республике, с которой наша страна воевала до полного ее уничтожения. И уж тем более незаконной оказалась та Украина, которая образовалась после вооруженного мятежа, инспирированного из-за границы. – Но вы же ее признали! – воскликнул гость в ужасной досаде. – Сначала признали, – пожал плечами Путин, – а потом поняли, что обознались и отозвали признание. Ошиблись, с кем не бывает. Сейчас мы признаем другую, федеративную Украину – прямую наследницу былой Украинской Советской Республики, которая по всем экономическим параметрам, территории, демографии и прочему была сопоставима с такой европейской страной, как Франция. А что там творилось перед началом нашей операции – тьфу! Руина, тлен и пепел – можно сказать, европейское Сомали. В наших новых регионах после тридцати лет украинского хозяйничанья сплошная разруха, разбитые дороги, коммуникации изношены и держатся на честном слове. Понадобится несколько лет и огромные финансовые вливания, чтобы привести эти территории в образцовый порядок. – Вот-вот, – сказал гость, напряженно выпрямившись, – вы пользуетесь тем, что эта ваша Федеральная Украина не может вам возразить, ампутируете у нее регионы и приживляете их к себе! – Мы следуем воле местного народа, у которого сто лет не было никакого выбора, – твердо возразил Путин. – Если люди чувствуют себя русскими, то они должны жить в России. Мы лишь следуем высказанной ими воле, и не более того. Проведенные референдумы все расставили по своим местам, вернув в Россию исконные русские земли. Там, где люди чувствуют себя украинцами – там будет Украина, которую мы сначала денацифицируем, а потом предоставим людям такую же возможность решить, в какой стране они хотят жить: России, дружественной нам Украине или… в Польше. – Но как же быть с принципом территориальной целостности государств, который вы таким образом нарушаете? – возопил господин Гебреисус. – А как быть с правом наций на самоопределение? – вопросом на вопрос ответил Путин. – К тому же территориальную целостность мы можем рассмотреть в масштабах государств-предшественников: Советского Союза и Российской империи. И вот тогда не поздоровится многим и многим. Только мы совсем не агрессивные, и если государство нам дружественное, а права русских в нем не ущемляются, то и мы не подумаем предпринимать против него каких-либо враждебных действий. Напротив, такие государства, а также мир и покой их граждан, находятся под нашей неустанной защитой. Как, например, республика Беларусь. Кто обидит наших братьев, тот трех дней не проживет. – В Белоруссии эпидемия, – сказал Генеральный директор ВОЗ, – а вы даже не закрыли с ней границу! – Мы ограничили перемещения разных праздношатающихся лиц, – возразил российский президент, – но сохранили передвижение товаров, деловые и межгосударственные контакты. Не можем же мы оставить наших друзей без поддержки – это было бы неправильно. – Так, значит, вы не собираетесь вводить у себя такой же жесткий карантин, как Франция, Германия, Бельгия и другие страны Западной Европы, закрывать на ключ заводы и фабрики, а также останавливать боевые действия? – спросил эмиссар заокеанских сил. – Нет, не собираемся, – подтвердил президент Путин, – и даже, более того, мы планируем наращивать нашу активность. Мистер Пенс объявил нам войну, и мы будем действовать исключительно в рамках военной необходимости – разумеется, при соблюдении всех противоэпидемических мер. А-ля гер ком а-ля гер (на войне как на войне), как говорят в той же Франции, которую вы не так давно упомянули. – Тогда мы предпримем против вас меры! – воскликнул Генеральный директор ВОЗ. – Мы исключим вас из нашей организации. Вы – возмутители всеобщего спокойствия и нарушители мирового порядка. А так нельзя! Есть правила, и их необходимо соблюдать всем! – Нас это ни в коей мере не волнует, – пожал плечами президент России. – Если хотите исключить нас из своей шарашкиной конторы, то нас это не пугает. – Но как же так? – вопросил гость, недоуменно моргая. – Все страны должны быть членами нашей организации, иначе они не смогут поддерживать у себя правильное здравоохранение… – А вот так, – ответил президент Путин, доставая из ящика стола толстую папку. – Вот, почитайте на досуге. Это отчеты наших людей, которые на Украине потрошили американские секретные биолаборатории и связанные с ними медицинские и биологические институты. Тут только выжимки; для полного пакета документов потребовалась бы пара грузовиков. Своим визитом вы смогли доказать только то, что ваша организация со временем стала очень мало внимания обращать непосредственно на здравоохранение, и очень много – на политику, превратившись в инструмент, способствующий мировому доминированию Соединенных Штатов Америки. Мы все знаем, а кто предупрежден, тот вооружен – так, кажется, говорили старики-римляне? Передайте это своим хозяевам. Всего вам наилучшего, господин Гебреисус. Разговор окончен! Когда гость вышел, прижимая к груди тяжеленную папку, российский президент подумал, что в прежние времена какой-нибудь Иван Васильевич Грозный после такого разговора вызвал бы охрану и повелел, чтобы гостя отвели на конюшню и отсыпали плетей на дорожку. Не потому, что эфиоп, а потому что нахал, посмевший явиться с подобным поручением к Самодержцу Всероссийскому. Но сейчас другие времена – возможно, к счастью, а возможно, и нет… 28 ноября 1942 года, 15:45. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего. Присутствуют: Верховный главнокомандующий, нарком обороны и генеральный секретарь ЦК ВКП(б) Иосиф Виссарионович Сталин Нарком иностранных дел Вячеслав Михайлович Молотов Министр иностранных дел Турецкой Республики Нуман Меменчиоглы Посол РФ в СССР – Сергей Борисович Иванов Турецкий министр иностранных дел вместе с делегацией примчался в Москву со всей возможной скоростью, хотя погода в конце ноября над Черным морем не вполне располагала к полетам. Во времена Византийской империи в это время года ни один капитан морского корабля не рисковал покинуть гавань, ибо такой шаг означал верную гибель. Но обошлось: перелет на самолете Си-47 по маршруту Анкара-Сарабуз(Симферополь) – Москва прошел без трагических происшествий. В советской столице посланца президента Иненю тоже не стали мурыжить в приемной – и вот он уже в Кремле, в главном кабинете, откуда владыка половины мира приводит в движение лязгающие при каждом обороте шестеренки большой политики. Правда, был еще Овальный кабинет в Белом доме, что в городе Вашингтон, но это так далеко, что почти неправда. К тому же мистеру Рузвельту сейчас было совсем не до дел в Старом Свете – ему хватало и проблем на Тихом океане с Японией, точнее, с ее флотом. Совсем недавно, после нескольких месяцев тяжелых налетов дальних бомбардировщиков, взлетающих с авиабаз на захваченных в мае Японией островах Мидуэй, пал американский штат Гавайи. После утраты Филиппин это был второй тяжелый удар, приведший Америку в состояние траура. После потерь начального периода войны до того момента, когда Соединенные Штаты Америки, используя свою непревзойденную промышленную мощь, получат перевес над Объединенным флотом Японской империи, оставалось еще около года. Это знали и хозяин кремлевского кабинета, и его гость, а потому американская тема в их разговоре будет вынесена за скобки. В кабинете Сталина, помимо советского вождя, турецкого министра иностранных дел ожидали его советский коллега товарищ Молотов и посол русских из будущего господин Иванов. И более никого – за исключением бесстрастного, как сфинкс, переводчика с немецкого, хранителя чужих тайн. Окинув взглядом присутствующих, турецкий министр, не меняя выражения лица, сказал на языке германских франков: – Я рад приветствовать величайшего властителя нашего времени, рядом с именем которого достойно ставить только имена султана Мехмеда эль-Фаттиха (Завоевателя), сокрушившего остатки Византии и Искандера Двурогого, низвергнувшего в прах империю нечистых персов-огнепоклонников. Выслушав перевод, Верховный хмыкнул в усы и ответил: – Не очень-то лестное сравнение, дорогой Нуман-Паша. Империя Александра Македонского распалась сразу после его смерти, а Османская империя пришла в упадок за вдвое меньший срок, чем упомянутая вами Византия. Быть может, низвержение чужих царств – это не самое главное дело в ремесле правителя, гораздо важнее уберечь от деградации собственную державу. Не мы напали на Германию, Финляндию, Венгрию, Италию и Румынию – это их армии пришли на советские земли с завоевательным походом, и были разбиты вдребезги. Мы не хотели этой войны и делали все возможное, чтобы ее избежать, но раз уж она началась помимо нашей воли, у нас не было другого варианта, кроме решительной победы над объединенными европейскими армиями. А сейчас мы делаем все возможное, чтобы к нам больше никто и никогда не смог прийти с войной. Все, что хочет наше правительство, это мир и процветание для Советского Союза и других стран. Тот, кто не понимает этих наших устремлений, как не понимал их господин Гитлер и его прихвостни, должен готовиться к войне на свое полное уничтожение.