– Прекрасно выглядишь, – сказала Соня, целуя Любашу в щечку. – И ты, – ответила та, окидывая ее пытливым, оценивающим взглядом. Любаша всегда находилась в поиске новых приключений. Событий у нее в жизни было столько, что хватило бы на театральную постановку. Но она, как женщина скромная, довольствовалась лишь устройством личной жизни всех окружающих, впрочем, без большого успеха. С Соней они были знакомы давно – еще с тех времен, когда вместе ходили на курсы иврита, и до сих пор периодически поддерживали связь. – Проходи в зал, – пригласила Любаша. – Я сейчас. Соня зашла внутрь и села на первое попавшееся место. Ажиотажа не наблюдалось, зал был заполнен едва ли на треть, и она снова подумала, что не стоило сюда приходить. Стало даже немного стыдно за то, что советский кинематограф не вызывает интереса у местных зрителей. Тем временем к ней подсела Любаша и принялась тараторить: – Ты слышала, Женька приезжает! – Кто? – Соня не сразу поняла, о чем речь. – Ну, Женька, Кисин. – Кто? – Соня явно тупила. – Великий музыкант, пианист, мировая знаменитость? – Ну, для кого знаменитость, а для кого – близкий друг, – загадочно улыбнулась Любаша. Ну вот, началось. Если бы напротив сидел любой другой человек, Соня бы не поверила ни одному слову, но Любаша врала так самозабвенно и увлеченно, при этом так наивно верила в собственные фантазии, что Соня невольно начинала верить вместе с ней. – Ты знаешь, в прошлый раз он приезжал, и я была на концерте, сидела в первом ряду… У меня же связи, ты знаешь. Мне знакомые сделали хорошее место. Я тебе рассказывала про своих знакомых? Соня попыталась напрячь память. Во время их редких встреч Любаша каждый раз говорила о каких-то полумифических, полулегендарных влиятельных знакомых. Конечно, за полгода Соня о них начисто забывала, поэтому Любаша могла совершенно безнаказанно плести свою ахинею, которая в ее исполнении звучала забавно и даже захватывающе. – Так вот, он меня увидел в первом ряду и прямо потерял дар речи. Потом говорит: можно с вами познакомиться? – Как же он говорит, если потерял дар речи? – Ну это я фигурально выражаюсь. В общем, он совершенно от меня без ума. В принципе, в это можно поверить. Любаша – дама яркая, харизматичная и энергичная. Мысль о том, что она может стать предметом мужских грёз, не лишена смысла. – Потом звонил, конечно, умолял, – продолжала свою замысловатую историю Любаша. – Но я его близко не подпускала. Говорю: извини, ты не в моем вкусе. – Так прямо и сказала? – Конечно. Ты меня знаешь, я человек честный и прямой. «Ага, особенно честный. Ну а с другой стороны, ну почему бы и нет? Ну а вдруг она действительно каким-то фантастическим образом познакомилась со знаменитым пианистом? Это, конечно, маловероятно, но ведь возможно? Ведь бывают такие случаи, когда простая, обычная девушка – и вдруг…» Вдруг Соня, разглядывавшая вновь прибывающих в слабо заполняемый зал зрителей, увидела силуэт, от которого в груди все сжалось и замерло, а по спине прошелся холодок. Столько лет прошло, но она была уверена, что не ошиблась. Тщательно смазанные гелем волосы, прикрывающие лысину; тонкие очки без оправы на мясистом носу; дорогой шелковый платок с вышитым красной нитью цветком; порочный взгляд… Ничто не могло изменить человека, которого она когда-то любила! Ей не нужно было иных доказательств, чтобы понять, почувствовать, ощутить того, кто прошел мимо, не оглядываясь, и уселся на одном из задних рядов. Вслед за ним засеменила женщина и примостилась рядом. Соня проводила их долгим взглядом и на несколько мгновений задержала дыхание в оцепенении. – А вот и он! – взвизгнула Любаша, вскочила со своего места и, тут же забыв и про Соню, и про свой захватывающий рассказ, бросилась к виновнику торжества, по дороге отряхивая юбку и кокетливо поправляя нелепый бант на голове. И Соня узнала его. Лилечка Любовь свалилась на бедную Лилечкину голову внезапно, как всегда бывает, когда что-то падает на голову. Она неожиданно обнаружила себя рядом с Владом и поняла, что это – навсегда. Это был мужчина ее мечты, идеальный и совершенный, тот, о котором она грезила. У него были волосатые руки, крупный нос, кривые ноги и задумчивый взгляд с легкой косинкой, которая приводила Лилечку в восторг. Еще он славился остроумием, умением хорошо и с удовольствием выпить, долго жать руки потными ладонями, громко смеяться и покорять своим обаянием. Лилечка влюбилась в него сразу же. Происходил он из хорошей семьи, тесно спаянной родственной привязанностью, все члены которой отличались крепкими нервами и необычайной разговорчивостью. Человеком был серьезным. Рассуждал по-мужски, очень здраво – по крайней мере, по мнению Лилечки. Думал о будущей совместной жизни, обещал детей и ждал внуков. Занимался самыми разными вещами – работал то разносчиком в магазине, то официантом, то импресарио знаменитой певицы, то пел сам, то открывал бизнес. На первом же свидании он объяснил Лилечке, что его работы – всего лишь прикрытие, а на самом деле он космонавт, готовился к полету на Луну, но два года назад приехал к родителям в Израиль, потерял деньги и с тех пор копит на билет. Лилечка растрогалась, тут же предложила посильную помощь – как не предложить, в таком-то деле! Он долго отказывался, но в конце концов согласился. Скоро она поняла, что любит его сильно, замуж хочет крепко и жить без него не сможет ни в коем случае. – Доченька! – ужаснулась Наталья и сделала лицо, как в бразильских сериалах. – Ты уверена, что хочешь замуж? – Абсолютно! – счастливо кивнула Лилечка. – Может быть, ты торопишься? Ты такая молодая, может, подождешь еще? – робко спросила она. – О чем ты говоришь? – возмутилась Лилечка. – Я люблю его. – Но у него нет ни работы, ни квартиры. Как вы будете жить? – Какая же ты примитивная, мама! – «Ну глупый человек, что с нее взять…» – Когда такая любовь, как у нас, разве можно смешивать ее с грязью и бытом? Наталья, как обычно, заняла позицию ничегонеделания и ничегонезамечания. Даже безумная любовь к дочери не могла пересилить ее страхи. Скоро сыграли свадьбу, отплясали от души, познакомились с родней, и молодые переселились в квартиру, снятую родителями невесты. Лилечка была счастлива безгранично – лихо зажигала с пылким мужем, варила ему макароны, таскалась по дискотекам и даже мыла посуду. Ее возбуждение объяснялось просто: Лилечка была беременна. Наталья С уходом Лилечки в доме образовалась пустота – такая же, как и много лет назад, еще до ее рождения. Тогда казалось, что появление ребенка наполнит жизнь смыслом и сгладит отчуждение, возникшее между супругами. Но оно лишь увеличивалось, разрасталось, приобретало новые формы, становилось более скрытым, завуалированным, уходило вглубь. Выработалась привычка, которая, как шляпка, прикрывала их совместное одиночество; появилось спокойствие, липкое и расслабляющее, в тени которого можно было забыть о душевных неприятностях; к тому же началось старение, бегство от которого заставляло идти на все новые ухищрения, отвлекающие от лишних раздумий. Один раз решив, что ничего не хочет знать, Наталья никогда не задавала лишних вопросов, не подвергала сомнению свое безусловное семейное счастье, ни на йоту не отходила от своих правил и выработанной линии придуманной жизни, которой, в сущности, не было. Но Лилечкин уход сделал эту иллюзию невозможной. Она перестала существовать. Вдруг оказалось, что в ее мире нет ни одного факта, ничего однозначного, решенного и абсолютно понятного. Ничего, что давало бы ей ощущение стабильности, что удерживало бы от падения в бездну душевной болезни. Оказалось, что ее существование шатко, хрупко, невесомо и никак не предсказуемо. Но самое главное – Наталья неожиданно поняла, что она заменима. Если собственная дочь с такой легкостью оставила ее, то что уж говорить о муже? И это было самое обидное. Чтобы как-то скрыть расширяющуюся пропасть между ними, Наталья занималась самыми разными делами, мелкими и ненужными – покупала и сушила цветы, потом составляла из них икебаны; ковырялась в старых вещах, что-то перешивала, что-то выбрасывала; таскала Лилечке домашние супы и выпечку, отчего та стыдилась и выталкивала ее из дома… С уходом Лилечки все ее внутренние демоны, закармливаемые долгие годы, полезли наружу и ощерили свои пасти в грязной ухмылке. Находиться вдвоем с Леонидом им стало невыносимо. Глупые, ненужные разговоры раздражали, молчание тяготило, бессмысленные движения выводили из себя, а чувствовать присутствие другого было неловко. Они существовали в параллельных вселенных, и больше ничто их не связывало. Она впервые задумалась о муже как об отдельном человеке. И если раньше все воспринималось как данность, то теперь она вдруг почувствовала, насколько тяжело принять человека с его прошлым, с его мыслями, чувствами, переживаниями… Привыкнув к нему, она забыла о том, что Леонид – другой человек, со своим внутренним миром, своими переживаниями, воспоминаниями, картинками, навсегда врезавшимися в память; со своей туманной массой души, которая тоже искажается, затягивается, вновь разрывается, и белизна поглощает ее… Он всегда был частью ее, и вдруг нужно было принимать его заново, как другого. Но самое главное, что случилось с уходом Лилечки, – стало ясно, что застоявшаяся, как болото, семейная жизнь тягостна обоим. Леонид понял, что его раздражает созданный женой уют, быт, уклад… А еще – что он не любит ее голос, запах, тепло ее тела. Он нередко ловил себя на том, что ему неприятно чувствовать ее около себя, даже на стул не садился, если на нем только что сидела она. Нагретое ее телом сиденье вызывало у него чувство брезгливости, а от запаха ее волос, который впитывали наволочки и простыни, ему становилось тошно. Она не могла не раздражать. Вроде и не делала ничего особенного, но каждое движение выдавало ее страхи, каждый взгляд молил о пощаде. И в тот момент, когда казалось, что он все понял, все испробовал и все прочувствовал, появилась в его жизни Соня. Лилечка «И это все?» – недоумевала новобрачная через полгода после свадьбы, когда с Владом стало скучно, потому что он лежал на диване и требовал обслуживания. Тем временем на кухне громоздилась гора посуды, нестираное белье напоминало о себе терпким запахом, и надо было думать о том, что приготовить на завтра, а денег на ту еду, к которой она привыкла, не было. Муж без умолку болтал о каких-то ненужных глупостях, рассказывал анекдоты, заезженные, как старый фартук под горячим утюгом, и постоянно норовил пристать… И каждый день это дурацкое сидение перед телевизором или распитие пива с идиотскими друзьями, которые гогочут, сами не зная почему, а ей после них убирать… Каждое утро приходится просыпаться под храп мужа и слушать урчание у него в животе, а потом он лезет целоваться вонючим ртом. Ей казалось, что все будет по-другому… И уж точно она совершенно не ожидала, что это все будет повторяться каждый день, без всяких изменений. Смириться с такой жизненной несправедливостью было совершенно невозможно. Лилечка носилась по квартире неприбранная, в грязном халате, часто присаживаясь то на кресло, то на диван, то на кровать, и каждый раз, почувствовав под собой мягкую поверхность, принималась рыдать. Иногда она выла в голос, иногда плакала в подушку, иногда слезы заканчивались, лицо искажалось в рыдающей гримасе, и она просто тихо страдала. Влад оказался на редкость невосприимчивым к ее мучениям. Большую часть дня он спал. Совсем немного времени посвящал поискам работы и размышлениям о славном прошлом. Долго ел, много курил, смотрел телевизор и балагурил с друзьями. Лилечке семейная жизнь определенно не нравилась. А новое маленькое существо внутри ее росло, крепло и настойчиво, зримо напоминало о себе. Лилечка порой ненавидела его за боль и тяжесть, которую оно несло, за неудобство и ненужность… И чувствовала себя очень несчастной. * * * В положенный срок родила она дочку и назвала ее Амандой. Наталья хотела было высказать что-то по поводу странного имени, но передумала. Девочка росла нервной и капризной, часто плакала и болела, за что ее и обожали. Счастливая Наталья шила ей платья и вязала носки; счастливый Леонид ползал вместе с ней по полу и заглядывал в глаза, но Лилечка, озабоченная сложившейся у нее семейной ситуацией, постоянно огрызалась и стала совершенно невыносимой. Вскоре она сообщила, что разругалась с Владом навсегда. Он любил порассуждать о своих талантах, о невозможности для него, человека тонкой душевной организации, противостоять волкам от космонавтики, а также всех других существующих профессий. Мечтал он о том, как выиграет в лотерею, и все обещал, что уж тогда-то они заживут как полагается, с миллионами. Но не только миллионов не было: Лилечка вполне ощутимо нуждалась. Все чаще приходила она заплаканная и обещала повеситься, чем доводила родителей до истерики. Разрыв зрел и креп, как зуб, пробивающийся сквозь десну, и прорвался наконец наружу, словно острый, хищный клык. Лилечка смертельно обиделась на мужа после истории с Никусей, которую она ненавидела. Никуся была девушкой не очень привлекательной – безобразно худой, настолько, что кости вылезали в самых неожиданных местах, как чудовища в комнате страха, с тонкими синими губками и цепкими ручками. Зато она была мила, общительна и даже неповторима в своей некрасивости. Влад позволил себе в присутствии жены подло намекать Никусе на то, что неплохо им было бы провести вместе время, даже шепнул ей что-то на ухо и взял за руку. Лилечка такого позора и издевательства выдержать не могла. Она порывисто и гордо вскочила и убежала в неизвестном направлении. Влад долго и безнадежно пытался вернуть доверие жены, но она была неприступна, на все уговоры отвечала упорным молчанием и, по правде говоря, очень обрадовалась поводу избавиться от обрушившихся на нее бытовых дрязг. Развод с Владом был оформлен скоро, и он исчез, оставив после себя стыдливые воспоминания о совместном счастье, ненависть к семейной жизни и маленькую Аманду. – И на фига мне косой муж нужен? – заключила Лилечка и успокоилась. Ребенка она оставила на попечение родителей, аргументировав тем, что ей «еще надо устраивать жизнь». С одной стороны, Наталья не планировала на старости лет вдруг получить на свое попечение младенца – у нее как-никак была своя жизнь! Может быть, не такая насыщенная и интересная, как у некоторых, но все же своя. С другой стороны, маленькая Аманда, как и когда-то Лилечка, в какой-то мере восстановила их отношения с Леонидом. Ведь теперь их связывало не одно, а целых два поколения! И значит, рассуждала Наталья, теперь он тем более не посмеет оставить ее. Ведь ему придется нести ответственность за новую женщину в его жизни. Для него, впрочем, это было абсолютно естественное и привычное состояние.