– Дай рублик, – протянула руку цыганка, как будто рентгеном прощупывая беззащитную Наталью. – Всю правду скажу. Наталья, совершенно ошарашенная, послушно вытащила из кармана рубль. Он тут же утонул в цыганском тряпье. – Вот умница! – похвалила гадалка. – Теперь гляди сюда. Она выудила из своей обширной юбки маленькое зеркальце с трещинами по краям, сунула под нос Наталье. – Гляди, гляди, – приговаривала цыганка. – Там вся правда. Девочка невольно подняла взгляд и увидела себя – поникшую, запуганную, растерянную, со слезами, застывшими в глазах, с потной от жары шеей и слипшимся на лбу волосами. А потом она увидела себя другую – сильно постаревшую, морщинистую, беззубую, пожухлую. Она увидела себя – и ей стало страшно. Не из-за цыганок, а из-за того, что выглядела такой слабой и жалкой. Она зажмурилась крепко-крепко, чтобы прогнать это ужасное зрелище, а когда открыла глаза, ни цыганок, ни денег уже не было. Леонид Уйти просто, без объяснений, как хотелось бы, было совершенно невозможно. Однажды – это было уже давно – Леонид все-таки решился уйти из семьи. Правда, Наталья об этом так и не догадалась. Тогда его захватил потрясающий роман с итальянской красавицей-певицей, работавшей в Израиле по контракту. Она была великолепна: лихо водила автомобиль, мило, с очаровательным акцентом пела русские романсы, подводила глаза черной краской, отчего становилась похожей на узбечку, прекрасно и артистично танцевала и умопомрачительно целовалась. Была невозможно красива, легка и весела. Леонид увлекся настолько, что, наврав жене про затянувшиеся съемки, переехал к темпераментной, ненасытной итальянке. Когда он появился с чемоданом в ее прелестной маленькой квартирке с балкончиком, она очень обрадовалась. Неделю провели они, слившись в едином порыве, а однажды вечером, вернувшись в новый дом, Леонид не нашел возлюбленной. Долго сидел на кухне, скучая, мучаясь, ревнуя и ожидая молодую любовницу. Он с отвращением пил черный кофе, заедая тухлыми бутербродами, много курил и представлял себе ужасные сцены ее измены. В этот момент душераздирающих мучений позвонил старый знакомый, коллега по цеху, известный ходок и убийственный обаяшка. – Что делаешь? – спросил он. – Сижу пью кофе. – Один? – Один. – И ради этого стоило уходить из семьи? Леонид подумал-подумал, собрал вещички и вернулся. …С Соней было по-другому – так, словно ничего не изменилось, просто застыло во времени, а сейчас, с ее появлением, опять загорелось, как огонь в печи. Как будто он долго не знал и вдруг понял, что все может быть по-другому – можно опять почувствовать себя молодым и энергичным; ощутить, что все еще полон сил и желаний… И поверить что впереди – долгая, полная чувственности и эмоций жизнь. Поэтому он мучился, искал выход, пытался подготовить жену и готовился сам. Но как это сделать? Он не представлял. И в то же время была Соня. Почему-то он четко разделял эти две жизни: одна – дом, где было вкусно, спокойно и привычно, а другая – праздник, где было шумно, красиво и непредсказуемо. И та, и другая были необходимы. В одной он черпал энергию, в другой искал отдохновения. Это было так естественно, что он искренне не понимал: зачем что-то менять? Зачем портить то, от чего всем делается хорошо? Соня ждала, когда же он совершит последний, решающий шаг. В ее квартире давно уже поселились его зубная щетка и бритвенный станок, пара брюк и с десяток рубашек. Правда, она не содержала их в таком образцовом порядке, как Наталья, – ну, так она и не нанималась! Она женщина-праздник, женщина-счастье, а не уборщица, прачка и кухарка в одном флаконе. Но решающего шага все никак не происходило. Казалось, Леонида устраивала эта двойная жизнь. Кроме того, с появлением внучки он, как хороший семьянин, больше времени проводил дома. – Почему ты ее не бросишь? – спросила она однажды. – Потому что я не подлец, Сонечка. – Значит, спать со мной, жить со мной, врать, извиваться – это ты не подлец. А честно сказать обо всем жене, отпустить ее, в конце концов, – это ты подлец. – Да. – Тогда ты не подлец, Леня. Ты бессовестный мудак. Леонид бросил на нее гневный взгляд, но ничего не ответил. – Я только одного понять не могу, – не унималась она. – Но ты посмотри на меня и на нее. Я красивая, молодая, здоровая. Я самостоятельная успешная женщина, которая всего добилась сама. Неужели тебе ближе вот это… это убожество? – Последние слова она сказала, срываясь на рыдания. Леонид посмотрел на нее долгим задумчивым взглядом. – А мне для семьи не нужна успешная самостоятельная женщина. Для семьи нужна удобная женщина. Понятная. Предсказуемая. Женщина, которой не нужно соответствовать. Да и вообще, хватит болтать. Нам что, больше нечего обсудить, кроме как мою жену? Забудь о ней. Соню это совершенно не устраивало. И после длительных раздумий она решилась на то, о чем раньше и подумать боялась. * * * Вместе с верной Беллочкой Наталья отправилась к гадалке. Они долго блуждали среди старых развалин с кривыми заборами и давно облупившейся краской на фасадах, с высохшими цветами в расколотых вазонах, с бельем на балконах, которое, даже выстиранное, выглядело грязным и поношенным. Наконец отыскали нужный дом и вошли в подъезд, где пахло кошками, а на стенах были развешаны старые постеры, вытертые от дряхлости вышивки, пыльные картины с высушенными цветами, приклеенными криво и нелепо. Дверь не была заперта. Женщины вошли, и жалкая эклектика, что они увидели еще при входе в квартиру, внутри превратилась в настоящий хаос. Здесь были разбросаны книги, обрывки журналов, куски штукатурки, тряпки, остатки засохшей пищи, банки из-под чипсов… Пахло горячим воском, сигаретным дымом и кошачьими консервами. Тут же шныряли бесчисленные кошки, оставляя за собой шлейф из шерсти и ароматы давно не чищенного туалета. Гадалка, представившаяся Майей, сидела за большим деревянным столом в окружении этого невыразимого бардака. Выглядела она под стать своему жилищу: с копной взлохмаченных, давно не крашенных рыжеватых волос, с одутловатым опухшим лицом и маленькими сверлящими глазками. В зубах она держала сигарету. – Садись, – велела она Наталье. Та покорно села, а Беллочка осталась стоять в стороне. – Знаю, – сказала она, когда Наталья попыталась открыть рот. – Муж гуляет. Та так и осталась сидеть с раскрытым ртом, пораженная таким внезапным откровением. – А че ты удивляешься? – усмехнулась гадалка. – Думаешь, ты одна такая? Так ко мне с другими вопросами не приходят. Или «когда я выйду замуж», или «как мне вернуть мужа». Все бабы одинаковые. – Да, – промямлила Наталья. – И мужики тоже, – веско сообщила гадалка. – Да, – снова согласилась Наталья. – Ну, давай погадаем? – Если можно. – Можно, почему ж нельзя. Майя разложила карты, приказала Наталье вытащить по одной – начальную и конечную. Затем надолго задумалась. Одной рукой она подносила сигарету к губам, другой копошилась в своей грязной голове. Размышления длились долго, пока наконец она не подняла взгляд на нее и не сказала внушительно: – Гуляет. Ясно вижу. – Ага. – Любовь у него. – Ага. – Но ты не отчаивайся. Это все потому, что на тебе проклятие. Вот, видишь? Она неопределенно ткнула пальцем в карты, и было совершенно неясно, какая же из них свидетельствует о страшном проклятии. Беллочка с Натальей тут же оживились. – Сглаз, – заявила гадалка и откинулась на стул, продолжая изучать обеих маленькими внимательными глазками. – И что же делать? – спросила Наталья. – Понятно, что. Чиститься. – Это как? – Для начала надо дом почистить. Судя по состоянию квартиры самой ведуньи, свой дом она чистила нечасто. – А как? – Много способов есть, – деловито начала объяснять Майя. – Святая вода, соль, воск. – А можно все сразу? – встряла в разговор Беллочка. – Чтобы надежно и навсегда? – Можно, – кивнула гадалка, – но это дороже. – Мы готовы, – сказала Наталья. Хотя было не очень понятно, кто это «мы» – Беллочка за возвращение чужого блудного мужа платить явно не собиралась.