– Я хочу жить как все. Я хочу, чтобы ты каждый день приходил домой. Мы бы вместе смотрели телевизор и пили чай, а по выходным ездили на природу. Как все! – Что ты знаешь о том, что происходит за закрытыми дверями? Никто не знает, какие трагедии разворачиваются там, где их никто не видит. Она гладила его голову, как мать, утешающая плачущего ребенка. Оба молчали. Где-то в соседнем окне звучала музыка. Размеренная мелодия убаюкивала. Наступило утро. – Я люблю тебя, – сказал он. – Наконец-то я заслужила, чтобы ты меня полюбил… – усмехнулась она. Зазвонил телефон. Они не пошевелились. Телефон зазвонил снова, настойчиво. – Ответь, – попросила она. Леонид сердито встал. – Кому это срочно понадобилось звонить в такое время? Алло? – выдохнул он раздраженно. – Папа, – прозвенел детский голосок, – я тебя очень жду. Он посмотрел на изуродованные часы, на выдернутый язык колокола… Еще мгновение – и он почувствовал, как в глазах помутилось, голова закружилась, в груди все сжалось, и он рухнул на пол, увлекая за собой стеклянный журнальный столик, который с грохотом разлетелся на мелкие осколки. Наталья Рано утром, пока еще не стало жарко, Наталья и Леонид собираются на прогулку. Она тщательно готовит его к выходу: одевает в удобный спортивный костюм, который не жалко запачкать, бережно сажает в новое широкое кресло, покрывает ноги легким одеялом, чтобы не болтались и не мешали во время прогулки. Они спускаются в роскошный холл. Наталья провозит мужа мимо стойки, за которой сидит, съежившись, консьерж Толик. Она проходит мимо, не здороваясь и даже не поворачивая головы, а он провожает эту пару долгим печальным взглядом. Каждое утро они занимают одну и ту же лавочку в скверике, окруженном огромными новыми многоэтажками. В это время матери и няньки выгуливают детей, которые резвятся на площадке или спят в своих колясках, убаюканные щебетом птиц и легким ветерком. Они проводят на этой лавочке долгие часы. Иногда она читает ему книги или рассказывает последние новости. Иногда делится своими соображениями о том, что давно прошло и никогда больше не повторится. Иногда она плачет или смеется. Вытирает выкатывающуюся слюну возле его губ. Укрывает его плотнее одеялом, чтобы не продуло. Он всегда сидит неподвижно, слушает ее безучастно и глядит перед собой. Но это совсем не значит, что в его искореженной болезнью голове нет мыслей. Изредка, как вспышки, проносятся воспоминания. Вот ему лет шесть. Соседский мальчик пригласил его на день рождения. Это богатая семья, у них роскошно обставленная квартира и даже настоящее пианино. Ленечка судорожно выдумывает, что бы подарить соседу. Оглядывается вокруг: пустая комната, где, кроме сундука, стула и кушетки, ничего нет. Вдруг вспоминает, что мама недавно купила ему цветной карандаш – через месяц в школу. Он берет карандаш и гордо несет товарищу. Тот принимает подарок равнодушно и даже презрительно, а потом начинает насмехаться над маленьким Ленечкой, высмеивает его бедность, его штопаные штаны, его стертые ботинки, которые ему несколько жмут. И Ленечка стоит, потеет, красный от стыда, понуро опустив голову на этом празднике жизни, где столы ломятся от пирожных с заварным кремом и сладких пирогов. И возвращается домой в слезах, в угрюмом осознании своего ничтожества. А потом вдруг другая сцена. Он видит бабушку. Та, скрывая обиду, идет на рынок. Ленечка категорически заявил, что после того, как попробовал во дворе у приятеля кусок сала с луком, он отказывается есть гусиные шкварки и требует жарить картошку исключительно на свином сале. Для бабушки держать в доме трефное – мучительно и больно. Слишком глубоко живут в ней религиозные предрассудки, которые не смогли вытравить ни коммунистическое образование, ни советские лагеря, ни интернациональное окружение. Бабушка в глубине души все та же провинциальная еврейка из штетла. Но ради любимого внука она идет на преступление. Денег на настоящее соленое сало нет. Поэтому она покупает свиные шкурки с сальной прослойкой. Стоят они копейки, зато сколько удовольствия! Дома она солит их, перчит, добавляет чеснок и тертый кардамон. Сворачивает тугим рулетом и долго варит. Шкурка по-прежнему жестковата, особенно для нее, ведь зубов давно нет. Но ведь она-то не ест. Она режет рулет на аккуратные ажурные ломтики и подает Ленечке с хлебом. Тот уписывает с удовольствием, нахваливает. Бабушка отворачивается. При всей любви к внуку ей страшно, что он так отдаляется от нее, становится совсем чужим и непонятным. Вдруг мелькает новая картинка. Они переезжают в новую квартиру. Хоть и на первом этаже, и тесновата, но это уже не халупа, а отдельная жилплощадь. Его поражает сливной бачок. Он завороженно смотрит, как работает механизм: тянешь за веревочку, и он с ревом исторгает из себя содержимое, как страшный зверь, и долго еще не может угомониться, пока наконец поток воды не останавливается. Ленечка экспериментировал с этим чудом долго, пока мама не разозлилась и не выгнала его из туалета. Да, мама тоже посещает его в этих видениях. Он вспоминает ее седую голову, наклоненную над бесчисленными текстами, которые ей приходилось править. Рядом с ней чернильница-непроливайка, пепельница с окурками, в руках – очередная сигарета. Лицо ее бледно, покрыто мелкими морщинками. Она напряжена и сурова. Даже немного некрасива, хотя матери не имеют права быть некрасивыми. Ленечке жалко ее, ему хочется дотянуться до нее, обнять, пожалеть… Но нельзя. Почему он не делал этого раньше? Мама смотрит на него долгим задумчивым взглядом. Потом протягивает к нему руки и говорит серьезным голосом: – Ленечка, пообещай мне, что ты никогда не бросишь меня, как это сделал твой папаша. Он был подлецом, но ты ведь не подлец, правда? И Ленечка кивает ей и пытается дотянуться до нее рукой. Но ее нет. Ее давно уже нет на свете. * * * Однажды пришла Соня. Наталья, никогда прежде ее не встречавшая, угадала в ней свою бывшую соперницу. Соня остановилась на другой стороне сквера. Долго стояла, глядя на них, но так и не решилась подойти. Да и на каком основании? Кто она? Одна из многочисленных любовниц, хоть и прижившая с ним ребенка, и даже возомнившая ненадолго, что она может претендовать на что-то большее. Даже смешно. Кто она по сравнению с законной супругой? Так, эпизод. Кроме того, ей стало страшно. Ей хотелось, чтобы мужчина, которого она любила, остался в ее памяти сильным и здоровым. И Соня, постояв, ушла. Так же, как и Леонид, Наталья часто обращается в воспоминаниях к прошлому. Пожалуй, прошлое – это то, что делает ее жизнь насыщенной, полной, осязаемой. Она вспоминает Леночку, вспоминает, как та умирала – тяжело, долго, страшно. По всей видимости, Бог, в которого она не верила, не услышал ее молитв. И единственным человеком, оказавшимся рядом, оказалась ненавистная невестка. Наталья приходила к ней каждый день и сидела рядом, взяв за руку. Видимо, это судьба у нее такая – помогать, опекать, облегчать муки, – думала она со смиренной покорностью. Долгие часы провела она рядом со свекровью – измученной, изувеченной. Леночка исхудала еще сильнее, чем прежде. В считаные месяцы она превратилась в старушку – седую, морщинистую, беззубую, уставшую от жизни. Она была настолько обессилена, что даже не могла разговаривать. Но однажды, уже перед концом, сказала: – Наталья, я должна попросить у тебя прощения. – За что? – спросила она. – За то, – проговорила Леночка глухо. И замолчала. Наталья поняла, что ей трудно продолжать. Поэтому она, подумав немного, уточнила: – За то, что отравляли мне жизнь? – Да, – послышался глухой ответ. – За то, что подсовывали мне эти приветы из прошлого? – Да. – За то, что хотели развести меня с мужем? – Да. – Я давно уже простила, – махнула она рукой. Хотя в душе, конечно, испытывала странное чувство, которому не было объяснения: торжество, с одной стороны, и горечь – с другой. Может быть, если бы Леночка приняла ее тогда, молодую, глупую, одинокую, если бы пожалела по-женски, то она избежала бы жутких приступов безумия, той душевной боли, которую она испытывала, мучая себя, мучая родных. – А зачем вы это делали? – спросила она наконец. Леночка приподнялась на своих подушках, жалкий халатик ее сполз вниз, обнажив тощие ключицы и багровый шрам на том месте, где когда-то была женская грудь. – Чтобы ты, сучка маленькая, знала свое место. И сидела тихо, – выпалила она, собрав последние силы. * * * Наталья встает с лавочки, катит мужа обратно домой. В двенадцать должна прийти сиделка. Поначалу она категорически отказывалась от чужих услуг и справлялась самостоятельно. Сразу после больницы Леонид сильно похудел и был очень слаб. Но теперь он поправился, потяжелел. У нее не хватает сил мыть его и переодевать, поэтому она пользуется помощью приходящей женщины. Но как только самые необходимые процедуры произведены, Наталья отправляет ее с мелкими поручениями: сходить в магазин, в химчистку, на почту… А сама остается рядом с Леонидом. Здесь ее место, она знает. Никто, как она, не будет заботиться о нем. Она выуживает для него кости из рыбы, она режет яблоко на четыре ровные дольки, предварительно сняв с него кожуру, она перетирает банан в младенческое пюре. Все ради своего Ленечки. Теперь она и только она – настоящая, полноправная хозяйка! Теперь он никуда от нее не уйдет. Теперь его талант, его слава, его любовь будут принадлежать только ей. Она это заслужила. Они заходят в роскошное лобби новенького небоскреба, проходят мимо консьержа, поднимаются в лифте на шестой этаж и исчезают за закрытыми дверями. Благодарности Наверное, с точки зрения законов писательского мастерства это неправильно, но каждый раз, приступая к новому роману, я первым делом пишу его концовку. Финальную сцену я представляю себе во всех подробностях, я точно знаю, к какому результату, к какому решению, к какой развязке придут мои персонажи в заключительной главе книги. Зная конец истории, я начинаю придумывать путь, по которому придется пройти героям, чтобы до него добраться. Возможно, это звучит нелогично, но это так. Эта книга – результат моего долгого, часто мучительного, иногда на грани отчаяния, но бесконечно увлекательного пути. Вместе со своими персонажами я проживала их жизни, я смеялась вместе с ними и плакала, я любила и ненавидела, торжествовала и страдала. Я прошла с ними от начала до конца и теперь готова отпустить их в самостоятельное плавание (я уже по ним скучаю и переживаю: как они там дальше без меня будут?). Но эта книга не появилась бы без помощи людей, которые меня поддерживали, критиковали, инструктировали и направляли. Спасибо моим родителям, Лине и Игорю Мельцер, за их экскурс в советскую историю. Спасибо Елене Яраловой за консультации относительно театрально-актерской жизни. Отдельное спасибо бабушке моего мужа, Софье Львовне Розиной, за подробный рассказ о тридцатых годах прошлого века. Спасибо Анатолию Золотушкину за рассказы о детстве. И спасибо всем, кто был рядом.