– И что ты так завелась? – Верю я в эти долбаные символы! Дома у родителей есть толстенное такое дерево. Отец вырезал на нем сердце и их с мамой инициалы до нашего рождения. Когда пошли дети, сделал вокруг скамью. Оставил место, чтобы оно еще выросло. Отец с матерью сидели на скамейке, смотрели, как мы играем в саду. А когда нам исполнялось шесть, отец помогал каждому смастерить скворечник. На ветках висят наши скворечники и китайские колокольчики, которые сделала мама и… Это непростое дерево! А началось все с сердечка и инициалов… – Только без сырости! – предупредила Ева. – При чем тут сырость?… Просто когда мы навещали их на Рождество, они повели нас к дереву, папа протянул Макнабу нож и велел вырезать инициалы. Они знают, что мы друг друга любим, и верят, что это по-настоящему и надолго. Я тогда расчувствовалась, потому что это дерево – особенное. Символы важны, и нельзя их использовать для убийства! Вот и все. Ева молчала до самого управления. Припарковавшись на своем месте, произнесла: – В нашем блядском мире люди расхищают и поганят все самое важное, хорошее и чистое каждый день. Мы это видим и пресекаем. – Знаю… – Помолчи и раскинь мозгами: когда какой-то ублюдок марает важное, хорошее и чистое, оно становится только важнее и нисколько не теряет ценности, если ты этого не допускаешь. Поскольку без сырости все-таки не обошлось, Пибоди потерла лицо. – Ты права, сто раз права! Просто я раскисла. – Очень трогательно, – добавила Ева, когда вышли из машины. – Твои родители и это дерево… Оглянулась на стук каблучков. От своей машины к лифту шла Мира. По великолепным ногам скользило короткое, до колена, аквамариновое пальто. Туфли и платье были изумрудными. Сумочка и стильный берет на стриженых каштановых волосах – цвета темно-синего сапфира. На плече покачивался портфель из мягкой бронзовой кожи. – Однако, доброе утро! Вы туда или оттуда?… Пибоди, что случилось? Руки Пибоди инстинктивно потянулись к лицу. – Нет, ничего, так… Кстати, я только что запросила для Даллас время на твою консультацию. – Значит, все-таки сюда, и пока без результатов. – Мира перевела спокойные синие глаза на Еву. – До начала работы двадцать минут. Из-за снегопада я на всякий случай выехала пораньше. Могу подняться к тебе, если ты свободна. – Для тебя – конечно! Шанс потолковать с главным психологом-криминалистом управления Ева не упускала никогда. – Новое дело? Ты же только что вернулась из отпуска! – Ага, вчера вечером. А в четыре утра вызвали на труп, который обнаружил патрульный робот. Вошли в лифт, и Ева, не теряя времени, изложила суть дела. – Мы с друзьями в прошлые выходные ходили на «Жизель». Как раз, наверно, играл ваш подопечный. Мира подвинулась. Лифт рывком останавливался почти на каждом этаже, запуская все новых копов. – Пытали два дня? Сексуальное насилие? – Никакого. Мелкие ожоги на гениталиях от направленного пламени, вероятно, ручной горелки. Все до единого копы в битком набитом лифте переступили с ноги на ногу, и Ева представила, как их собственные гениталии сжимаются из солидарности. – Труп обезображен? – Не в классическом смысле. Переломы, ожоги, порезы, синяки. В основном грудь, живот, конечности. Сломаны и раздроблены пальцы рук. У пострадавшего была густая красивая шевелюра – отрезали и оставили жалкие клочки. – Унижение. Но лицо почти не пострадало, гениталии не обезображены. На личную неприязнь не похоже. – Как не похоже?! К твоим яйцам – с горелкой! – не выдержал какой-то коп. – Ожоги со временем заживают, – улыбнулась Мира. – Другое дело – мелко порубить или отрезать. – Или кислотой, – невинно добавила Ева. – Помню одну рассерженную девицу. Плеснула парню кислотой, когда обдолбался «зонером». На этаже убойного отдела Ева с облегчением вздохнула и пробилась сквозь толпу, прокладывая путь для Мира с Пибоди. – Все, кто нас слышал, при первой же возможности проверят у себя в штанах, – заметила она. Мира рассмеялась. – Обоснованный вывод, лейтенант! Когда свернули в отдел, Бакстер привстал навстречу Еве и снова сел. – Доктор Мира! Отлично выглядите! – Вы тоже, детектив. Как всегда. Мира бросила взгляд в угол, где раньше стояла жалкая елка и где Ева, Бакстер и почти все присутствующие в последний день прошлого, две тысячи шестидесятого года оказались на волосок от гибели. – Скучаю по твоим праздничным украшениям. Такой эклектический и демократичный стиль! – заметила Мира. – Может, придумаешь что-нибудь на День святого Валентина? – Нет уж, увольте! – произнесла Ева с нажимом, чтобы у присутствующих не сложилось двух мнений на сей счет. – Пибоди, займись допросами. Доктор Мира, прошу в мой кабинет. Я сейчас подойду. Она направилась к Бакстеру. – Стряслось что-нибудь? – Нет, босс. – Он пожал мощными плечами в элегантном, превосходно сидящем костюме. – Так, хотел поговорить кое о чем, когда у вас будет минутка. – После Мира. – Ева посмотрела в другой конец, на Дженкинса и его галстук – яркого, как будто подсвеченного синего цвета с белыми кружащимися снежинками. – И как ему не надоест!.. Бакстер ухмыльнулся. – Уже традиция! Рейнеке трепался, что Дженкинсон берет их мелким оптом со скидкой у какого-то торгаша. – Помилуй нас господи… – пробормотала Ева и направилась в кабинет. Глава 4 Мира примостилась на самом краешке издевательского стула для посетителей. – Сейчас включу аппаратуру, и пересядешь за стол. – Ева хмуро осмотрела жуткое подобие стула, которым пользовалась с самого первого дня в этом кабинете. – Надо, наверно, заказать новый. – Ты этого не делаешь, потому что не желаешь посетителей. – Их все труднее выпроваживать. Прости, я не о тебе… Прекрасно все понимая, Мира сняла берет и взбила густые каштановые волосы. – Да, во всяком случае, не сегодня. – Чаю? У меня есть. – Честно говоря, с утра не отказалась бы от твоего великолепного кофе. Ева подошла к автоповару – не менее древнему, чем стул, – и заказала два кофе. – Включу доску, так легче. – Поставив чашку на стол, она села, щелкнула диктофоном и начала выводить с него на экран фото места преступления. – В течение часа напишу отчет и приложу результаты от Морриса. Ближайшая родственница, мать убитого, извещена и допрошена. Помимо нее говорили со швейцаром. Вместе с Пибоди осмотрели квартиру покойного, подготовили материалы для ОЭС, хотя ничего подозрительного там нет. Судя по всему, успешный, талантливый человек с широким кругом друзей и приятелей. Включая Морриса. – Они знакомы? – Убитый имел разносторонние музыкальные увлечения и регулярно играл в джаз– и блюз-клубах. – Как и Моррис, – кивнула Мира. – Кстати: он потрясен, все это напомнило ему о Колтрейн, сразу видно. Я даже хотела вызвать Лопеса, священника. Они вроде бы нашли общий язык. Мира снова кивнула.