— Места греховной любви виделись мне совершенно иными. Нет, не романтические сейчас времена, все предельно утилизировано. Вульгарщина, примитивизм каменного века. Даже хуже. В большой обычной квартире, в обычном доме сидят на продавленных диванах девочки, как курицы на насесте, ждут звонков от клиентов, потом выезжают к ним на дом. Диспетчерская, и только. Топчутся кормленные бугаи, шоферы и телохранители, как их там называют, пьют чай, базарят. За версту прет конюшней. Бумаги Меркулов подмахнул, я складываю их в портфель, собираюсь уже откланяться. А он хочет меня облагодетельствовать, так ему наша сделка нравится. Короче, Меркулов выходит и возвращается в компании такого неземного существа, которому в этом стойле совсем не место. Руки Бронштейна очертили в воздухе несколько параболических линий. — Нежное создание, еще не стряхнувшее золотую пыльцу юности. Блондинка, искушенность которой выдают только пухлые губы и весьма зрелые формы. Угадал Меркулов мою слабость, эх. Бронштейн поднял чашку и пригубил кофе. Бронштейн послал воздушный поцелуй противоположной стене. — Она подает руку, опускает свои небесные очи: «Меня зовут Лиля». И садится на самый уголок дивана, как овечка, которую злой циник Меркулов привел мне на заклание. Боже мой, я даже забыл о запахе пота, которым пропиталось это заведение, я волнуюсь, я чувствую вкус жизни. А Меркулов сидит и наблюдает, подлец, какой эффект производит на меня эта Лиля. Я беру себя в руки и киваю ему, мол, подходит. — Значит, проехались на дармовщинку, — вставил Семен. — Мы с Лилей отправились на ту квартиру на Котельничской набережной, которую я снимаю, — Бронштейн самодовольно усмехнулся. — Вообщем, сели в мою телегу, поехали. По дороге я только из вежливости поинтересовался ее житьем, а она, видно, приняла меня за попа, которому надо исповедоваться. Начала рассказывать, что копит доллары на квартиру, а Меркулов со своими громилами забирает почти все деньги. Потом начала рассказывать, что Меркулов импотент. Типичная ненависть пролетария к своему работодателю. Наконец, ее откровенность дошла до того, что она, хихикая, рассказала о том, как Меркулов учил ее орать в голос, симулируя оргазм. Вся эта гнусь окончательно испортила мне настроение, и еще с полдороги хотелось отвезти ее обратно. — Не оправдывайтесь, — Сайкина веселил рассказ юриста. — Никто из нас не застрахован от неудач. Что вы, в самом деле, так переживаете? Относитесь ко всему философски. Так что там дальше было? — Отпустил ее с Богом. Пальцем не тронул. Только попросил массаж спины сделать, хоть этому ее Меркулов научил. А то спина болит, особенно когда за рулем долго сижу. — Вы, Лев Исаакович, скажите, как это ваша Ира с ее поразительным женским чутьем до сих пор не заподозрила вас в неверности? — спросил Сайкин. — Существует множество способов притупить нюх моей старухи, так сказать, усыпить ее бдительность. Жена твердо уверена, у меня нет любовницы хотя бы потому, что я редко меняю нижнее белье. Все это — маленькие семейные хитрости. Жена даже не допускает мысли, что у такого грязнули, как я, может быть любовница. * * * Сайкин обратил внимание, как за окном потемнело. Мелкие капли дождя быстро застучали по жестяному подоконнику, размытые силуэты вертикальных сосен менялись, стекали вниз, приобретали причудливые формы. Почудилось, что и в доме возник запах дождя и смешался с запахом свежей, местами непросохшей после ремонта олифы. Щелкали, разлетались в стороны угольки в камине, дом жил своей тайной и видимой жизнью. Сейчас, в короткую минуту вдруг наступившего душевного уюта, Сайкину особенно не захотелось расставаться с этим особняком. — Ну и покупателя вы мне нашли, еще тот жук, — с внезапным раздражением сказал Сайкин. — Виктор Степанович, не надо быть ханжой. — Глазки Бронштейна стали непроницаемы. — Никто вас не просит уважать бизнес Меркулова. Но человек он, доложу я вам, весьма способных, неординарный. Начинал с нуля, ничего не имел за душой, кроме одной судимости. — Все мы когда-то с нуля начинали, подумаешь, самородок, мать его, — раздражение Сайкина не исчезало. Семен составил посуду на поднос, спросил, будет ли кто кофе, и, получив отрицательный ответ, исчез с подносом. Сайкин вытащил из кармана пиджака и полистал небольшой блокнот, почитал свои записи и, не отрываясь от бумаги, обратился к Бронштейну. — Вы, Лев Исаакович, конечно, не забыли о моей просьбе о покупке квартиры? — Конечно, не забыл. — Бронштейн прислушался к звону посуды на кухне и звукам льющейся из-под крана волы. Стало слышно, как Дворецкий закрыл воду и начал бесцельно слоняться по кухне, передвигая все попадавшиеся на глаза предметы. Звуки, извлекаемые Семеном из кухонной посуды, наконец, надоели Бронштейну, и он крикнул Дворецкому, что есть интересная газета. Семен вернулся в комнату, взял у Бронштейна номер и расположился на диване. Дождь продолжал скрестись о жестяной подоконник. Сайкин встал, прошелся по комнате и открыл створку окна. Брошенный окурок затерялся в траве. Воздух в штрихах дождя колебался. Сайкин вдохнул влажный запах, закрыл окно и опустил шпингалет. Он подумал, хорошо бы выбраться за город на целый день, бесцельно побродить по лесу, развести костерок в ранних сумерках где-нибудь у реки. Он вспомнил, как прошлым летом был на островах на Оке, как вечернее солнце нарисовало на воде от берега к берегу широкую золотую дорогу. Ночью в черной воде дрожали огоньки далеких бакенов. Тогда Лариса сказана, что никогда еще не была так счастлива, жизнь казалась совершенной. Наутро за ними пришла моторка. Отплыли уже прилично, когда вспомнили, что свернутую палатку в чехле оставили на острове и не стали возвращаться, решили, пусть достанется другим робинзонам. Потом ели уху из щуки, приготовленную женой лесничего. Щука крупная, белое мясо легко отставало от ее костей. Рыба, против ожидания, совсем не пахла илом или речной травой. Лесничий в обмен на консервы отдал им две огромные щуки, разрезанные на куски и пересыпанные крупной солью. Шишка, сорвавшись с ветки, громко стукнула по подоконнику и отлетела в сторону, Сайкин отвлекся от своих мыслей, вернулся к креслу и сел. Дворецкий подкладывал в камин сосновые чурки и мурлыкал песенку. Дрова в камине потрескивали. Сайкин вспомнил, что в этом году так и не смог выбраться с Ларисой, отдохнуть день-другой на природе, хотя и обещал. И теперь не сможет, времени для лирических прогулок совсем не осталось. Мысли, войдя в обычную колею, вернулись к практическим вопросам. * * * Со вчерашнего дня в его сейфе лежала записка, подготовленная Бронштейном и специалистом по финансам Шамилем Юсуповым о деятельности издательства «Прометей-Европа». Сведения, которые удалось получить, в частности, через министерство внешнеэкономических связей, оказались весьма скудными, пользуясь ими, восстановить целостную картину деятельности издательства было непросто. Фирма уже несколько лет искала выходы на мировой рынок со своей продукцией, издавая, правда, весьма скромными тиражами русских классиков на родном языке, фотоальбомы, книжки репродукций русских художников. Владимир Петрович Крыленко, глава фирмы, за последние два года восемь раз выезжал за рубеж и принимал участие в работе различных выставок и второстепенных издательских семинарах. Неформальная цель поездок несколько прояснялась, если вспомнить о маршрутах Крыленко. Трижды — Англия, трижды — Швейцария. Фирма, в свое время преобразованная в акционерное общество с ограниченной ответственностью закрытого типа со скромным уставным капиталом, что и говорить, умела хранить свои тайны. Вчера Бронштейн и Юсупов в кабинете Сайкина лишь пожимали плечами и оправдывались тем, что на подготовку более подробной и обстоятельной справки о деятельности «Прометея» не хватило времени. «И так ясно, что голыми руками этих ребят не возьмешь, придется попотеть, — резюмировал Бронштейн. — Конечно, можно придираться к мелочам. Налоги они платят не в полном объеме, так никто налоги не платит, как надо. Есть еще кое-какие мелочи, по нашим понятиям, но серьезного — ничего. Скоро поступят сведения из других источников, и нашу информацию можно будет дополнить. Но пока — ничего». Юсупов согласился с Бронштейном, добавил только, что издательство переводит валюту за рубеж через коммерческий банк «Орбита». «Все на грани фола, но не за гранью, — сказал Шамиль. — Обычная практика. Деньги определяют на множество мелких счетов, потом делают два-три больших. Здесь нарушения есть, но ничего криминального». Ясно было одно, если пойти на шантаж Крыленко, имея недоказанные факты, по существу одни домыслы, он плюнет Сайкину в лицо. И правильно сделает. Юсупов попросил время, чтобы навести более подробные справки о «Прометее». Бронштейн долго отмалчивался и, наконец, разлепил губы. «Поверьте старому еврею, этот ваш Крыленко давно обеспечил себя и своего единственного ребенка. Свой основной капитал он вывел из-под любого удара, так что бояться ему нечего. Но из этого не следует, что мы не сможем его прижать. Но у нас, как я понимаю, другие задачи. Я предлагаю преподнести Крыленко один неприятный сюрприз. Через своих людей в налоговой инспекции устроим этому „Прометею“ проверку финансово-хозяйственной деятельности. Проверка будет обычная, плановая, ни у кого не возникнет сомнений в ее целесообразности. Почти не сомневаюсь, что серьезных нарушений не обнаружат». Сайкин согласился на предложение. И вправду, придраться к чему-нибудь всегда можно. Наконец, у работников инспекции могут возникнуть самые абсурдные на первый взгляд сомнения, например в подлинности документов о регистрации фирмы. Чтобы их подтвердить или опровергнуть, потребуется время, и немалое. В любом случае, фактами или сомнениями сотрудники налоговики обязаны поделиться с городской прокуратурой. Если в прокуратуре имеется сигнал о регистрации фирмы по подложным документам, уголовное дело возбуждается автоматически, хотя бы с той целью, чтобы проверить этот сигнал. Значит, пока дело не будет закрыто, деятельность «Прометея» приостанавливается на неопределенное время. Крыленко понесет убытки, это выбьет его из колеи, дела пошатнутся, а репутация будет подпорчена. И Сайкин получает возможность действовать. Эти неприятности с регистрационными документами устроить можно. Для начала. В конце концов, с чего-то начинать надо. Сайкин только спросил, во что ему обойдется организация такой плановой проверки. Бронштейн назвал сумму весьма умеренную. Это ничто в сравнении с теми убытками, которые понесет Крыленко из-за приостановки деятельности «Прометея» хотя бы на две-три недели. Из записки, приготовленной Бронштейном и Юсуповым, явствовало, что фирма «Прометей» от случая к случаю выступала в роли посредника, перепродавая в страны Восточной Европы партии кровельного железа, стальных труб. Сделки носили разовый характер, и документы, скорее всего, оформлялись по всей форме. Сайкин решил, что само по себе существование подобных контактов ни о чем не говорит. Но пища к размышлению для работников прокуратуры здесь была. Появлялась возможность, если соответствующим образом все обставить, в подозрении «Прометея» в безлицензионном вывозе за границу по подложным документам сырья и материалов. Контрабанда. А там пусть разбираются… Кинуть эту кость прокуратуре через налоговую инспекцию можно, думал Сайкин. Но стоит ли сейчас, когда Крыленко со своими возможностями ему так нужен, топить его в дерьме, — это еще вопрос. С другой стороны, Крыленко должен почувствовать, когда дело дойдет до финала игры, всю серьезность намерений Сайкина, его готовность идти до конца, не отступить ни на сантиметр. Крыленко будет просто обязан принять те условия, что ему предложат. И все-таки интуиция подсказывала Сайкину, что тучи, нависшие над Крыленко, тому удастся разогнать, с меньшими или большими усилиями — но удастся. Но Крыленко, которому уже не сегодня-завтра придется расхлебывать кашу в своем издательстве, и не подозревает о том, какой удар нанесут ему в спину. Именно в спину. Кажется, в своем сыне Сергее он души не чает, выручает этого беспутного парня из таких переделок, что диву даешься. Простой смертный на месте младшего Крыленко давно бы распечатал второй лагерный срок. Старший Крыленко отгородился от бед и лишений мира стеной своих связей и денег, но слабые места есть в любой самой прочной ограде. Здесь и искать ничего не надо — брешь на виду. Сайкин подумал, что на месте отца убрал бы сына из Москвы, подальше от глаз людских, от настоящих бед, которые может принести известному литературному критику, издателю с именем такой непутевый отпрыск. Отец этого не делал, выжидал, может, рассчитывал, что Сергей в благополучной компании студентов вспомнит о благоразумии, оценит труд отца, откроет для себя невиданные раньше новые перспективы столичной жизни, дальние ориентиры. Но, судя по той информации, которой располагал Сайкин, затихший в последнее время Сергей, готов в любой момент сорваться с отцовского крючка. Пристрастие к наркотикам побороть не удалось, болезнь сидела внутри, готовая выскочить и растерзать. Сергей проводил свободное время в компаниях картежников, полу уголовных элементов, людей с сомнительной репутацией, продажных девок. Настоящий паноптикум. Начав наводить справки о Крыленко-младшем, Сайкин не мог понять, почему тот, даже иной раз, имея деньги, почти не играл в последнее время на более или менее крупные суммы. Думал, проиграться боится, в себе не уверен. Оказалось, совсем просто. Когда ставки повышались, у парня начинали так трястись руки, что игру продолжать он не мог. Наркотики испортили нервы, и Сергей мог играть теперь только по мелочевке. Больной человек, думал Сайкин, посадить такого на иглу можно в любой момент. Ради ампулы морфина он пойдет на все. Что ж, этот подарок ему можно сделать. Дворецкий, вхожий в круги московских картежников, успел свести с Сергеем знакомство и в два приема выиграл у него, кажется, долларов двести. Но на крупную игру Сергей пока не соглашался, а Семену рекомендовано больше не обыгрывать парня — пока с него хватит. Дворецкий умел быстро расположить к себе людей своей показной щедростью. Пусть Сергей заглатывает эту наживку и знает, отказа в деньгах, если попросит в долг, ему не будет. Дворецкий рассказывал, что в компании, Сергей завелся и начал без конца названивать каким-то девахам, о чем-то договариваться с одной из них шепотом. Потом засобирался, заспешил. Семен поднялся вместе с ним, вместе вышли на улицу. Дворецкий вызвался подвезти. Ехать оказалось недалеко, где-то в центре, в районе Солянки. Улицы ночного города почти пустые, Семен, любивший полихачить, ехал быстро. Однако всю дорогу Сергей, пребывавший в крайне возбужденном состоянии, несколько раз спрашивал, нельзя ли ехать быстрее, и просил не останавливаться на светофорах. Да уж, охота пуще неволи. Так выпрыгивать из штанов ради какого-то укола… Странные все-таки люди эти наркоманы. Дворецкий на всякий случай засек квартиру. Ничего интересного, живет там какая-то медсестра из больницы. Ворует, скорее всего, обезболивающее у пациентов для этого охламона. Своей непредсказуемостью, нервозностью Сергей, видимо, очень раздражает уравновешенного, несколько медлительного Дворецкого, подумалось Сайкину. * * * Сайкин поднялся и, чтобы размяться, прошелся взад-вперед по комнате. За окном сеялся мелкий, почти незаметный глазу дождик. — Эй, Лев Исаакович, прервите ваш летаргический сон, сюда направляется новый хозяин, — громко сказал Сайкин. Бронштейн разлепил веки и тоже поднялся на ноги, стряхивая сонную одурь. Из окна было хорошо видно, как по тропинке, петлявшей меж сосен, от ворот к дому направляются трое мужчин. Первым, накрывшись черным зонтом, шустро перебирал ногами невысокий дядька с румяным лицом. За ним поспевали два высоких парня в коротких кожаных куртках. Один из парней помахивал черным кейсом. — Что это ваш протеже такой румяный, смущается меня, что ли? — спросил с ехидцей Сайкин. — Наверное, не остыл после урока актерского мастерства, который с утра давал своим девочкам, — в тон ему ответил Бронштейн. Лицо Сайкина светилось добродушием. Он наблюдал, как Меркулов остановился и принял из рук одного из сопровождавших его телохранителей черный кейс. Увидев Бронштейна через окно, он закивал, помахал рукой и ускорил шаг, мужчины в кожанках держали дистанцию. Меркулов и сопровождавшие его парни скрылись из виду. Слышно, как хлопнула дверь веранды, раздались и тут же смолкли голоса. В наступившей тишине дверь в гостиную открылась, и Меркулов без зонта, держа с видимым усилием тяжелый кейс, резво вбежал в комнату. Не выпуская из левой руки своей неудобной ноши, он поочередно, начав с Сайкина, крепко пожал руки всем присутствующим. Странно, маленькая рука и такая крепкая, заметил Сайкин. Он из вежливости спросил, пригласить ли людей Меркулова в дом, но тот сказал, что его ребятам не вредно подышать воздухом, а то в Москве совсем закисли. Меркулов, наконец, поставил кейс на пол и широко заулыбался без всякой причины. Он отказался от кофе, не взял предложенную сигарету, а сразу, оставаясь на ногах, пробежал глазами купчую, протянутую Бронштейном. Улыбка сошла с его лица, и он несколько раз перечитал документ, словно стараясь заучить наизусть его содержание. Наконец, Меркулов оторвался от бумаги, положил купчую на журнальный столик. Дворецкий неспешными шагами вышел в соседнюю комнату и зашелестел там газетой. Меркулов, обмякнув, опустился в кресло и придвинул к себе кейс. В кресле через столик развалился Сайкин, Бронштейн вынужден был довольствоваться жестким стулом. Поерзав, он потер ладони одну о другую, словно его руки замерзли, и дружелюбно посмотрел на Меркулова. — Как видите, бумаги оформлены быстро и грамотно, — заявил юрист. — Вам осталось только поставить свои подписи. Здесь и здесь. — Толстый палец Бронштейна в золотом старомодном перстне показал, где именно надо поставить подписи. — И владейте. Он широко и торжественно развел руками, приглашая Меркулова немедленно после подписания бумаг вступить в права собственника. Бронштейн достал перьевую самописку и медленно отвернул колпачок. Золотое перо, только им нужно подписывать серьезные бумаги. Он передал ручку Меркулову и внимательно следил, как на документах появлялись мелкие кудрявые подписи. — Теперь, перед тем как распишется Виктор Степанович, мы хотели бы увидеть деньги. Под пристальным взглядом Бронштейна Меркулов поставил себе на колени кейс и расстегнул хромированные замки. Купюры, сложенные в пачки перехвачены резинками. Меркулов двумя руками поднял расстегнутый чемоданчик и через стол передал его Сайкину. — Деньги не в банковской упаковке, но здесь вся сумма, как говорится, копейка в копейку. Пересчитывал на машинке, лично, поэтому и задержались. Сайкин вытащил первую пачку и полистал купюры, потом вытащил следующую, бросив деньги на место, захлопнул крышку.