– Мистер Векс… – Заткнись, блять, – прошипел он. – Господи боже, тупая ты сука. Ты понимаешь, что это значит? Эмили попыталась встать, но у нее слишком дрожали ноги. – Мне… мне жаль. – Это, на хрен, точно. – Мистер Векслер, я… – она пыталась его успокоить. – Дин, простите меня. Мне не стоило ничего говорить. Просто… мне страшно, понимаете? Мне очень страшно, потому что случилось что-то плохое, а я не могу вспомнить. Он смотрел на нее, но она не могла прочесть его выражение. – Простите меня, – повторила она, чувствуя, что теперь эти два слова навсегда станут для нее единственными, которые она кому-либо когда-либо скажет. – Моя бабушка видела, как я выхожу из вашей машины, и я подумала… я подумала, что, может быть, вы… Ее голос сорвался. Выражение лица мистера Векслера оставалось таким же непроницаемым. Эмили показалось, что они останутся тут навсегда, но он прервал транс, резко встав. Он прошел по кабинету на негнущихся ногах. Когда он обернулся, она заметила, что кровь с его костяшек испачкала ему рубашку. – У меня в детстве была свинка. – Он осматривал свои пальцы, проверяя, не сломано ли что-нибудь. – Она вызвала орхит. Эмили подняла на него глаза. Она не понимала, о чем он говорит. – Посмотри в словаре, тупая шлюха. – Он сел за свой стол. – Это значит, что я не могу быть чертовым отцом. 5 Байбл поднял голову от браслета, навсегда сковавшего щиколотку мертвой девушки. – Так здесь написано. – Он снова спросил: – Кто такая Элис Полсен? Нардо посмотрел на Векслера, который смог предложить только один ответ: – Она волонтер. Я ее не знаю. Байбл поднялся. Он был явно очень зол. – И какая была цель у ее волонтерства? Лишение базового питания и бирка, как у чертового подопытного в лаборатории? Нардо и Векслер уставились на него, будто ждали, что он перефразирует вопрос. – Ладно. – Байбл стиснул зубы. – Сколько волонтеров у вас здесь работает? И снова Нардо уступил Векслеру право отвечать: – Десять, в высокий сезон может быть пятнадцать или двадцать. – Десять, пятнадцать или двадцать. Да, конечно, сложно уследить за такой кучей людей. – Байбл повернулся к Стилтону: – Шеф, мне кажется, вы говорили, что мисс Полсен пыталась покончить с собой полтора года назад? Перерезать себе вены. Верно? Стилтон кивнул. – Так и есть. – Значит, она живет на этой ферме как минимум все это время или даже дольше. – Это свое замечание Байбл перенаправил уже на Векслера. – Сколько ей лет? – Совершеннолетняя, – ответил Векслер. – Мы берем сюда только совершеннолетних. Заставляем их показать паспорт или удостоверение личности. – Но вы не знаете эту конкретную взрослую девушку, которая жила и работала на вашей территории по меньшей мере восемнадцать месяцев? Векслер снял кусочек табака с языка, но ничего не сказал. Андреа чувствовала напряжение в треугольнике Байбла, Стилтона и Векслера. Никто не смотрел на мертвое тело на земле, хотя двое явно были поражены видом истощенной девушки. Реакцией Байбла была ярость. Реакцией Андреа – бесконечный ужас. Ее ошеломляла тьма, разверзшаяся перед ней. Эта девушка была чьей-то дочерью, или одноклассницей, или подругой, или даже сестрой. И теперь она мертва. Андреа хватало только на то, чтобы следовать указаниям Байбла. Она задокументировала все издевательства над телом Элис Полсен. Впалые щеки. Болезненно тонкие конечности. Синяки от чьих-то пальцев на запястьях. Ее грудная клетка выпирала как остов мертвого животного. Сказать, что молодая девушка недоедала, значило бы поведать только половину истории. На локтях и тазу были открытые раны, похожие на пролежни. Клоки волос падали на землю, как волокна неспелой кукурузы. На тех пальцах, которыми она явно вызывала у себя рвоту, ногти были изогнуты от желудочного сока. Неужели она добровольно пошла на эти пытки? Андреа навела камеру на бутылочку от таблеток. Этикетку отлепили. Крышку сняли. Ее руки дрожали, когда она делала последние фотографии браслета на щиколотке, который вполне мог быть кандалами. Она вытерла потные ладони о шорты и встала. Все это было так неправильно. Эту девочку уморили голодом до состояния скелета и повесили на нее бирку, как на домашний скот. Даже если Элис Полсен совершила самоубийство, кто-то подтолкнул ее к такому концу. Она взглянула на Нардо, инстинктивно понимая, что из этих двоих он больший садист. – Кто запаял это у нее на щиколотке? Она сделала это не сама. – Подожди-ка, девочка, – начал Векслер. – Мы ничего об этом не знаем. Андреа проглотила поток ругательств, которым она готова была его окатить. Он не был шокирован, увидев браслет, и точно знал, кто эта девушка. Элис жила на его территории больше года. Ничто из этого не могло происходить без его ведома и одобрения. Андреа трясло от злости. Девочка только-только окончила школу. Она приехала сюда как волонтер, а уедет в пластиковом мешке. Она указала на тело: – Одна кожа да кости. Как вы могли позволять ей сделать это с собой? Вы наверняка видели ее. Должно быть, она выглядела как живой труп. Векслер пожал плечами: – Не моя ответственность. Андреа повторила вопрос, который раньше задавал Байбл: – Кто такая Элис Полсен? – Не знаю, – Векслер снова пожал плечами. – В прошлом году у нас появилась пара девушек из Дании. Может быть, она одна из них. Конечно, он знал, откуда она. – А кто вторая девушка? Вы сказали «пара», значит, две, правильно? Векслер снова пожал плечами: – Как я уже сказал, я не очень хорошо их знаю. – Ладно, – Байбл немного сбавил обороты. – Тогда кто хорошо их знает? Кто допустил такое и умолчал об этом? Ответом ему была тишина, а потом еще одно раздражающее пожимание плечами. Сердце Андреа колотилось так сильно, что она чувствовала его во рту. Она разомкнула губы. Сделала глубокий вдох. Постаралась взять под контроль эмоции, вибрирующие в теле. В академии ее научили, что усталость и злость могут исказить ощущения. Андреа заставила себя подавить ярость и сосредоточиться на том, что происходит прямо перед ней. Трое полицейских явно были заинтересованы разговором, но были не наготове. И они не брали пример со своего босса. Стилтон выглядел так, будто каждая мышца его тела напряжена. Тем временем Нардо на несколько шагов отошел от Векслера. Андреа не понимала, пытался ли он дистанцироваться или медленно двигался в сторону грузовика. Но она не стала двигаться медленно. В несколько быстрых шагов она подошла к машине, давая Нардо понять, что, если он попытается сесть, она вытащит его за шкирку. – Оружие с собой есть, Слим? – Байбл разговаривал с Нардо, но смотрел на Андреа. Она почувствовала, как огромная капля пота прокатилась по ее загривку. Она совершенно не обратила внимание на то, что свободный комбинезон Нардо был перешит так, чтобы можно было повесить кобуру на поясницу. Только сейчас Андреа заметила очертания чего-то, что было очень похоже на девятимиллиметровый миниатюрный пистолет. Она так разозлилась, что забыла проверить, нет ли у них оружия, а это было первое, что нужно было проверить. В Америке примерно 330 миллионов человек и 400 миллионов стволов. В большинстве случаев единственный способ отличить хороших парней от плохих – это дождаться, когда плохие откроют стрельбу. – У меня есть разрешение, – сказал Нардо. – Но это вообще не ваше дело. – Конечно-конечно. – Байбл хлопнул в ладоши. Он справлялся с гневом гораздо лучше Андреа. – Джентльмены, я думаю, нам всем нужно пройти вон в тот дом и поговорить. – Я пас, – заявил Нардо. – Я не разговариваю со свиньями без адвоката. Андреа могла бы предвидеть такой ответ, ведь он практически дословно повторял его письменное заявление сорокалетней давности. Сегодня 18 апреля 1982 года, и я, Бернард Астон Фонтейн, не разговариваю со свиньями без своего адвоката. На это Байбл ответил: – Не могу винить тебя в этом, дружище. Моя жена Касси всегда говорит, что ненавидит разговаривать с копами. Шеф, почему бы нам всем не залезть в вашу машину и не перебраться на холм?