– По крайней мере, я видел настоящего единорога. А ты? Эмили снова попыталась сглотнуть. – Я правда не помню. – Ничего? – Нардо задал вопрос во второй раз. – Что, даже как добиралась? – Да, – призналась Эмили. – Я помню, как подошла к твоей входной двери. Как приняла кислоту, которую мне дал Клэй. А следующее, что я помню, – как мистер Векслер везет меня домой. – Это да, – Нардо закатил глаза. – Эту часть я помню. Ты из-за чего-то впала в истерику. Я не мог отвезти тебя домой. Я едва видел собственные руки. Блейк был весь в моче. Мне пришлось подкупить этого старого козла остатками нашей кислоты, чтобы он забрал тебя. Эмили вслушивалась в его голос. Нардо словно проговаривал заученный текст, и из его речи пропала все желчь, которая обычно пропитывала ее насквозь. – А что насчет Клэя? Нардо пожал одним плечом: – Откуда я на хрен знаю. Ты орала на него по поводу чего-то. Потом побежала в дом. Ты и правда была не в себе. Я боялся, что ты разобьешь мамин дорогой фарфор. И ты как-то не на шутку увлеклась папиным скотчем. Они бы взбесились, если бы вернулись домой и увидели это. Эмили никогда не видела, чтобы родители Нардо хоть из-за чего-то бесились. – Ну, по крайней мере, это не Дин тебя обрюхатил. У него яйца поджарились еще в детстве. Он не смог бы сделать ребенка, даже если бы захотел. Эмили уставилась на свои руки. Это была не та информация, которой Дин Векслер стал бы делиться со всеми подряд. То есть он уже говорил с Нардо. – А ты… – Нардо бросил книгу обратно на пол. – Ты думаешь, это мог быть Клэй? – Я… – Эмили замолчала. Она мысленно просмотрела список вопросов, которые задал ей Нардо. Он играл с ней в Коломбо. Не хватало только еще кое-чего. Она прочистила горло, надеясь справиться с дрожью в голосе. Это были не только Дин и Нардо. Они разработали стратегию вместе – Блейк, Рики, Клэй, Нардо и Дин. Все были в этом замешаны. И все сошлись на том, что Нардо – лучший кандидат, чтобы закрыть этот вопрос. Она спросила: – А ты не думаешь, что это Клэй? – Как тебе сказать… – Нардо пожал плечами. – Не хочу ранить твои чувства, старушка, но Клэй ясно дал понять, что не видит тебя в этом смысле. Под кислотой ты не делаешь того, чего не стал бы делать трезвым. И, если честно, у него есть предложения получше, правда? Зачем ловить рыбешку в мелком пруду? Эмили снова уставилась на руки. – Ну же, старушка, ты ведь не хочешь выдавать желаемое за действительное, правда? – Нардо ждал, пока она поднимет глаза. – Такое обвинение может сломать Клэю жизнь. И вот опять они водят хоровод вокруг Клэя. Эмили стало искренне интересно, почему никто не проявил никакого беспокойства по поводу того, что ее жизнь разрушена? Даже Рики зациклилась только на мальчиках – что беременность Эмили сотворит с ними, как она может разрушить их жизнь. – Тебе нужно быть осторожной, – сказал Нардо. – Ты сама сказала, что не знаешь, кто это сделал. Может, это произошло даже не в ту ночь. Ну правда, кто знает? У тебя же есть много друзей кроме клики, все твои практикумы, дебаты и прочее. Она позаимствовала реплику Блейка: – Я бы запомнила, где побывала моя вагина, Нардо. Я довольно сильно к ней привязана. Он не на шутку удивился, услышав от нее такую скабрезность. Эмили решила говорить с ним прямо. – Ты утверждаешь, что был в ванной с Блейком. Мистер Векслер стерилен. Кто еще это мог быть? – Что насчет Сыра? Она впервые за последние несколько дней по-настоящему рассмеялась. – Ты же не серьезно! – Конечно, серьезно. – Его там даже не было. – Он стоял прямо перед тобой, когда ты вошла в дом, – возразил ей Нардо. – Господи, Эмили. Кто, по-твоему, продал нам кислоту? 7 За Рики Фонтейн закрылась входная дверь. Добраться до прачечной в гараже можно было только по лестнице снаружи. Сандалии Рики шлепали по бетонным ступенькам, пока она шла зигзагами, чтобы достать полотенца из сушилки. То дерьмо, которое сейчас происходит на ферме, – это то же дерьмо, которое произошло с Эмили Вон сорок лет назад. Финальная фраза была очень эффектной, но при ближайшем рассмотрении она не выдерживала никакой критики. Эмили Вон не морила себя голодом до смерти. В ночь нападения она была на седьмом месяце беременности. Согласно показаниям свидетелей, на ней было бирюзовое или сине-зеленое платье, а не желтая сорочка. И волосы до плеч, уложенные с помощью литров лака, а не длинные до пояса. Да, она была босая, но, вероятно, из-за своих южных корней Андреа полагала, что все на фермах бегают босиком. Так чем одно было похоже на другое? Андреа мысленно вернулась к началу разговора. Именно Рики сказала Байблу, что на ферме нашли тело женщины. Но когда в ее дверь спустя четыре часа постучал маршал США, все, о чем она хотела говорить, была Эмили Вон. То же самое было с Векслером в его пикапе, но он был таким очевидным уродом, что Андреа видела его насквозь. – Черт, – пробормотала Андреа. Она подошла к двери с москитной сеткой. Рики уже дошла до первого пролета. Байбл все еще сидел в своем внедорожнике. Андреа нашла его номер в телефоне. Он ответил после первого гудка: – Да? – Предупредите меня, когда она будет возвращаться. – Будет сделано. Андреа сунула телефон обратно в карман. Ее нервы были натянуты как струны. Рики пригласила ее в свой дом, то есть дала согласие на ее присутствие здесь и отказалась от своих прав, данных четвертой поправкой. Дом был в ее распоряжении. Телефон вновь покинул карман, когда Андреа подошла к придвижному столику. Она сфотографировала все снимки в рамках. Потом опустилась на колени и взяла выпускной альбом старшей школы Лонгбилл-Бич 1981–1982 гг. При печати первые несколько страниц альбома оставили пустыми, чтобы одноклассники могли расписаться друг у друга. У Рики было не очень много друзей, но Андреа сделала снимки подписей и коротких заметок. Часто попадалась аббревиатура БНС – это означало «Будем на связи» – и несколько призывов «Вперед, Лонгбиллс!». Она взглянула на закрытые ящики. Ее сердце тикало, как секундомер. Полномочия Андреа ограничивались тем, на что разумный человек посчитал бы уместным согласиться. Сочла бы Рики разумным, что Андреа роется в ящиках, рядом с которыми они только что стояли? Рики свободно говорила об их компании, о фото, об Эмили Вон, о своем брате. Это было сомнительное, но все же оправдание. Чтобы открыть левый ящик, пришлось попотеть. Андреа нашла только обрывки бумаг, старые счета, фотографию Рики и Блейка, задувающих свечи на торте, и еще одну – Клэя и Нардо за стойкой дайнера. Андреа задокументировала все, что могла. Она проверила время на телефоне. Она понятия не имела, когда Рики спустилась вниз, но потребуется не слишком много времени, чтобы разгрузить сушилку, положить в нее новую партию мокрых полотенец, заполнить стиральную машину и подняться наверх. У Андреа вспотели ладони, когда она рывком открыла правый ящик. Еще воспоминания. Несколько свадебных снимков с молодыми Рики и Нардо. Серебристая зажигалка «Зиппо» с инициалами «ЭАБ» сбоку. Свидетельство о смерти Эрика Алана Блейкли в Нью-Мексико. Страховка на случай смерти Эла Блейкли. Счет на 200 долларов от похоронного бюро Лонгбилл-Бич с надписью «прах» в описании услуг. Счет из «Вечерних костюмов Мэгги» с потускневшей красной подписью «ОПЛАЧЕНО» и подписью клерка. Андреа запустила руку поглубже в ящик и нащупала металлическую коробку размером чуть больше ее ладони. Она вытащила ее. Андреа понятия не имела, на что смотрит. Металлический ящичек примерно 4 на 6 дюймов был выкрашен дешевой коричневой краской. Она подумала, что, может быть, в ней хранили небольшие сигары, но на крышке было вырезано небольшое окошко, похожее на шкалу термометра. Вместо чисел внутри были пары букв на белом фоне. Серебристая стрелка скользила вверх и вниз вдоль окошка. Андреа все еще была в недоумении. Она покрутила коробку в руках в поисках замочка, кнопки, логотипа или хотя бы серийного номера. У нее зазвонил телефон. – Поднимается по лестнице, – сказал Байбл. – Черт! – Андреа быстро сделала фото с трех разных углов, прежде чем бросить коробку обратно в ящик. Задвигать его пришлось бедром. А потом она пробежала через комнату, чтобы встретить Рики у входной двери. – Давайте помогу, – Андреа предложила взять корзину, но Рики отстранилась. – Все в порядке, милая. – Она снова двигала челюстями, пережевывая очередную жвачку. Ее поведение изменилось. Андреа подумала, что она, наверное, позвонила кому-то в гараже или просто поняла, что сказала слишком много. – Извини, я вынуждена попросить тебя уйти. Я и так опаздываю на работу. Андреа не собиралась уходить. – То, что вы сказали про ферму… Что произошедшее с Эмили происходит там и сейчас. Что вы имели в виду? – Ой, я не знаю. – Рики свалила полотенца на диван и, в унисон с хлопками лопнувшей жвачки и звоном своих браслетов, начала их складывать. – Если честно, вы застали меня не в самое удачное время. Очевидно, что я не выношу Дина и Нардо. Меня нельзя назвать надежным свидетелем, особенно с учетом судебного запрета. Андреа наблюдала за ее стремительными отточенными движениями. Рики говорила быстрее, чем раньше. Может, она никому и не звонила. Может, те две таблетки, которые она проглотила на кухне, наконец подействовали. – Я хотела бы быть полезной. – Рики выдернула из кучи очередное полотенце и сложила его втрое. – То, что вы сказали про Эстер, – это правильно. Она заслуживает покоя. Я могу сказать вам только то, что сказала Бобу Стилтону сорок лет назад. Я видела Клэя в спортзале, он почти всю ночь танцевал с какой-то чирлидершей. Теперь я даже ее имени не вспомню.